Жертва

Дверь почему-то не хотела открываться. Раздался сзади тихий смешок, рука в синей перчатке уверенно легла на ручку рядом с ладонью Ларса, почти касаясь ее пальцами, нажала, легко потянула створку на себя. И дверь, повинуясь, отворилась.

Ларса почему-то пробила дрожь. Наследник точно слеп? Тогда почему так уверен? Почему в его движениях ничего лишнего, а слова все так же остры и правильны? И Ларс уже не знал, радоваться этому или все же опасаться… сильные духом и срываются так, что небесам тошно.

За дверью – знакомая клетка-комната. Плотно задернутые шторы, мерцающий неровно огонек в зеленом светильнике, стол у окна и узкая кровать у противоположной от двери стены. На кровати – неподвижное, тщательно зафиксированное широкими ремнями тело.

– Я предупреждал, что зрелище не будет приятным, – сказал Ларс.

– Для меня сейчас любое зрелище одинаково неприятно, – ответил Нериан. – Потому что я его не вижу.

– Прости, наследник, не хотел тебя обидеть.

– Думаешь, меня способна обидеть подобная мелочь?

Голос был холодным, но таящим в себе бурлящую силу, как вода в горной речке. И Ларс вновь сглотнул, понимая, что впервые не знает, ни что сказать, ни что сделать. Он не понимал наследника. И это был первый человек, которого он хотел всей душой понять, а не мог.

Лежавшая на кровати женщина рванулась в ремнях. На ее высохшей шее проступили жилы, тонкие губы растянулись в безумной улыбке. Она засмеялась, страшно, бесшумно, запрокинув голову и одарила стоявших за спиной Ларса сыновей отчаянным, полным мольбы взглядом:

– Дай мне умереть… прошу…

Деран судорожно вздохнул. Выразительные глаза Рэна вдруг потеплели сочувствием. Наверное, хранитель смерти хочет «помочь» матери, наверное, с радостью проводил бы ее за грань, а не мучил… но только боги решают, когда человеку уйти. И целители будут бороться за Ериану до последнего.

– Что ты мне хотел сказать? – тихо спросил Нериан, делая шаг к кровати.

– Ты обвинял старшего целителя в том, что мы не всем помогаем. Мы хотели объяснить… – губы выдавливали заранее подготовленные слова, но голос дрожал.

Впервые в жизни Ларс говорил, а его, казалось, и не слушали – наследник подошел к кровати и присев на корточки в ее головах, пропустил седые волосы больной через пальцы, все так же задумчиво улыбаясь. Ериана перестала смеяться, вдруг застыла, и безумные глаза ее потеплели от невесть откуда взявшегося счастья. Так легко… одно прикосновение и нет боли? Ларс смотрел и глазам не мог поверить. Рэн, судя по его лицу – тоже.

– Продолжай, – приказал наследник. – Я слушаю.

– Тебе ведь не нужны глаза, чтобы увидеть, что происходит с матерью твоих друзей? – тщательно продуманные слова, в которых нет смысла. Ларс видел, что нет, но все равно продолжал говорить. – Ты ведь способен ощутить ее страдания? Страдания целительницы, которая помогла нечистому…

– Вы не помогаете тем, кого считаете недостойными, потому что боитесь сами запачкаться? – ровным тоном спросил наследник.

Ларс опешил. Такого вопроса он не ожидал. Вернее, так поставленного вопроса.

– Это не совсем так… – выдавил он. – Потому что… мы не можем помочь…

– Или потому что не умеете помогать?

– Наследник… – почувствовал себя задетым Ларс, – мы поколениями выращивали опытных целителей. Наши хранители дара не покладая рук искали новые способы…

– А зачем?

– За каждое исцеление мы просим о молитве нашей богине, о благодарности. Виссавия живет этой благодарностью, черпает из нее силу. Наши целители – наше самое большое сокровище. Именно они позволяют нам выживать.

– И, тем не менее, вы помогаете далеко не всем? – вмешался в разговор Рэн. – Много веков ищите и не можете найти выхода? Или просто вас и так все устраивает?

– Я не думаю, тебе лучше промолчать, – ответил Ларс, не понимая, как хранитель смерти вообще посмел отозваться.

– Я думаю, что услышал достаточно. От тебя, Ларс, – поднял на Ларса насмешливый взгляд мальчишка. – А теперь я хочу послушать тебя… Аши.

– Ну тогда слушай… Рэми.

Ларс внимательно пригляделся к Рэну и разозлился сам на себя, не понимая, как можно было быть столь слепым? Как можно было сквозь темную ауру хранителя смерти не различить рвущийся наружу чистый, белоснежный свет?

– Наследник… – прошептал он, падая на колени. – Прости…

– Теперь я говорю, – ответил Аши. – Говорю со своим носителем. Вы – молчите.

И Ларс не посмел ослушаться чужого бога.

***

– Почему ты не уйдешь домой? – в очередной раз спросила Виссавия и услышала тот же ответ:

– Потому что тут весело.

Брат соорудил себе ложе, удобное, с балдахинчиком, развалился на нем прямо возле трона, и в два горла хлестал и нахваливал эльзир. Будто вкуснее ничего раньше не пробовал. Виссавия слышала, как пытаются до них достучаться другие братья и сестры, вразумить своего высшего бога, но где там. Брат отдыхал. Обжирался сначала вином, потом эльзиром, и любовался, что там вытворяют смертные. А смертные… Виссавия вздохнула: ее любимый сын привел в святую обитель сразу двух чужаков. Высшего мага и Аши.

– Ты не любишь своего племянника? – пожал плечами Радон, нагло прочитав ее мысли.

– Я люблю Аши, но…

– Ну так и верь. Ничего он твоей обители не сделает. Наверное…

– Рад, будь серьезней…

– А зачем? Это не моя страна. Не мне за нее отвечать, так что тут я могу расслабиться… да, кстати, назад я твоего Рэми не хочу… больно хлопотно. Аши тоже пока можешь себе оставить. Так уж и быть, одолжу тебе своего сына.

Ну и что ты с ним будешь делать?

10. Рэми. Чужое тело

Почему Рэми столь упрям и почему так за них борется? Не за себя же, за Аши, за Мираниса, за других братьев и их носителей, борется себе во вред, потому и не подпускает к себе виссавийцев. И борьба эта не приятна, отнюдь. Ведь Рэми всего лишь человек, в то время, как они – полубоги, бессмертные. Сильнее, умнее, старше…

Будто ребенок борется за жизнь взрослого воина… а ведь не он в этом виноват – они сами. Допустили, что дошло до такого. До конфликта меж их носителями, темноты ритуальной башни, удерживающих цепей… до постыдного страха, что Эррэмиэль в один прекрасный день все же забудет… что его заставят забыть. И все начнется заново.