Жертвы дракона (сборник)

И даже пламя костра горело ниже и стлалось по земле, как будто убаюканное.

Неожиданно раздался густой и низкий храп: «Хррнх…»

— Гости просыпаются, — сказала Исса.

Этот храп был голос Сса, когда он вечером идет на водопой и призывает свою жену и семейство:

— Хрнхрр…

Лото вышла из шалаша с задней стороны и неожиданно появилась пред огнем. Она снова надела ту же странную шапку с меховой полоской спереди. Но теперь она должна была изображать уже не прародительницу Дантру, тетку Мамонта, а самого высокого гостя.

Женщины запели громкий, ликующий гимн:

Сса Помощник, он устроил землю. Реки прочертил, выкопал моря.

И под эти ликующие звуки Лото, белая колдунья, живое воплощение бога-зверя, торжественным шагом три раза обошла кругом огня, потом остановилась над маленькой фигуркой Мамонта и снова хрюкнула: «Хрнхрр…» с несравненным искусством.

— Проснулись, проснулись, — кричала Исса. Теперь все женщины повскакали с мест и вмешались в пеструю толпу. Они хоркали по-оленьи, ревели по-медвежьи, ржали, как лошади, выли, как волки, кликали, как лебеди, гоготали, как гуси, жалобно взвизгивали, как зайцы, и тявкали, как молодые лисенята.

Гости-звери проснулись и вселились в анакских жен, которые их съели. В данную минуту люди и их добыча сливались в одно.

Мужчины стучали в бубны и потрясали заячьей лапой, как будто дротиком. Они сохранили свою основную роль охотников-истребителей, но теперь они желали просить у зверей прощения.

— Не сердитесь на нас, — говорил Спанда своим низким голосом.

— Нет, нет, нет, — ревели олицетворенные звери.

— Мы вас не убивали, — уверяли мужчины.

— Нет, нет, нет…

— Молния вас убила огненным копьем.

— Да, да.

— Скалы упали вам на голову. Земля проглотила вас.

— Да, да.

— Мы вас ласкали и грели у огня.

— Да, да.

— Придите к нам в другой раз.

— Да, да.

Неистовство женщин достигло крайнего предела. Они топали ногами о землю, прыгали через огонь, бросались на мужчин и царапали их ногтями и покусывали зубами, изображая радостных, шумных, дружественных диких зверей.

Приближался заключительный обряд отпуска зверей, когда нужно было открыть пещеру, выйти вон и выпустить зверей на волю, рыб — в воду, четвероногих — в поле и птиц — в воздух.

Неожиданно Исса подняла руку, давая обычный знак. Все стихло.

— Слышу чужое, — сказала Исса, и в голосе ее звучал непритворный страх. Лицо Иссы было обращено ко входу, и все глаза обратились туда. Но там не было видно ничего постороннего.

— Вижу чужое, — еще раз сказала Исса и протянула руку к завесе входа. Все ждали, не двигаясь с места, и через минуту один край завесы слегка отодвинулся и в пещеру скользнула маленькая юркая тварь.

В ней не было с виду ничего опасного. Это была обыкновенная крыса-пеструшка, с серой спиной и белым пятном на груди, из тех, которые тысячами снуют по пустыне и служат лакомой добычей лисице, горностаю и всем мелким хищникам полей и лесов.

Анаки тоже, случалось, ловили и ели крыс, но они презирали их и не давали им места на осеннем празднике. Эта крыса явилась незванно и видимо желала принять участие в общем воскресении зверей.

— Прочь, — крикнула Исса и махнула рукой, но крыса как будто не слышала. Она двигалась вперед какими-то странными, дробными шажками, поравнялась с костром и остановилась. И вдруг, как будто заразившись недавним безумием воскреснувших зверей, стала корчиться, прыгать, бросаться в разные стороны. Обежала вокруг огня, вскочила на ложе Мамонта, разбросала частицы и тотчас же скакнула вперед и исчезла в темной глубине пещеры.

— Что это это было? — спрашивали Анаки. Крыса или тень?

— Не знаю, — сказала Исса. — Забота нежданная.

Ибо, по анакскому поверью, в образе крысы людям являлась забота. Она приходила нежданно и своими острыми зубами грызла покой человека.

— Это Рек послал, — сказал угрюмо Юн, — чтобы вы не забывали о нем.

— Надо гадать, — предложил Спанда, — тогда все узнаем.

На празднике Зверей совершалось гадание о ближайших судьбах племени, об охотничьей удаче, болезнях, нападениях соседей, кознях злых духов, внутренних ссорах. Оно производилось через посредство главного гостя — Сса-помощника. Ему задавались вопросы, и он отвечал на них, как умел, самыми простыми, наглядными знаками.

Для этой цели Спанда установил перед костром небольшое коромысло. Потом завязал в обрывок шкуры смертные останки Сса, лежащие на ложе, и повесил клубок на конец коромысла.

— Кто будет спрашивать? — сказал он.

По обычаю задавать вопросы должна была молодая девочка или девушка из непосвященных.

— Пусть Милка спрашивает, — сказали женщины. Но Милка не хотела спрашивать.

— Ой, что вы? — сказала она, отбиваясь от подруг. — Что вы, чертовки? Я не хочу, я боюсь.

Женщины вытолкнули ее вперед.

— Положи руку на этот конец коромысла, — сказал Спанда. — Вот на этот, свободный.

Милка положила руку, хотя и не очень охотно.

— Теперь говори: «Сса, скажи, как будем есть и жить в наступающем году?»

Милка молчала. Ей было страшно задать этот зловещий вопрос, ибо отрицательный ответ на него мог предполагать повальные болезни и голодную смерть.

— Говори: «Как будем жить и есть?» — настаивал Спанда. Милка повторила фразу.

— Теперь тяни.

Именно в этом состояло гадание. Чем легче поднималось коромысло, тем благоприятнее был ответ. Милка потянула за коромысло, но оно не поднималось. Мамонт не хотел отвечать на вопросы племени. Его символическое тело как будто приклеилось к земле и не хотело отставать.

— Тяни, тяни, — говорил Спанда с оттенком нетерпения. Милка потянула изо всей силы. Клубок, завернутый в шкуру, вдруг подскочил вверх, соскочил с рычага и попал прямо в огонь. Пламя жадно лизнуло наружную обертку, запачканную жиром. Сса, очевидно, предпочитал сгореть на костре, чем отвечать на вопросы Анаков.

Со стесненным сердцем Анаки докончили обряд. Они открыли завесу входа и вынесли наружу на растянутых шкурах символы зверей и понесли их на отпуск. Когда они проходили по полю, щуря от солнечного света свои покрасневшие глаза, они увидели другую серую тень. Она скользнула мимо и побежала в сторону. Это была тоже крыса, — та же самая или другая, никто не знал. Мальчик Рум не вытерпел и бросил в нее камнем, но не попал. Тем не менее, крыса упала и вытянула ноги, и когда ребятишки подбежали, она издыхала в конвульсиях. Кровавая пена била у нее изо рта и пачкала белый передник на ее груди. Они не знали, что с ней делать. Она, очевидно, решилась купить собственной смертью право на воскрешающий отпуск. И, после некоторого колебания, Анаки решили уступить ей. Женщины положили ее тело на шкуру и понесли вместе с другими.

Исса захватила с собою головню из костра. Они отошли от пещеры довольно далеко, натаскали дров и разложили огонь. Он поднялся высоко, желтея на солнечном свете своим проворным языком. Они ссыпали в костер останки отпускаемых зверей и сожгли их в пламени. В то же пламя они бросили жертвы — жир и тертые ягоды и даже предметы утвари: миниатюрные циновки, горшочки из сырой глины, деревянные подобия ножей и топоров. Ибо воскресшие звери уходили на далекую родину и должны были жить там полным хозяйством.