Женщина в озере

– А Мюриэль Чесс?

– А почему я должен ею интересоваться?

Она тщательно погасила сигарету.

– Это ваше дело, – сказала она. – Но есть одна маленькая деталь, над которой вы, возможно, захотите поразмыслить. Если вам еще об этом неизвестно. Месяца полтора назад сюда приезжал один полицейский из Лос-Анджелеса по фамилии Де Сото. Здоровый парень со скверными манерами. Нам он не понравился, и мы ему ничего не сказали. Я имею в виду нашу редакцию.

Он показал нам фотографию и сказал, что он разыскивает некую Милдред Хэвиленд. Фото было чертовски похоже на Мюриэль Чесс. Прическа была изменена и форма бровей. Вы знаете, это может сильно изменить внешность женщины. И все же, я думаю, на фотографии была жена Билла.

Я побарабанил пальцами по приборному щитку и немного погодя спросил:

– И что вы ему сказали?

– Ничего мы ему не сказали. Во-первых, мы и сами не были уверены, во-вторых, нам не понравились его манеры и, в-третьих, даже если бы он со своими манерами нам и понравился бы, мы все равно не стали бы ее выдавать. Мы что, обязаны? Каждый человек в своей жизни совершает поступки, о которых потом сожалеет. Вот, посмотрите на меня. Я, например, была замужем за профессором древних языков из Редландского университета. – Она тихо засмеялась.

– Из этого вы могли бы сделать неплохую статью.

– Конечно. Но мы здесь стараемся быть не только репортерами, но и людьми.

– Скажите, этот полицейский – Де Сото, кажется? – встречался с Паттоном?

– Конечно! Джим ему тоже ничего не сказал.

– Он вам показывал свои документы?

Она попыталась вспомнить, потом тряхнула головой.

– Что-то я не помню, чтобы показывал. Мы ему поверили, когда с ним поговорили. Он вел себя как настоящий толстокожий полицейский из большого города.

– Может быть, именно поэтому он и не был им. А кто-нибудь рассказал Мюриэль про него?

Она помолчала, спокойно и неподвижно глядя через ветровое стекло. Потом повернула ко мне голову и кивнула.

– Да, я сама и рассказала. Считала, что это мой долг. Вы не согласны?

– И что она ответила?

– Ничего. Она как-то странно и смущенно засмеялась, словно ей рассказали скверный анекдот. Потом ушла. Но мне показалось, что в ее глазах был испуг. Ну? Вас по-прежнему не интересует Мюриэль Чесс, мистер Марлоу?

– А почему она должна меня интересовать? До сегодняшнего дня я о ней вовсе не слыхал. Честное слово. И имя Милдред Хэвиленд мне тоже ничего не говорит. Отвезти вас обратно в центр?

– Нет, спасибо. Я пройдусь пешком, здесь совсем недалеко. Большое вам спасибо. Я все-таки надеюсь, что у Билла не будет неприятностей. И так ему несладко.

Она вышла из машины. Потом вдруг обернулась ко мне и засмеялась.

– Говорят, что я – первоклассный парикмахер. Надеюсь, это правда.

Потому что репортер из меня никудышный. Доброй ночи!

Я пожелал ей доброй ночи, и она ушла. Я сидел и смотрел ей вслед, пока Вирджи Кеппель не дошла до главной улицы и не скрылась за углом. Тогда я вылез из машины и пошел к телефонной станции.

Глава 10

Ручная косуля с кожаным ошейником перешла мне дорогу. Я погладил ее грубую шерсть и вошел в здание телефонной станции. Маленькая телефонистка сидела за столом и что-то писала. Она соединила меня с Беверли Хиллс и наменяла мне монет для автомата.

– Надеюсь, вам понравится у нас, – сказала она. – Здесь так тихо, спокойно.

Переговорные будки находились во дворе, у внешней стены здания. Я вошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь. За девяносто центов я мог пять минут говорить с Деррисом Кингсли. Он был дома, и соединили нас быстро, но слышимость была плохой.

– Нашли вы что-нибудь? – спросил он меня голосом, в котором ясно прослушивались три порции виски с содовой. Тон у него опять был начальственный и хамский.

– Нашел, пожалуй, даже слишком много. Только не то, что мы ищем. Вы один?

– Какое это имеет отношение к делу?

– Для меня – никакого. Но я-то знаю, что собираюсь вам сообщить, а вы – нет.

– Ладно, выкладывайте, что бы там ни было!

– У меня была долгая беседа с Биллом Чессом. Он одинок. Месяц назад у него была ссора с женой, и она его покинула. Несколько дней он шлялся где-то и пьянствовал, а когда вернулся, – ее уже не было. Она оставила записку, написала, что лучше умереть, чем жить с ним дальше.

– Боюсь, что Билл слишком много пьет, – сказал голос Кингсли издалека.

– Когда Чесс вернулся, обеих женщин уже не было. Куда поехала миссис Кингсли – он понятия не имеет. В мае туда один раз приезжал Лэвери, но с тех пор не показывался. Впрочем, это он и сам мне говорил. Может он еще раз приезжал, когда Билл был пьян, но это ничем не подтверждается. Я уже было подумал, что миссис Кингсли и Мюриэль Чесс уехали вместе, хотя у Мюриэль имелась и своя машина. Кроме того, это предположение вообще не подтвердилось. По другой причине. Мюриэль Чесс не уезжала с озера Маленького фавна. Она осталась в вашем маленьком частном озере. И сегодня появилась на поверхности. Я при этом присутствовал.

– Боже милостивый! – Голос у Кингсли был испуганным. – Вы думаете, он ее утопил?

– Все может быть. Она оставила записку, которая позволяет предполагать самоубийство. Но эту записку можно понять и иначе. Труп находился под досками старого настила, под пристанью. Билл его первый заметил, когда мы с ним стояли на пристани и смотрели в воду. Он сам вытащил труп. Сейчас Билла арестовали. Бедняга перенес сильное потрясение.

– Боже милостивый! – повторил Кингсли. – Ничего удивительного! Как вам кажется, он... – Внезапно голос пропал. Вмешалась телефонистка и потребовала еще сорок пять центов. Я бросил монеты в щель, и слышимость возобновилась.

– Что он? – спросил я.

Вдруг голос Кингсли зазвучал так ясно, словно он находился рядом.

– Он ее убил?

Я сказал:

– Возможно. Джиму Паттону, здешнему шерифу, не нравится, что записка не датирована. Дело в том, что Мюриэль уже уходила от Билла как-то раньше, из-за другой женщины. Вот Паттон и подозревает, что записка сохранилась еще с того раза. Так или иначе, Билла отвезли на допрос, а труп отправили на вскрытие.

– А что думаете вы? – спросил Кингсли медленно.