Жертва

— Ты что делаешь?

— Почему ты злишься?

— А ты не понимаешь? — прошипел Кадм. — Мальчишка весь день к тебе рвался, да мы старались его не пускать. Ты хоть соображаешь, каких усилий это нам стоило?

— Но почему? Повелитель сказал...

— Потому что он видит все магическим зрением. Для его магии твои щиты, как и заклятия повелителя не помеха. Он сразу заметит, что что-то не так, и начнет задавать вопросы. И тогда здравствуй новая ссора с принцем. Ты помнишь, чем это может закончится? Так почему все наши усилия...

— Он ведь все равно не успокоится. Да и Миранис... как ему мы объясним. Он меня звал.

— Никак не объясним. Пойдем, у нас есть чем заняться в Кассии, правда?

Внезапно побледневшее лицо Армана вовсе не обрадовало. Этот старшой идиот! Принял в себя телохранителя смерти, а сам боится убивать!

— А Рэми? — спохватился Арман.

— Что с ним в Виссавии станется?

И сам себе не поверил, вспомнив сегодняшнее утро. Но время утекало сквозь пальцы, а защитных духов было создано слишком мало. Кадм не мог себе позволить теперь заниматься Рэми, потому упрямого наследника Виссавии пришлось оставить Илеразу. Добавив при этом к приказе: "Если с его головы хоть волос упадет..."

"Не упадет, брат" - подтвердил Илезар, и даже шутить на тему "какой я тебе после этого всего брат?" расхотелось. Сейчас Кадм не мог полагаться только на других телохранителей. Кому-то надо было приглядывать за Миранисом, да и отдых им всем не помешал бы. Скоро решающая битва, к которой, увы, они все не готовы.

21. Телохранители. Опасность

Перед глазами расплывалось, во рту пересохло, навалилась в очередной раз страшная слабость.

— Мой архан, — чуть ли не плакал где-то рядом хариб, — так больше продолжаться не может, давайте я позову телохранителей!

— Нет! — выдохнул Миранис. — Скоро пройдет, ты же знаешь...

— Но к чему вам эти мучения? Может, Рэми, он же целитель...

— Он болен.

— Тогда Тисмен? Я могу позвать даже вождя Виссавии, только не пугайте меня так сильно! Прошу вас!

— Я запрещаю тебе кого-то звать! — выдохнул Миранис. — Помоги мне дойти до кровати... я посплю и все пройдет... все равно недолго осталось...

... мучиться. Слово застыло на губах кровавой коркой. Звать кого-то? Какой стыд! Он трус. Он боялся. Смерти, неизвестности, дыхания Айдэ, которое он чувствовал каждое миг на своей коже. Он так не хотел умирать, и так злился в эти постыдные мгновения на тех, кто останутся в этом мире. Жить. У кого еще есть выбор, а они все равно стремятся выбрать неправильно. Миранис зажмурился до боли, молясь всем богам, чтобы приступ утих. Всегда же утихает... надо только переждать...

Мягким шорохом опустился над ним, отрезая от телохранителей, щит, хариб кому-то в дверях сказал, что Миранис хочет остаться один, и все поплыло в тяжелой дымке сна...

Миранис верил, что хариб не выдаст секрета и о его постыдной слабости никто не узнает. Надо же верить, хоть во что-то.

***

На десятой жертве все сдались. И виссавийские хранители смерти, и молчаливые жрецы Айдэ, и, судя по всему, сам Арман. Кадм убивал, Арман запечатывал магией ритуал, и новый дух взмывал вверх, защищая людей и артефакты в очередном замке. Все шло как по маслу, Кадм по сути, не возражал: хладнокровно убивать ему не впервой, а жертвы заслужили, иначе их тут бы не было. Без ритуала они ходили бы у грани долго, вымаливая прощения у Айдэ, после ритуала уйдут легко и быстро, как только истечет их срок служения и покаяния.

Сделка. Ничего более. Добровольная, оттого еще более безжалостная. Жрецы Айдэ, молчаливо помогающие им виссавийские служители смерти. И свидетели, которых Кадм лично видеть не хотел: опасные и ловкие люди главы темного цеха.

Откуда Арман знал главу, Кадм понятия не имел. Даже у него не было таких опасных и полезных знакомств. Хотя, наверное, не помешало бы...

В чем же Кадм не сомневался, так это в лояльности Армана. Этот за род повелителя горы сдвинет... и лишь одно может заставить его остановиться.

Рэми.

Как бы не пришлось однажды братьям выбирать между друг другом и страной. Кадм надеялся, что до этого не дойдет... но кто ж его знает.

Ветер на улице поднялся такой, что захотелось обратно в Виссавию. Снег бил в лицо, сдирал капюшон, и больше всех страдали от непогоды виссавийцы. Кадм не знал, какой идиот соорудил переход посреди поля, перед воротами замка, но мысленно пообещал этому идиоту отомстить. При случае. Во внутреннем дворе замка их встретила тишина. Она же, прикрываясь только выпавшим снегом, глушила шаги гостей, давила мрачными, толстыми стенами и взглядами испуганной до смерти челяди.

Лишь в замке оказалось, что владелец, высший маг, сильно болен, а его наследник, бледный и едва державшийся на ногах от недосыпания, встретил гостей затравленным взглядом и в помятой, давно не сменяемой одеждой.

— Вы выполнили мой приказ? — спросил Арман.

— Мой отец умирает, — тихо ответил молодой человек. — Приказ мы исполнили, все опасное закрыли во внутренних покоях замка, моя семья готова к выходу, но я... я хочу быть с отцом до последнего его вздоха.

— Звали целителей?

— От старости нет лекарства, — покачал головой юноша. — Я позднее его дитя, его любимый ученик, потому мне приходится терять отца и учителя так рано.

— Хорошо, я оставлю с вами одного из высших, — ответил Арман. — Мы поставим над замком щит, и... перенесем арку перехода в этот зал. Зачем нам морозить непривычных к зиме виссавийцев?

Ишь ты, какой заботливый. О виссавийцах своих печется.

— Простите, это моя вина, — извинился юноша. — Но у вас в свите много сильных магов, замок полон вещиц и оберегов, которые могут неожиданно отреагировать на внезапный наплыв потенциально опасных гостей, потому я подумал... что лучше не рисковать.

Может, юноша был и прав. Кадму не хотелось разбираться. Ему хотелось скорее уйти из этого неуютного и полного скорби замка. Молодому и полному сил не сильно-то охота смотреть в глаза чужой старости и немощи. И осознавать, что это неизбежно. Впрочем, до старости еще дожить надо.

— Думаю, нам пора заняться делом, — с полуслова понял Кадма циничный представитель главы темного цеха и толкнул к Арману ничем не примечательного мужчинку лет так сорока.

Рожанин. Судя по докладу виссавийца, много раз убивающий рожанин. При этом убивающий не столько за деньги, сколько ради собственного удовольствия. И взгляд у него вон какой, блеклый, и кожа серая, будто из дома он и не выходил никогда, и аура муторная. Даже не верится, что он пришел сюда добровольно принести себя в жертву. Что-то тут не так... что-то отличает этого человека от предыдущих. Что-то, что наполняло душу тревогой...