Железный замок

— Вот же… — Табас сделал шаг вперёд. Было трудно подобрать по-настоящему грязное ругательство, поэтому он путался в словах и только начинал предложения, — Вы… Ах, вы… Ответите. За всё ответите. — Громко шипел он.

— Тише ты! — тут же нахмурился усатый. — Разговорился он. Перед тобой, что ли, отвечать? Ты не знаешь, что тут было и что с нашими делали, кто отказывался стрелять!.. Выпусти! — уже не попросил, а потребовал он. — Выпусти, тогда и ответим за всё. Но не перед тобой, сопляком, а перед трибуналом ответим!

— Ах ты гниль, — на глаза Табаса словно упала красная пелена. Подумать только, этот кусок дерьма, своими руками перебивший тысячи соотечественников, разгромивший линию обороны и обрекший на разграбление десятки городов и деревень, ещё смеет оскорблять и что-то требовать.

— Да я!.. — ладонь сама собой нащупала автомат, но Ибар вовремя остановил напарника.

— Остынь, — прошептал он и повернулся к пленным солдатам Первого Артиллерийского. — Никто вас выпускать не будет. Пусть ваши новые друзья вам трибунал устраивают, если ещё помнят это слово.

— Если не выпустишь, — нагло сказал усатый, — то и сам живой не уйдёшь. Мы тут сейчас с ребятами такой шум поднимем, все чумазые сбегутся. А нам за это даже послабление будет.

— Послабление? — переспросил Ибар и добавил презрительно. — Ну ты и сука… Какая же ты… Ар-р! — лицо наёмника перекосило. — Если ты издашь хоть один звук, падаль, — Ибар вплотную приблизился к окну, прорезанному в борту фуры, — то я найду способ тебя убить. Мучительно. Так что ты будешь сидеть молча и тихо, пока мы не свалим! — в голосе Ибара снова послышались рычаще-зверские нотки, внушавшие страх. Если бы наёмник говорил всё это Табасу, то он бы ни на миг не усомнился в правдивости этих угроз.

Ибар отошёл назад, подхватил почти полную канистру и, не спуская глаз с усача, который молчал, словно загипнотизированный, сделал несколько шагов назад. Топливо начало разливаться по песку большой тёмной лужей.

Табас уже развернулся и вместе с напарником потрусил к машине, как вдруг услышал из фуры крик и свист:

— Сюда! — кричал кто-то внутри тонким молодым голосом. — Сюда! Враги! Подъём!

Табас перевёл взгляд на лагерь и увидел в неровном свете костров, что лежавшие на песке комья спальных мешков зашевелились.

— Бегом! — прорычал Ибар и, бросив канистру, вприпрыжку помчался к пикапу, слыша, как за спиной к одному крикуну присоединяются остальные. Вскоре вопили все, и голоса в тихом предрассветном воздухе разносились далеко, так что угроза усатого артиллериста приманить сюда всех окрестных дикарей была вполне выполнима.

— За руль! — рявкнул наёмник, запрыгивая в кузов.

Табас уселся на место водителя, замечая, что лагерь потихоньку оживает: из палаток уже высунулись лохматые головы, другие дикари лихорадочно расстёгивали спальники и пытались выбраться наружу.

Пикап завёлся только с третьей попытки, заставив юношу понервничать и покрыться холодным потом, зато потом мощная машина, взревев двигателем, с пробуксовкой рванулась с места и понесла двух диверсантов прочь.

Табас решил проехать кратчайшим путём и помчался к трассе прямо через лагерь. В свете костров метались тени людей, слышались первые выстрелы — неприцельные, не наносившие никакого вреда.

— Ты что творишь? — заорал сидевший в кузове Ибар. — Угробить нас захотел? — он резанул по темноте длинной очередью, но попал или нет было непонятно, поскольку Табас, вцепившийся в руль так, что в нём, наверное, остались вмятины, смотрел только вперёд. Он на полном ходу проехал через костёр, рассыпавший вокруг сноп ярких искр, раздавил чью-то палатку, отозвавшуюся ужасающим воплем, на полном ходу, ощущая всем телом, как трясётся машина, миновал каменистый участок земли и в клубах поднятой пыли вырвался на трассу. Позади раздавались гортанные команды, трассирующие очереди взбивали фонтанчиками землю возле колёс машины и свистели над крышей. Ибар лязгал и гремел чем-то в кузове.

— Останови! — закричал он, когда Табас собрался снова вдавить педаль в пол и оставить лагерь дикарей за спиной, — Боком развернись и останови!

Табас выполнил команду, заложив вираж настолько резкий, что машина едва не перевернулась. Он подчинялся автоматически, хотя внутри сжимался от осознания того, что сейчас дикари добегут до своих машин и…

— Помогай! Живее! — как Ибар не выпал из кузова при таком крутом повороте осталось загадкой. Сзади по-прежнему доносился целый букет звуков, состоявший, в основном, из человеческих голосов, металлического лязга и автоматной трескотни.

Юноша выкатился из машины и тут же запрыгнул в кузов, где Ибар колдовал над ракетной установкой. У его ног лежал металлический цинковый ящик, заполненный обрезками труб с приваренными к ним грубыми стабилизаторами.

— Давай! — Ибар торопливо прикручивал взрыватели.

— Машины! — Табас из-за паники потерял способность связно выражаться. — Погоня!

— Шины порезал! — точно так же, дёргано и громко, отозвался Ибар и сунул ему в руки начинённую взрывчаткой трубку.

Начался новый день — светило поднималось над горизонтом, и первым, что оно увидело, стали два человека, судорожно собиравшие ракеты, и лагерь дикарей, со стороны которого к ним бежали тёмные полуголые фигуры с оружием. Пули пробарабанили по бортам пикапа, но наёмники не обращали на это никакого внимания, занятые заряжанием самодельной РСЗО.

— Отойди! — Ибар вытолкнул Табаса из кузова и тот рухнул на песок, ободрав ладони и приложившись ушибленной грудью. Юноша видел, как его напарник наводит ракетную установку на лагерь, практически прямой наводкой, фиксирует её двумя толстыми кусками металлической арматуры, спрыгивает на землю и бежит в сторону. В руках он держал какую-то белую тонкую пластину с кнопками, от которой тянулся длинный замызганный провод.

Ибар лёг на землю рядом с Табасом, крикнул ему «Закрой уши, открой рот!» и вдавил одну из клавиш.

От шипения, визга и рёва задрожала земля. В открытый рот Табаса тут же полетели песок и пыль, а барабанные перепонки едва не лопнули — не помогли даже ладони, которыми юноша закрыл себе уши. Волна обжигающего воздуха, вонявшего гарью, прокатилась по всему телу.

Залп продолжался всего десять секунд, но для Табаса, лежавшего в пыли и вопившего от ужаса, несмотря на полный рот песка, они показались вечностью. В голове звенело так, будто бил в колокола целый кафедральный собор и юноша не сразу понял, что шум прекратился. Ибар вскочил первым и хорошенько встряхнул напарника, который ничего не соображал.

Обожжённый сказал что-то короткое одними губами — наверное, выругался — и помог Табасу сесть. Мир вращался вокруг, юноша никак не мог сфокусировать взгляд на чём-то одном и пытался не проблеваться.

— …а-ай! — кричал Ибар, глядя на Табаса, не понимавшего, что вообще происходит вокруг него.

— Что? — спросил он, борясь с тошнотой, но снова не услышал ничего, кроме «а-ай!».

«Вставай», — догадался Табас и с помощью наёмника поднялся на ноги. Ибар указал пальцем на кабину и что-то прокричал, а сам полез обратно в кузов. Юноша на ватных ногах подошёл к кабине. На мгновение повернувшись в сторону лагеря дикарей, он увидел на его месте сплошную стену огня, объявшую чёрные остовы фур и дымящиеся воронки. Очередь, просвистевшая рядом с ухом салаги, нарисовала на водительской двери многоточие и разбила боковое стекло, а Табас, по-прежнему пребывавший словно где-то в ином мире, лишь прикрыл руками лицо от осколков, не задумываясь о том, что следующая пуля может попасть ему в голову.