Жертва

— Не понимаю, — прошептал Алкадий.

— И не надо, — холодно прохрипел Элизар. Резким движением вождь сел, вогнав в себя клинок еще глубже, и засмеялся, булькая кровью.

Рэми закричал от ужаса. Он порывался встать, но дрожащий голос принца пригвоздил его к полу:

— Приказываю! Не вмешивайся!

— Мир… но… — не выдержал седовласый телохранитель. — Он же умрет…

— Он хочет умереть, разве ты не видишь?

Рэн вот видел. Он все так же стоял у прорехи в грани и звал к себе рвущуюся из тела душу Элизара. К чему продлевать страдания, если смерть вождя уже неизбежна… если грань ждет и благословенная тьма сгущается, обещая покой.

— Ты меня убил… — засмеялся последним усилием воли Элизар. — Теперь в тебе два духа… И их борьба раздерет тебя на части.

Рука вождя отпустила клинок и безвольно упала на грудь. Над его телом поднялось серебристое, рассеивающее темноту облачко, быстро сформировавшееся в потерявшуюся в темноте человеческую фигуру.

— Иди ко мне, — позвал Рэн, чувствуя, как по щекам его бегут жаркие слезы. — Иди ко мне, мой вождь…

Грань сомкнулась, узор нитей вновь стал густым и монолитным. Рэн медленно сполз по колонне, спрятав в ладонях залитое слезами лицо. Богиня… что он натворил? А тронном зале было так тихо… тихо.

***

Дядя посмотрел вдруг на Рэми, улыбнулся грустно, будто извиняясь, и упал на темный пол перед ошеломленным Алкадием. Это невозможно! Это не может быть правдой, боги, скажите, что это неправда!

Рэми в отчаянии рванулся с места, но где там! Связывающие с Миром узы вновь напряглись до предела, разорвали уставшую душу в клочья. Боль, лишающая разума, вернула послушание, и Рэми вновь опустился на ступеньки трона, уже не пытаясь сдержать стекающих за воротник слез бессилия.

Аши… Аши был рядом, обнимал крыльями, шептал, что так, наверное, должно было быть. Что дядя пожертвовал собой, чтобы вновь не уйти по дороге безумия, но Рэми отказывался слушать.

Ничего нельзя изменить. Боги, ничего! Дядя мертв, и Мир, друг, соратник, дал ему умереть.

— Как ты мог! — взмолился Рэми, сам не зная кого упрекая. Дядю? Мираниса? Всех их, смотрящих на происходящее и ничего не делающих? Кто виноват… кого винить? Мстить кому?

Шёпот Рэми был единственным звуком в застывшей в безмолвии зале. И он, казалось, разбудил телохранителей.

— Теперь мы, — резко ответил Вирес. — Даар, Лерин, держите щит над вождем, наследником и повелителем. Этого оставьте нам.

Рэми не успел даже понять, кого это учитель назвал вождем, как Алкадий вдруг засмеялся:

— Вы так ничего и не поняли? Вы думаете, я пришел сюда вас убивать? Нет.

Телохранители бросились на Алкадия, и остановились, врезавшись в щит. Алкадий не рвался в драку. Он стоял за щитом и смотрел куда-то за спину Рэми, и от этого взгляда по позвоночнику пробежал неприятный холодок. Что-то было не так. Боги, что-то было очень не так!

— Долго ты еще будешь спать? — прошипел Алкадий. — Наш приятель хочет власти… он раздирает мое тело… я не выдерживаю. Долго ты еще будешь тянуть время и играться!!!

— Отец! — простонал за спиной Рэми Миранис.

Рэми дернулся, и с удивлением понял, что якобы охваченный болью принц и не думал его отпускать, что узы, связывающие по рукам и ногам все еще сильны…

Не веря своим глазам, да и бьющейся в душе тревоге, Рэми последним усилием воли медленно обернулся и успел заметить, как повелитель бросился к наследнику, обнимая Мираниса за плечи.

— Да ты весь горишь! — прохрипел Деммид и повернулся к Алкадию. — Что ты сделал с моим сыном, отродье!

— Нет… — выдохнул Рэми. — Не делай этого…

На губах Алкадия появилась торжествующая улыбка. Рука Мираниса неуловимым взгляду движением скользнула за пояс и обнажила тонкий клинок кинжала.

— Миранис, мальчик мой! — шептал повелитель…

— А мне уже гораздо лучше, отец, — неожиданно холодно усмехнулся наследник и вонзил в спину Деммида острое жало родового оружия.

Не удовлетворившись результатом, Мир сомкнул пальцы на рукояти кинжала покрепче. Безумно улыбаясь, он вырвал клинок из тела отца и, окатив все вокруг красными брызгами, всадил кинжал в спину Деммида еще раз. И еще! И еще! Задыхаясь безумным смехом.

— Знаешь, как меня обезвредить, да? — прошептал вдруг Миранис. — Ну так покажи…

Рэми дышать забыл. Телохранители Деммида молча опустились на колени и склонили перед умершим повелителем головы. Они будто ушли из этого мира, ушли в один миг, вместе с носителем Нэске, и синий огонь уже пробивался через их одежду, укутывая в призрачное пламя. И через их немую скорбь, через густое, как масло, неверие, прорвался безумно-счастливый хохот Алкадия:

— Наконец-то ты проснулся, брат!

Миранис оттолкнул от себя бездыханное тело отца и торжественно уселся на его трон, свободно откинувшись на высокую спинку и закинув ногу за ногу.

— Теперь я — повелитель! — усмехнулся он. — Какое счастье. Я. Наконец-то. Свободен! И сила Нэскэ будет принадлежать мне!

Он вмазал ногой по набравшейся из-под тела отца луже, окатив Рэми градом густых, еще теплых капель. Чувствуя, как медленно стекает по щеке кровь повелителя, Рэми сдержал рвущийся наружу позыв рвоты.

Он старался не смотреть на объятых огнем телохранителей Деммида. Теперь он видел только Мираниса. Его холодный, незнакомый взгляд, презрительное выражение на его лице, кончик его сапога, толкающий в плечо тело отца.

— Куда претесь? — усмехнулся Миранис, когда Лерин, Кадм и Тисмен рванули к нему. — Вами я займусь позднее. Теперь мне надо разобраться с моим самым юным и самым любимым телохранителем. Правда, Рэми?

Опустился над ними щит, закрывая от всего мира, и крики телохранителей, столь громкие мгновение назад, вдруг стихли. Мир явно не хотел, чтобы их тревожили. Краем глаза Рэми видел, как заклинания Лерина раз за разом били в щит и разбивались разноцветными искрами о магическую преграду, чувствовал, как помогала заклинателю магия Тисмена, но знал, что это бесполезно. Миранис слишком силен. Боги, скажите, как? Почему?

— Пока еще рановато выяснять с вами отношения, друзья мои, — задумчиво сказал Мир. — Мне надо уладить еще одно дельце… не так ли, вождь доблестной Виссавии?

Рэми понятия не имел, чего именно хотел от него этот, внезапно изменившийся Миранис. Принц продолжал удерживать его на месте, и даже Аши, трепыхавшийся отчаянно где-то в глубине души, теперь не мог помочь своему носителю. Да и никто не мог.

— Я рад, что ты вспомнил, — подошел к трону Алкадий.

— Я никогда ничего не забываю, ты же знаешь, — ответил Миранис. — Ты можешь говорить, Рэми… начать взывать к моему рассудку. Говорят, ты можешь убедить любого. Ну так покажи свое хваленное искусство, целитель судеб!