Жертва

— Мою доброту? И когда же я был добрым?

— Если бы не ты, лоза Шерена осталась бы в нашем мире.

— Хорошо, Арман, — вздохнул Айдэ. — Твоя взяла. Я сделаю то, о чем ты просишь. Твой план безумен и пахнет кровью. Кровь я люблю, гражданская война мне дала бы больше, но Радон обещал оставить Кассию, лишить ее покровительства богов, если вы, людишки, в очередной раз перебьете носителей двенадцати и свергните Нэскэ с трона.

Арман сглотнул. Он и не знал, что цена проигрыша в этой войне так велика. Без покровительства богов они долго не выживут.

— Я дам тебе свое покровительство. Ты вернешься в Виссавию и станешь носителем одного из двенадцати. Но не знаю, обрадует ли тебя это...

— С условием, что он не будет подавлять мою волю. Как и любой из них не подавляет волю своего носителя.

— Хорошо, Арман. Сделка завершена. Возвращайся.

***

Он даже и не думал, что так соскучился по Кассии. По морозной свежести, светлеющим из-за снега ночам. По треску огня в камине и тяжести мехового плаща на плечах. Он любил зиму за ее покой и ленивую сонливость, за приглушенные звуки в снегопад и яркие звезды безоблачной ночью. Он любил хруст свежевыпавшего снега под ногами, покалывание щек в морозные дни и ослепительно яркое солнце. Любил перестук капели и перезвон сосулек на ветру, деревья в убранстве инея, темно-синие тени по сугробам.

Любил, как преображалась, очищалась на глазах столица, кутаясь в белоснежные меха подобно моднице архане, и как смеялись ребятишки, бегая вокруг с санками, гоняли по замерзшей реке на коньках или прятались от обстрела снежками за стенами снежной крепости. И запал праздника первого снега любил, куда частенько прокрадывался с друзьями в одеждах простого рожанина. Целовал девиц в теплые, податливые губы, пил горячее пиво с пряностями, танцевал до дрожи в ногах под частой сетью фонарей...

В Виссавии всего этого не было. И так хотелось бы насладиться последними мгновениями морозной ночи в одиночестве, прогуляться по частой сети дорожек в парке, полюбоваться на поблескивающий в свете фонарей снег, но...

— Как ты посмел! Почему не дал нам уйти! Почему заставил там остаться!

Айдэн. Молодой, безумный. И такой порывистый. Появился неожиданно, шипит, задыхается от бессильного гнева, трясется весь в морозном полумраке и портит очарование сонной ночи.

— Потому что я хочу, чтобы вы жили, — холодно ответил Илераз.

— Почему ты? Почему тебе повелитель дал эту власть! Почему заставил тебе подчиниться? Хотя видимая власть у Армана! Ну это же смешно... раньше над нами стоял один человек, теперь сразу трое!

— Двенадцать идиотов... — прошептал Илераз. — Я остановил двенадцать идиотов, который хотели покинуть зал и отказывались дать клятву Арману. Повелитель будет мной доволен. И не смей говорить об этом Арману. Ты же не хочешь поссориться с нашим новым главой?

— Мы могли бы стать свободными! От них всех! Ты, ты, подонок, это испортил!

— Ты молод и глуп, друг мой, — сказал Илераз. — Арман никогда и никому не мешал быть свободным. Глава в лепешку расшибается, чтобы вас, идиотов, защитить.

— Тебя тоже!

— Я-то как раз в защите не нуждаюсь. Как и в клятвах. А вот вас приструнить бы стоило. Одичали совсем в своих замках, страх позабыли, как и чувство долга. Иди, выполняй приказ нашего нового главы, подготавливайся к выезду.

Арман, глупый Арман. Ты просил, повелитель незаметно приказал. И это не Армана они послушались, повелителя. Что же будет, когда Деммида не станет?

Ничего не будет. Илераз не позволит власти Армана пошатнуться.

— Что это за глупый приказ и почему я должен его исполнять! — закричал Айдэн.

— Если не явишься по приказу Армана, за тобой явлюсь я, — холодно ответил Илераз. — И заберу одного тебя, не твою семью. Ты же не маленький, должен понимать, что с ними сделают мятежники? Передай мои слова остальным, их это тоже касается. Я возвращаюсь в Виссавию, к брату.

Он в последний раз вдохнул холодный морозный воздух и шагнул в темную кляксу перехода. Что теперь будет делать Айдэн и остальные, его уже не волновало. Арман их глава, пусть и решает.

Что Арман решит все правильно, Илераз не сомневался.

17. Арман. Киар

Ночь медленно перетекала в утро, угасали за окном звезды, начало светлеть небо. Светильников они так и не зажигали, сидели за небольшим столом, у окна, в неожиданно удобных креслах, наслаждались столь уютным зимой теплом.

Отец вновь подлил вина, полную чашу. Мелькнула ленивая мысль, что Миранис никогда не пил раньше с отцом. И что вино сегодня как-то не пьянилo, будто пили они воду. В эту ночь даже хмель забыться не дает...

— За что пьем, отец? — спросил Миранис, покачав в пальцах полную чашу. Приятный аромат. Пряный, как аромат магии.

— Просто так, — сказал Деммид. — Вижу, ты все так же не можешь забыть об Армане.

— Он мой друг.

— Он должен будет справляться сам. Уже скоро. Вот сегодня и проверим, как он справиться...

— А если не справиться? Боюсь, Рэми мне этого не простит. Как и тебе.

— Не забывай, что у Армана есть его семья, его род, а теперь и наши высшие маги...

А еще Арман всегда поступает по-своему. Тем более теперь, когда повелитель дал ему свободу.

— Его семья в Виссавии.

— Думаешь? — усмехнулся Деммид, и Миранису на миг стало душно.

— Только не говори, что и вождь Виссавии...

— ... считает Армана своей семьей? А почему бы и нет. Раненный Арман остался без помощи целителя... думаешь, Элизар этого не заметит? Мы можем расслабиться. Нам там делать нечего. Надо будет, сами позовут. Маро следит за твоим другом и не даст ему умереть или натворить глупостей. Выпьем, сын?

Миранис отнюдь не думал, что Маро остановит Армана. Отец плохо знал своего дозорного. Но и из кресла выбираться не хотелось: Мир заслужил и эту ночь, и этот отдых. И покой мерцающих звезд за окном. Заслужил.

***

— Мой вождь, — осторожно позвал Идэлан.

Предоставленные повелителем покои были излишне просторными и роскошными. Элизар не замечал роскоши: он смотрел в окно на всю стену, за которым дремал в снежном одеяле волшебный парк. Подумывал: может, и ему выйти в буйство магии, в смешение времен года, о котором рассказывал в детстве старший брат. Воспользоваться столь редкой и драгоценной возможностью...

Легкие, воздушные одежды не спасали от холода, но кассийцы, как оказалось, глаз не спускали с дорогого гостя. Стоило Элизару выйти под снег за Лиином, как на плечи лег чужой, неожиданно тяжелый плащ. Мех на воротнике неприятно пощекотал шею: виссавийцы не убивали животных ни ради шкур, ни ради мяса, но для кассийцев подобное убийство было привычным. Как и в боевая магия, чей едва уловимый аромат вызвал тогда приступ тошноты.