Желтая долина, или Поющие в терновнике 4
Шрифт:
Немного помолчав, Лион задал еще один вопрос:
– Ну, с этим все более или менее понятно… А жертв действительно не будет?
О'Коннер отрицательно покачал головой.
– Нет.
– Тогда – какова же в этой, как вы выражаетесь, акции, моя роль?
– Оказать мне моральную поддержку… То есть, – добавил аббат, – роль чисто пассивная… Скажем так – доброжелательного наблюдателя…
– А-а-а, – протянул Лион, – ну, тогда мне все ясно.
И он замолчал, хотя ему так ничего и не было понятно – объяснения О'Коннера
В Лондон они прибыли, когда начало смеркаться. Попетляв по городу в поисках отеля, они остановили свой выбор на небольшой гостинице неподалеку от центра – цены были умеренными, комфорт – первоклассным, к тому же из окна открывался замечательный вид на историческую часть города.
– Ну, что, – предложил аббат, – теперь, я думаю, нам самое время поужинать…
Лион согласно кивнул.
– Да уж…
И они отправились вниз, в ресторан.
Точно сговорившись, О'Коннер и его спутник решили в этот вечер ни словом не обмолвиться о цели своего визита в столицу – по всей видимости, нервы и одного, и другого были настолько напряжены, что говорить о предстоящей «акции» просто не хотелось, чтобы не напоминать самим себе, что их ждет в недалеком будущем…
Заказав ужин, аббат с улыбкой взглянул на Лиона и поинтересовался:
– Вы давно не были в Лондоне?
Тот замялся.
– Ну, достаточно давно… Наверное, не меньше чем с полгода…
– А я – год или два… Честно говоря, даже и не помню точно… Хотя… – О'Коннер наморщил лоб, – погодите, погодите, сейчас скажу… Да, через несколько дней исполнится ровно год. Я так хорошо помню это, потому что последнее посещение Лондона было для меня весьма памятным.
Лион, желая хоть как-то поддержать разговор, осторожно переспросил:
– Памятным?
Коротко кивнув, О'Коннер ответил:
– Да.
– И чем же, если не секрет?
Аббат заулыбался.
– Вы ни за что не поверите… Во всяком случае люди, которые даже неплохо знают меня, такие как, например, мой племянник… – аббат сразу же осекся; наверняка, Крис бы не одобрил того, что он так смело распространяется о своих родственных связях.
– Да, так что же?
Немного помолчав, О'Коннер продолжил:
– Я только хочу сказать, что многие люди часто судят о других ошибочно.
– Согласен, – ответил Лион. – Но какое это имеет отношение к вам?
– Вот вы, мистер Хартгейм, вряд ли можете догадаться, какова же была причина моего последнего посещения этого славного города…
Тот заулыбался.
– Ну конечно же! Ведь вы говорите загадками, и даже не намекнете, в чем секрет.
Сделав простодушно-заговорщицкое лицо, аббат произнес:
– Ну, а что вы скажете, если я расскажу вам, что причиной моего последнего визита в этот город послужил… Допустив, боксерский поединок?
Мало кто мог предположить,
что у этого католического священника из маленького забытого Богом и людьми рыбацкого поселка Гленарма было увлечение, и даже не увлечение, а настоящая страсть: он был заядлым любителем бокса, кровавого и прекрасного вида спорта, и, пользуясь случаем, не пропускал ни одного поединка.Лион удивленно поднял брови.
– Боксерского поединка?
Тот кивнул.
– Ну да… Вас это удивляет?
– Признаться – очень удивляет.
– Почему же?
– Ну, ваш сан… И вообще, весь облик, – смущенно пробормотал Хартгейм.
– Вот я и говорю: люди часто судят о других ошибочно, только по первому представлению. А разве священник не может любить бокс? И вообще – спорт? Ведь Папа римский, насколько мне известно, обожает горные лыжи, а в Италии, в многочисленных монастырях, где мне приходилось бывать, монахи с удовольствием развлекают себя игрой в футбол. Господь наш дал нам наше тело не для того, чтобы мы развращали его, но для того, чтобы содержали в полном порядке, – наставительно изрек аббат.
Лион, очень удивленный неожиданным признанием своего знакомого, спросил с неподдельным интересом:
– Откуда в вас это?
– Наверное, любовь к боксу – врожденное качество тех, кто родился на Зеленом острове, – задумчиво произнес аббат, – любовь эта в крови у каждого ирландца. Так вот: почти год назад здесь, в Лондоне, состоялся замечательнейший поединок…
Изобразив на своем лице вежливый интерес, Хартгейм спросил:
– И кто же дрался? Кто и с кем?
Тем временем гарсон принес заказ и, принявшись за ужин, аббат начал свой рассказ…
«Ровно год назад в Лондоне, в одном из лучших спортивных залов, состоялся один знаменательный поединок. Замечателен он был прежде всего тем, что дрались два прославленных боксера – наш, ирландец из Лондондерри Брайен Шоу и британский спортсмен Гарольд Бамстед.
Надо сказать, что Брайена почему-то опекал английский тренер – Джек Томпсон. Это был богатый человек, в прошлом – боксер-любитель, сколотивший приличное состояние на торговле недвижимостью и ушедший на покой, когда он всецело отдался боксу.
Брайен, мой знакомый, смелый и стойкий во всех отношениях человек, был известен как страшной силой своих ударов, так и привлекательным характером в частной жизни – я никогда не слышал об этом человеке ни одного дурного слова.
Он был очень способный, талантливый, и Томпсон, найдя его в достаточно бедственном положении, больным, полуголодным, взял под свою опеку, и даже пригласил в свою загородный дом, где в подвале был оборудован прекрасный тренажерный зал.
Внимание, которым Томпсон окружил Брайена, было поистине отеческим, если бы к нему не примешивался дальновидный расчет, основанный скорее на корысти и тщеславии, чем на благородстве.