Жертвоприношение

Лиз скривила лицо:

– Уже ничто не поможет.

– Что ты думаешь о рассказе Дорис? – спросил я.

– О старом мистере Биллингсе и молодом мистере Биллингсе? По-моему, замечательная история. Но про пустые дома постоянно рассказывают такие истории. На нашей улице был один такой дом. Назывался «Лавры». Жившая в нем старуха умерла от рака. И все дети считали, что можно по-прежнему увидеть ее лицо в одном из окон на верхнем этаже. Очень бледное, с белыми волосами. И при этом она кричала на детей, чтобы те убрались из ее сада, как делала при жизни. Только через стекло ее не было слышно. И мы, глупыши, очень боялись.

– Сегодня утром я кое-кого видел, – сказал я. – Я смотрел через окно вон той часовни и увидел, как кто-то стоит примерно здесь, на лужайке.

Лиз закрыла глаза:

– Брось, Дэвид, это мог быть кто угодно.

Было приятно услышать, как кто-то произносит твое имя. Это единственная роскошь, по которой действительно скучаешь, когда ты один.

Дэнни всегда называл меня папой. И это тоже было приятно. Но не настолько, как когда Лиз назвала меня Дэвидом.

– Я лучше пойду, – сказал я ей. – Спасибо за бутерброды.

Она легла на старую занавеску и посмотрела на меня с прищуром.

– Пожалуйста, месье. Чего изволите на ужин?

– Как насчет чили, про который ты говорила?

– Хорошо. Можешь купить мне баночку фасоли, немного тмина и молотого красного перца?

– Что-нибудь еще? Чуток мяса, пожалуй, не помешает?

Она рассмеялась. Оглядываясь назад, я думаю, что именно в тот момент начали слабеть мои чувства к Джени. Я понял, что в мире существуют и другие женщины. Необязательно Лиз, но другие, которые могли смеяться и быть привлекательными. А возможно, и позаботиться о Дэнни.

– Фарш, – сказала она. – Не очень жирный.

Я оставил ее одну и направился через сад к дому. И тут заметил в одном из окон верхнего этажа бледную фигуру. Она наблюдала за мной.

Я не смог заставить себя поднять голову и прямо посмотреть на нее. Чего требовал Фортифут-хаус, так это здоровой доли скептицизма – неприятие нормальными и здравомыслящими людьми того факта, что мужчины во фраках и цилиндрах могут расхаживать спустя сотни лет после своей смерти. Неприятие того факта, что волосатые, хихикающие твари могут носиться по чердакам. А из окон могут выглядывать бледные лица.

По моим ощущениям, Фортифут-хаус был всего лишь клубком сожалений, воспоминаний и галлюцинаций. Возможно, не самое подходящее место для меня, учитывая наш разрыв с Джени и мою крайне нестабильную натуру. Но это не значит, что в доме обитало зло или призраки. Я не верил в «зло». Не верил в призраков. Я видел, как гроб с моим отцом исчез за плюшевыми красными занавесками вортингского крематория под звуки «Старого креста» [12] . И хотя я молился Богу, чтобы тот воскресил отца, больше я его не видел. Я не столкнулся с ним в брайтонской библиотеке, не видел его на пляже, выгуливающим своего бультерьера, как он обычно делал. Quod erat demonstrandum [13] , по крайней мере для меня.

12

Популярный христианский гимн.

13

Что и требовалось доказать – лат.

Но, когда я поднимался по ступеням террасы (под жарким полуденным солнцем) и снова посмотрел наверх, бледноликое существо по-прежнему оставалось там. Что бы это ни было – отражение, занавеска, уголок зеркала или черт знает что еще.

Я вошел в дом, взял бумажник и ключи. Но чувствовал себя незваным гостем. Почти грабителем. Мои шаги звучали неестественно громко и нерешительно. Фортифут-хаус принадлежал кому-то другому. Не мне и не Дэнни. И даже не Таррантам.

Я огляделся, вдыхая пыль, сырость и запах плесени из подвала.

– Эй! – крикнул я. Затем, еще громче: – Эй!

Никто не ответил. И я прочитал маленькую молитву, которой научила меня настоятельница из воскресной школы, мисс Харпоул, с хвостиком, как у Олив Ойл [14] , и в солнцезащитных очках.

Господи, от клыков меня спаситех тварей, что лезут из-под земли.Господи, во сне меня храниот страшных рыбин из глубины…

Там было еще что-то, но я не мог вспомнить. Или не хотел. Честно говоря, в детстве эта молитва до смерти пугала меня. В пятилетнем возрасте мне хватало и обычных детских кошмаров, без россказней бледной тощей тетки в очках про чудовищ, прячущихся под кроватью, готовых разорвать меня на куски.

14

Возлюбленная мультипликационного моряка Попая.

Я вышел из дома, не закрыв за собой входную дверь. Я был уверен, что услышал пронзительный скрип стекла, донесшийся из какого-то окна верхнего этажа. Но направился прямиком к машине не оглядываясь назад и завел двигатель. Мой одиннадцатилетний, потускневшего бронзового цвета «Ауди» издал похожий на лошадиное ржание звук. Прежде чем сняться с ручника, я бросил взгляд на дом. Боже всемогущий, каких усилий мне это стоило! Но я увидел лишь темные окна и крышу со странными углами. Немного подождал. А затем шумно газанул и направил машину вверх по крутой гравийной дорожке.

Катя по узким, тенистым улочкам, ведущим в Шанклин-Вилидж, я включил радио. Кэт Стивенс пел «За мной следовала лунная тень». И я стал подпевать: «Лунная тень… лунная тень!»

Солнце моргнуло и замерцало яркими вспышками сквозь листья деревьев.

Крысолов жил в маленьком ослепительно-белом доме на краю Шанклин-Олд-Вилидж. Его сад пестрел красно-желтыми хризантемами, геранью, был густо заселен бетонными, покрытыми коричневым лаком белками с глазами из янтарного стекла. Населяли его также бетонные садовые гномы, кошки, миниатюрная мельница, колодец желаний, замок и бетонный спаниель.

Жена крысолова сидела на крыльце в шезлонге и вязала что-то коричневое и бесформенное. Полная женщина в розовых пластиковых бигуди и ситцевом платье с корабельными якорями. На плитке возле шезлонга стояла пустая чайная чашка и тарелка с диетическим печеньем. Я остановился за воротами. Сад был таким маленьким, что я мог наклониться и выхватить пряжу у женщины из рук.

– Вы к нам? – удивленно спросила она, словно не заметив, как я появился.

– Я ищу Гарри Мартина.

– Да ну? И кто его спрашивает?

– В совете сказали, что он все еще ловит крыс.

– Разве? Гарри уже на пенсии.

– Он дома?

– Он сейчас спит.

– Прошу прощения?

– Прилег вздремнуть. Ему шестьдесят семь. И ему нужен короткий дневной сон.

– А, ну да, конечно. Я тогда заеду позже?

Внезапно в дверном проеме появился широкогрудый, седовласый мужчина в рубахе, заправленной в широкие коричневые штаны. У него было испещренное лопнувшими венами лицо и сплюснутый нос.

Гарри Мартин, собственной персоной.