Жертвы времени

Я шел, вслушиваясь в громкое эхо, отраженное стенами, которое рождали удары подков по камням, и за всем этим разбирал далекий монотонный гул. И чем дальше я шел, тем богаче становились выбитые на стенах и потолке узоры, и тем громче становился звук падения воды.

Свет начал меркнуть и угас, погрузив коридор впереди в кромешную темноту. Я видел стены и пол, тьма больше не была для меня преградой, но пришло время испытать себя в деле. Я поднял голову, вглядываясь в сияние на стенах, я видел будто в другом слое частицы энергий, испускаемые рисунками, я тянулся к ним, готовый осязать и направлять, но не ощущал отклика.

— Твоя защита, — ехидно сказал голос дракона из-за спины, — не выпустит тебя наружу, и не впустит ничего.

Внутри меня мягко толкнулось его сознание.

— Пока ты не раскроешься, не сможешь ощутить потоки мира. Глупо быть слепцом, имея зрение.

Я молча глядел, как ящер проходит мимо и видел, как свет охотно потек за ним следом, собираясь и концентрируясь вокруг мускулистого тела. Так, в сиянии света он шествовал впереди меня, пока стены не расступились. Тогда дракон припал на передние лапы и, взмахнув крыльями, оторвался от пола, поднимаясь все выше между деревьями великанами — каменными колоннами, чьи толстые ветки, подобные балкам, подпирали широкий свод.

Северный не лгал. Главный тронный зал был огромен и богат, позолоченные нити свисали с кварцевых полупрозрачных ветвей, украшая их наподобие гирлянд. На полу, присыпанные пылью, расходились едва различимые рисунки и я, поддавшись внезапному порыву, стремительно прошел вперед и прикоснулся ладонью к камню, раскрывая свое сознание.

И с тем, как проникали в мой разум видения, я ощущал тяжелую поступь приближающегося дракона. Он волен был делать со мной, что пожелает.

Из-под потолка обрушились полотнища знамен, яркий свет наполнил залу, и я увидел величественное падение воды в водопаде за оплетенным причудливыми композициями из цветов, троном. Вода низвергалась с высоты, дробилась, рождая радугу.

Везде были цветы и каменные колонны деревьев казались живыми, переливаясь кристаллами распустившихся на ветвях цветов. Шелк и шкуры придавали убранству великолепия, стоящие везде жаровни испускали в воздух живительное тепло. Длинные столы вдоль стен были покрыты атласными скатертями и заставлены яствами, а с краю, над широким, вырубленным в полу очагом, медленно вращалась на вертеле, источая умопомрачительный аромат, огромная воловья туша…

Я отвел руку и невольно провел по лицу, так сильны были впечатления, к которым я прикоснулся. Но теперь я жил будто бы в новом теле и ничего не изменилось: ни слабости, ни крови. Дракон стоял прямо передо мной, глядя сощуренными глазами в темноту.

— Я вижу его таким же, — сказал глухо Мрак. — Я осязаю его в прошлом твоими чувствами, но былое не вернуть.

— Почему? — с какой-то внутренней болью спросил я, и дракон едва заметно шевельнул плечом. Нам не нужно было пояснений, чтобы понимать друг друга.

— Почему я сдержался? — переспросил он. — А почему ты раскрылся?

— Во мне нет больше страха, — со вздохом сказал я. — Ни перед тобой, ни перед кем-то.

— Есть, — Мрак смеялся. — Ты боишься потерять себя, стать другим. И я принимаю твое право, вот почему я не вторгся в твой разум только что. И не сделаю этого впредь, хотя смогу и угрожал совсем недавно. Я есть равновесие сил, Демиан, а ты — мои руки. Чтобы управлять, мы должны уравнять наши собственные чаши.

— А знаешь, — сказал я рассеяно, — ты неудачно выбрал. Сожрать, несомненно, нужно было меня. Девчонка была бы от тебя в восторге.

— Но не ты, — согласился Мрак. — Расскажи о себе?

Я горько порадовался про себя, ведь, чтобы узнать, ему достаточно было просто заглянуть…

Мастер оказался как всегда прав — дракон сделал со мной то, на что намекал маг ночи. Я не мог вернуться и теперь отстраненно думал, что мне повезло не совершить той ошибки, на которую я был готов пойти. Моралли, хорошо, что наша дружба не зашла слишком далеко.

Шло время и дракон рос. Странно, но наш гармоничный мир все также состоял из одинокой, полуголодной лошади, вырывающей траву из-под снега, меня и дракона.

Я научился выбирать лучшие места для стоянки и отдыха, обрел уверенность и покой, хотя все чаще замечал неявную тоску Мрака. Ему было мало, он жаждал прикоснуться к тому миру, который я от него старательно скрывал.

Когда дракон улетал охотиться, я частенько говорил с Алреном как с другом или молчаливым собеседником, но понимал, что лошадь лишь слушает привычный, знакомый голос. Между нами не было того, что было между Мастером и его черным жеребцом. Никакого чародейства. Во мне не нашлось магии. Теперь я был другим, но не все шрамы сошли с моего тела, хотя оно словно забыло о них. Какие-то, тем не менее, полностью истерлись, другие остались яркими, как и раньше. Полосы от бича Северного, небольшой короткий шрам от меча Оружейника проступали особенно четко. Лишь те, в которые была приложена истинная сила.

И с тем я оставался слепцом, имея глаза. Дракон смеялся, что я до сих пор не отрастил себе руки, и это его сравнение было правдой. Приходящие видения — это все, что мне оставалось. Я не мог прикоснуться к огню, мне был не подвластен ни ветер, ни снег.

Мрак сокрушенно вздыхал, видя мои попытки соединиться с потоками энергий, и лишь качал рогатой головой.

Придет время, — говорил он, — и все измениться, но сейчас ты так же пуст, как и раньше. Твоя связь с Истоком невесома, и тело отказывается прикоснуться к его бесконечной полноте.

Возможно, он был прав, и пустота, таящаяся внутри меня, была моей собственной пропастью, через которую я боялся перешагнуть.

Дни сменялись днями, прошли метели и суровые холода. В тот вечер, должно быть месяца три спустя рождения Мрака, мы коротали ночь у небольшого костерка. Мрак услужливо дышал в мою сторону, согревая зябнущее тело, и был настроен благодушно. Он пропадал первую половину дня, и вернулся сытый, отплевывающий клочья длинной шерсти горного яка. Пожалуй, будь у меня в желудке целая дикая корова, я, скорее всего, тоже задумался о вечном. Но мои успехи были куда скромнее: обычной добычей были кролики, попавшие в силки или редкие белые куропатки, подбитые камнем, брошенным твердой рукой. Частенько я и вовсе обходился мышами. Мыши ловились хорошо и на пологих склонах их было множество. Мышам нравился сухой хлеб из остатков запасов, которые были собраны Мастером и Северным в дорогу.

Это было так давно…

Конечно в мышах маловато мяса, да и жира, но суп из нескольких тушек получался вполне сносным.

Я вздрогнул, вспомнив себя другим, боящимся холода и содрогающимся от одной мысли о тяготах пути чрез горы. Тогда я сравнивал их присутствие с хмурыми взглядами ворон, нахохлившихся на низких ветвях, мне чудилась в них враждебность и отстраненное великолепие. И вот теперь я ищу у них защиты, и не нахожу в себе сил вернуться в Форт, взглянуть Мастеру в глаза и признать, что произошло именно то, чего я боялся. Я стал человеком дракона, но не принял этого. Я стал смотрящим. Но видел ли я? Нет. Во мне не прибавилось ничего, кроме разве что здоровья тела, но это было ничто. Я боялся порицания, мне казалось, что именно мой отказ от слияния с Мраком делает меня слабым, боялся упреков Мастера и его вечного «я же тебе говорил».

Этот страх перед разочарованием друга был для меня тяжелой ношей и я не хотел ощущать его, выбирая другую, монотонную и тихую жизнь.

Теперь я изучил подземный город вдоль и поперек, я не понаслышке знал, каковы богатства подземелий. Я научился обходить ловушки и срывать печати, скрывающие тайные комнаты, хранившие древние кубки и бусы, монеты и бесформенные слитки металлов, спилы и ограненные камни. Я открывал крышки сундуков, прикасался к сокровищам и уходил; перебирал оружие и ставил его обратно в стойки. Во всех этих вещах для меня не было цены. Я искал там книги или иные источники письменности, способные раскрыть передо мной устои древней жизни, но находил лишь узоры на стенах, которые оставались для меня такими же не несущими смысла, как и раньше.