Жертва

— Думаю, нам будет достаточно года.

— Года? — воскликнул рыжеволосый. — Но как?

— Если мы все сделаем правильно, — поправился Арман. — Но над судьбой я не властен. Возможно, все пойдет не так, как мы задумали... и нам действительно понадобится больше времени.

— Не слишком ли многого ты просишь? Довериться тебе, даже не высшему магу?

— Не я прошу. Повелитель. Повелитель выбрал меня. Если у тебя есть другая кандидатура... вы, высшие, не обладаете на самом деле никакой властью, помимо власти повелителя. У вас есть свои дома и замки, но у вас нет главного — людей. Соединенных с вами узами рода. Вы за пределами любого рода и его власти. Это было вашей силой, а стало вашей слабостью. Вас некому защитить. За вас некому вступиться. У вас есть только вы... и я. Буду я, если вы осмелитесь мне поверить. Или повелителю, если вам так легче.

— Ты! — начал рыжеволосый и замолк, натолкнувшись на взгляд Мираниса.

— Мы можем закончить побыстрее? — протиснулся через толпу магов Илераз. — Мне надо вернуться к брату. У меня лично нет никаких причин не доверять Арману, так что и слушать эти баталии мне ни к чему. Арман, если я прямо сейчас дам тебе клятву, я могу уйти?

— Не можешь, — перебил его Арман. — Нам надо оговорить еще несколько важных вопросов. Твой брат сейчас под наблюдением Даара, он может подождать. Кто же не хочет быть со мной, кто мне не верит, можете идти сейчас. Дальше вы пойдете сами...

— Ты требуешь столь важного решения прямо сейчас? — не выдержал тот же рыжеволосый маг.

— А когда? — холодно ответил Арман. — Думаете, у нас есть время ждать, пока вы поразмыслите? Завтра с рассветом я покину замок повелителя и Кассию. До этого мне и моим людям надо многое сделать, так что не тратьте мое и свое время. У нас гражданская война, если вы не заметили! Теперь не время рассуждать и спорить, теперь время действовать! И если это я должен встать во главе Кассии, я не буду сидеть сложа руки и ждать у моря погоды!

— Ты слишком многое на себя берешь! — закричал неугомонный рыжеволосый. — Почему мы должны верить твоему слову?

— Моему слову вы тоже не верите? — спросил вдруг повелитель, окинув магов печальным взглядом. — Слову Нэскэ во мне? Арман это единственная возможность для вас выжить. Пожалуйста... я знаю, что прошу многого. Я просто не хочу, чтобы когда я уйду за грань, вы, мои братья и сестры, остались без защиты. Потому давайте забудем, что Арман всего лишь лариец. Оборотень и слабый маг. Давайте вспомним, что он сын моего лучшего друга Алана. Что он много лет тащил на своих плечах сильный род, и что этот род в него верит. Его люди за ним пойдут в огонь и в воду, потому что всегда чувствовали его защиту. А еще... Арман заинтересован, лично, в возрождении моего рода.

— Он может предать кого угодно, — продолжил Миранис, — но свою кровь он не предаст. Своего брата он защищал даже от меня и моего отца. От всего мира защитил бы, если бы это потребовалось. Если вы не верите Арману лишь потому, что он всего лишь глава северного рода, а верите моему отцу лишь потому, что в нем течет кровь повелителей Кассии, то держите!

Принц быстрым жестом выхватил кинжал из-за пояса и саданул себе по ладони. Арман и моргнуть не успел, как Миранис схватил его за запястье, разрезал кинжалом его ладонь, и смешал свою кровь с кровью Армана.

— Слабый маг? — спросил Миранис. — И? Он все эти годы был опорой нашего трона. Останется ею и позднее. Не так ли, Арман?

Он притянул к себе Армана и прошептал ему на ухо:

— Ты ведь воспитаешь моего сына как своего, Арман? Бросишь кого угодно, но не его? Не сестру и не племянника. Так клянись же, клянись, побратим, клянись своему умирающему принцу, так искренне, как только ты умеешь. И они обязательно почувствуют твою искренность.

— Миранис, принц мой, — выдохнул Арман. — Я поклянусь в чем только хочешь!

— И на этот раз ты выберешь не его, меня, не так ли?

— Да, мой принц, — сглотнул Арман. — Ты и сам знаешь.

— Помни, Арман. Он живет пока живет мой сын. Твой племянник. Не убережешь его, погубишь обожаемого братишку. И нарушишь клятву, данную побратиму. Клянись Арман!

Арман улыбнулся: он знал, что клятв сейчас будет недостаточно. Он всего лишь воин... для этих магов «всего лишь». Его статус главы клана, его репутация, его военные достижения для этих людей не значат ничего. Но Арман знал, что для них важно. Видел это в глазах Илераза, читал в сердце брата. Искренность. Маги живут эмоциями. В словах обычных рожан и простых арханов они чувствуют любую фальшь, легко считывают даже малейшую ложь. Они не верят таким, как Арман, потому что... не видят их за щитами.

Арман был слабоватым магом, но главой рода и придворным. Ставить щиты его учили с детства, да такие, что редко какой высший за них заглянет. Да и кто осмелится заглянуть за щиты самого главы северного рода? И амулет брата помогал: лил в щиты силу, заделывал даже самые мелкие щели, укреплял и защищал лучше магии любого высшего. Так что «увидеть» Армана не удавалось никому, а внешне он редко показывал свои эмоции. Двор каждого научит притворству, холодной вежливости и внешней безэмоциональности. При дворе Армана величали ледяным клинком повелителя и мало кто знал его настоящего... да почти никто. Кроме самых близких.

Но в этой зале щиты стали не его защитой, а его слабостью. Только из-за щитов ему не верили, его не понимали, ему не доверяли. Арман криво улыбнулся, скинул с плеч тяжелый, шикарный плащ и медленно опустился на колени. Вокруг было так тихо, что он слышал биение своего сердца. Чувствовал всей шкурой пристальное внимание множества глаз. Они не знали, что он будет делать. Они ждали, настороженно, внимательно, пока он аккуратно подчищал сознание, освобождая его от власти мыслей. Они синхронно выдохнули, когда Арман в один миг опустил щиты...

— Что ты делаешь? — прошипел Миранис и замолчал, когда на него шикнул отец.

Правильно. Пусть молчит. Мешает. Арман воссоздал в сознании образ брата, телохранителей повелителя, Деммида и Мираниса. Все высшие маги. Всех простой народ и даже арханы боятся до безумия. Всех теперь ненавидят, потому что не понимают... он... он понимал. С первого мига появления брата на свет, он купался в лучах его силы. Он помнил первый раз, когда ему дали подержать Эрра. Первую улыбку брата, невинный взгляд огромных, широко распахнутых глаз. Помнил первое мимолетное прикосновение пухлых пальчиков к своим волосам, помнил его первый шаг, его первое слово, первое проявление чистой, яркой силы. Его доброту, милосердие и открытость по отношению ко всем в этом мире.

Он помнил, как в первый раз увидел повелителя. Помнил, как Деммид специально для него притушил свою силу, как сам помог ему подняться и мягко сказал: «Мой мальчик, мне так жаль. Я не смог уберечь ни твоего брата, ни твоего отца».

Арман вспомнил первое письмо Мираниса, что жгло сердце неожиданной искренностью, вспомнил, как в первый раз вскочил на гибкую спину Искры... ларийский конь, драгоценный подарок Мираниса. Но еще большим подарком была спасенная жизнь...

Миранис. Вечно ироничный. Вечно язвительный. Вечно упрямый. Его телохранители, что смотрели временами холодно, но... когда надо, вставали в бою рядом с Арманом. Плечо к плечу. Ни разу не подвели. Ни разу не предали. Ни разу не отказались прийти на зов. Ни разу не проявили неуважения при посторонних. Весь двор был уверен, что Арман находится под личным покровительством Мираниса и его телохранителей. И посмел бы кто усомниться... И ни разу у Армана и мысли не промелькнуло, чтобы кого-то из них предать. Верных друзей не предают. Ни пока они живы, ни когда их не станет.