Жертва

А потом старик вдруг замолк. Тело его пошло дрожью, лицо скривилось в гримасе боли, и Алкадий в ужасе заглотнул соленой воды, впервые в жизни пожалев, что он не целитель...

«Помоги», – молил старик.

И Алкадий помог. Так, как сумел.

Он зарыл тело старика в иле, а потом долго сидел рядом, не в силах пошевелиться и поверить, что только что убил. Собственными руками. Из сострадания, но все же убил...

Очнулся он от прикосновения маленьких лапок к плечу... и, посмотрев на крошечного, с полпальца рачка, вдруг подумал: «Может, с ним я не буду одиноким?»

***

– Почему вы, виссавийцы, всегда стремитесь всех понять? – не выдержал Миранис. – Вот и Рэми... тоже всех понимает. Неужели это важно, почему кто-то поднял оружие? Он поднял... Значит, заслужил смерть.

– Алкадий не заслужил ее, – мягко поправил принца вождь и, когда Миранис открыл рот, чтобы ответить, быстро добавил:

– Смерть для него была бы милостыней, как и для меня. Но некоторые виды милостыни мы оказать не можем.

– Не понимаю... – вновь признался принц.

– Мне было всего семь лет, когда я нашел Алкадия на берегу, в тине, опутанного водорослями. Я был мал и глуп, хотя нет, сейчас я поступил бы так же... я помог ему встать и когда он пошатнулся, я чуть было не упал, оперся ногой о камень, наступив на сидящего на нем рачка. «Зря, – сказал тогда Алкадий, глядя на раздавленный панцирь. – Все это зря...»

Миранис посмотрел на сверкавшие за окном звезды и кисло улыбнулся.

***

Почему звезды всегда ему подмигивают? Издеваются? И почему воспоминания сегодня столь яркие, что не дают уснуть. Будто что-то или кто-то тревожит их, раскаленными клещами тянет из глубин памяти.

Семья вождя всегда была для Алкадия проклятием. Когда маленькая нога Элизара раздавила рачка, единственного друга, принесенного из далеких глубин моря, Алкадию показалось, что мир вокруг рухнул.

И в самом деле рухнул. В тот же день он впервые за долгое время встретил Идэлану, подружку Акима. Девочка внезапно расцвела, стала почти красивой: золотые волосы, столь редкие в Виссавии, гибкая, пленительная фигурка, ясная, сверкающая в лучах солнца улыбка целительницы.

Эта же улыбка резко погасла, когда девушка вырвалась из объятий Алкадия, как кнутом огрев единственным словом:

– Нет.

В тот же день Алкадий вновь научился ненавидеть. Он ненавидел ее золотые волосы, ее шаловливые, босые ножки, разбивавшие в сверкающие капельки ровную гладь озера. И ее смех, предназначенный другому.

В ту ночь Алкадий заснул мучимый жаждой, а когда проснулся, внутри плескалась ярко-зеленая, чистая сила виссавийки-целительницы. Он сполз с постели и его вывернуло наизнанку. Было противно, больно, и Алкадий выбежал из дома, метнулся к морю, к единственному другу, который мог бы помочь.

Но раньше, чем он добежал до кромки воды, он увидел в пенистых волнах гибкое тело и рухнул на влажный песок, охватив голову руками. Почему она пришла именно сейчас? Почему не пускает его к морю? К чему останавливает?

– Мне очень жаль, мой мальчик.

Ее голос был холоден, как и ее серебристое тело. Когда-то в детстве Алкадий мечтал увидеть эти бездонные глаза, это бледное лицо и зеленые, вьющиеся волосы. Выдохнуть это слово, что сейчас застыло на губах кровавой коркой. Мама!

– Прости... – сказала она. – Думала, тебе будет лучше среди людей... Мы холодные, а ты не такой. Ты теплый, нежный... Зачем? Зачем полез в запретные воды? Зачем убил изгнанного, зачем принял в себя духа-гралиона?

– О чем ты говоришь, мать? – тихо спросил Алкадий, с трудом улавливая смысл сказанных ею слов.

– Думаешь, мы просто так выгнали старого тритона? Думаешь, нам не было больно? Но зараженного духом-гралионом нельзя оставлять среди живых. Другого выхода не было, понимаешь?

– О каких духах ты говоришь, мать? – выдохнул Алкадий, подняв голову. – Не видишь, что я...

– Вижу. И что будет хуже – вижу. Девочку завтра найдут, и вождь тебя убьет, не так ли? Собственноручно, потому что никто другой в Виссавии убить не может. И он примет в себе духа. Они ведь так и переходят – от жертвы к убийце. Потому тритона никто не трогал... потому его оставили умирать в одиночестве.

– Почему одному...

– Потому что он начал бы убивать, чтобы заставить убить нас. Как начал убивать ты... как начнет убивать маленький сын вождя... задавивший зараженного молодым духом-гралионом рачка...

– Не будет этого, – прошипел Алкадий.

– Ты уже ничего не изменишь... Ты принес в свой мир заразу. Вождь идет...

– Не будет этого! – ответил Алкадий, бросаясь в ноги фигуре в белом. – Выслушай меня, мой вождь...

– Выслушаю, – неожиданно мягко сказал вождь и это было, пожалуй, в первый раз, когда Алкадий услышал его голос.

***

– Отец не убил тогда Алкадия вовсе не потому, что пожалел Акима, – сказал Элизар. – Так думали все, но мы в семье знали правду. После смерти Идэланы отец долго разговаривал с Алкадием наедине. Когда он вышел из зала совета, он подошел... ко мне. Взял за руку и провел в спальню. Я сел на кровать, он опустился передо мной на колени, взял мои ладони в свои и сказал:

– Мой бедный мальчик.

– Отец, ты... плачешь? – тогда я в первый и в последний раз увидел его слезы и больше удивился, чем испугался.

– Плачу от бессилия.

– Папа?

А потом он быстро, сбивчиво объяснил, а я в одно мгновение повзрослел. Еще тогда я узнал, что буду сходить с ума... буду искать своего убийцу, более сильного, чем я, буду подвластен чужому духу...

– И теперь он в тебе? – выдохнул Мир. – Поэтому ты сошел с ума? Ты пытался...

– …довести Рэми до сумасшествия и заставить себя убить. Но, на счастье, Виссавия гораздо мудрее нас всех. Она свела Рэми с целителем судеб, и Аши... на время утишил во мне духа. Но убить заразу не в силах даже твой телохранитель, потому мне лучше умереть сейчас. Слава богам, я умру в своем рассудке, а не с разумом глупого и честолюбивого гралиона. А теперь послушай меня, наследный принц Кассии… Я прошу тебя о помощи… я прошу помочь мне уйти, пока… пока не будет слишком поздно.

– Да, – тихо прошептал Миранис, чувствуя, как собственный страх перед смертью куда-то уходит. – Я сделаю все, о чем попросишь…

– И ты не уйдешь за грань один. Я буду тебя сопровождать… мой друг.

Миранис сглотнул, отводя взгляд. Друг? Пусть будет… друг.

***

– Мы нашли его, мой архан, – поклонился Миленар, но даже за плотно поставленными щитами чувствовалось его осуждение.

Лиранс и сам-то не сильно хотел прибегать к помощи виссавийца. Тем более, такого виссавийца: упыря и убийцы. Один из убитых в таверне был сыном его друга, но сейчас места для мести не было… позднее. Когда власть над Кассией будет в его руках. Вот тогда он позволит другу отомстить.