Железный замок

Обожжённый наёмник остановился, зарычал и пнул попавшую под ногу стеклянную банку. Она покатилась по земле, поднимая облачка жёлтой пыли и разбилась о фундамент дома.

— Молодец! — похвалил он Табаса и быстро осмотрел двор, в котором они очутились. Позиция была неудобной — открытое пространство, спрятаться практически негде: ржавая тачка, покосившиеся качели, трухлявые доски и залежи стеклянных банок не в счёт. Дом подходил для этой цели куда лучше — деревянный, с чердаком-мансардой и множеством окон. Голоса преследователей приближались, Табас уже различал своеобразный выговор пустынных жителей, надо было что-то решать.

Ибар колебался, теряя время, и Табас мог его понять: остаться на одном месте было равносильно самоубийству, но и продолжать бежать туда, куда их загоняли, было не лучшим решением.

— Ты! — спустя три бесценные секунды, наёмник ткнул пальцем в Нема, уже начавшего бледнеть. Его белые брюки покраснели, с них ручьём стекала и капала кровь. Улыбчивый здоровяк весь будто съежился, стал меньше и Табас понял, что он уже не жилец. — Обороняй дом. Отвлекай на себя внимание. Шуми побольше. А мы их с фланга и тыла вынесем!

— Сука ты, — выплюнул Нем. — Это за косяки те, да?.. Из-за них ты меня вперёд посылал? Гондон перебинтованный! Из-за тебя я…

— Заткнись и топай! Из-за тебя вся группа ляжет! — Ибар достал из медицинского подсумка жгут и перевязочный пакет, вложил в ладонь Нему. — Сам перевязку сделаешь, не маленький. Давай, будь мужиком. Всё равно тебе конец, а остальных спасать надо! Хочешь — не хочешь, а пять минут продержись, понял? Иначе я тебя на том свете найду!

— Пошёл ты на хуй! — сверкнул глазами бледнеющий на глазах здоровяк. Две секунды промедления, заполненных молчанием отряда, ружейными выстрелами и криками дикарей. — Дайте мне пистолет. И гранаты. — Нем сгорбился на руках товарищей. Смирился со своей участью.

— Хутта!

Рябой боец дёрнулся и достал из-под брони пистолет, весь в мокрых разводах от пота.

— Тебя занести в дом? — любезно поинтересовался Ибар, отдавший Нему две свои гранаты.

— Соси, — огрызнулся Нем. — Сам дойду! Мне яйца отстрелили, а не ноги!

— Дело твоё, — пожал плечами Ибар. — Отпускайте его. И побежали. Надеюсь, ещё увидимся.

— Увижу тебя — пулю в башку пущу, — пообещал здоровяк, что стоял, шатаясь, уже без посторонней помощи. — Айтер! — он посмотрел на нанимателя, — ты знаешь, о чём я тебя попрошу.

— Знаю, — короткий кивок головы был ему ответом. — Я позабочусь о них.

— Бегом! — скомандовал Ибар и отряд, сбросив на землю рюкзаки, рванулся вперёд со всей возможной скоростью. Табас, оглянувшись, увидел, как Нем в окровавленных брюках нетвёрдым шагом бредёт к дому, распечатывая зубами перевязочный пакет. Топот ног по сухим дворам — жилым ли, заброшенным — не было времени разбираться. Табас тяжело дышал, даже несмотря на то, что сбросил рюкзак, к тому же его снова начало лихорадить и заложило нос.

Он негромко ругался прямо на ходу, матеря всех и вся.

— Что такое? — спросил Ибар после очередного трёхэтажного загиба.

— Кажется, опять.

— Ломает? — перекошенное от длительного бега лицо Ибара маячило совсем рядом, Табас чуял его несвежее дыхание.

— Да! — выдохнул он, чувствуя, как в глазах темнеет.

— Блядь! Ну только не это!.. — оскалился наёмник. — Сраная экспедиция! Всё через жопу!.. — он замедлился и пошарил по карманам. — На! Держи! — он протянул ему смятую засаленную сигаретную пачку.

Табас сперва не понял в чём дело, но, заглянув внутрь, увидел несколько бурых комочков, похожих на ириски, которые поваляли в траве. На короткий миг убеждения боролись с плохим самочувствием, но в итоге Табас всё-таки достал глубоко омерзительный ему комочек дикарской наркотической жвачки и закинул в рот.

— Сюда давай! — Ибар отобрал пачку и снова спрятал.

Жевать на бегу было не очень удобно, вкус оказался отвратительно горьким, да и запах не лучше: дикарская наркота отдавала каким-то дерьмом. Но очень быстро полегчало. Буквально за полминуты нос прошёл и стало ощутимо легче. Лихорадка прекратилась, мозг заработал, вот только тело стало каким-то ватным — Табас больше не чувствовал при движении боль в груди от ушиба.

Со стороны дома, в котором отряд оставил раненого Нема, прогремела длинная автоматная очередь.

Ибар повернулся, сплюнул на землю вязкую слюну и махнул рукой, указывая направление:

— Пошли, пошли! Не стоим!

Табас мчался, слыша за спиной, как к автоматному соло присоединяются хлопки гранат и грохот ружейных выстрелов. Люди торопились, бежали через «не могу», задействовав все мыслимые внутренние резервы — неизвестно, на какое время хватит сил у обескровленного здоровяка.

Каждая секунда была на счету, нужно было использовать его жизнь как можно более эффективно — успеть дорваться до дикарей, пока они не сообразили, что воюют против одного человека, и не развернулись, прикрывая фланги и тыл.

Отряд пропылил по узкой улочке между двумя рядами домов, часть которых, судя по занавескам и целым стёклам, точно была обитаема, простучали ботинками, поднимая пыль, по дороге, утрамбованной колёсами и выжженной солнцем до состояния камня.

Звуки боя становились всё громче, и Ибар знаками приказал рассредоточиться.

Положение противника удалось вычислить не легко, а очень легко. Дикари горланили угрозы в адрес гвардейцев и стреляли куда угодно, только не в дом.

— Выходите, крысы!

— Сдавайтесь! Именем Дома Шекспир! — голосили они тонкими голосами.

Вопреки ожиданиям, Табас увидел не здоровых мужиков, которых привык отстреливать во время службы в Вольном легионе: через дыру в заборе он смотрел на детей, совсем маленьких — самому старшему от силы четырнадцать.

— Чёрт, тут взрослых совсем что ли не осталось? — прошипел Айтер, присевший рядом на колено.

— Нет никого. Воюют, — ответил ему Ибар.

— Где воюют-то? Не было же никакого фронта! Ни выстрелов, ничего! — пробасил Прут.

— Кажется, я знаю, — торопливо прошептал наниматель, вытирая пыль со лба. — Мы вышли прямо к дикарям и это значит только одно. Южного фронта больше нет. Тут должна была быть целая армия, а нет ни одного гвардейца. Ибар! — наёмник покосился на Айтера. — Ты рассказывал, что ваш фронт просто бросили, и я теперь вижу почему: похоже, Адмет собираются мириться с дикарями. Забавно, правда? Точно так же, как когда-то Шекспир помирился с теми, кто напал на них, для того, чтобы вместе навалять Адмет. Опять история повто…