Жесткая проба

– Приживала?

– Нет, проживала! – упрямо тряхнула Наташа головой. – Проживает всё дотла, а больше ничего не знает и не умеет.

Наташа помолчала.

– Я иногда подумаю – мне даже жутко становится... Вот говорят: мы наследники всего, всего... И всё при нас должно стать лучше, красивее, богаче. Правда? И как же мы должны жить, чтобы по правде стать наследниками. Ты представляешь? Вот мы уже взрослые, у нас будут дети... нет, не у меня лично, а вообще... А мы станем старые. И они, дети, спросят нас: «Как вы жили? Что нам оставили? Ага, они проживали, губили... А вы куда смотрели?» Нет! – пристукнула Наташа кулаком по колену. – Надо с этим бороться! Чтобы не было проживал, не было вранья...

– Я уже наборолся, – сказал Алексей. – Схлопотал выговор.

– За что?

Наташа слушала и старательно подгребала носком туфли, ровняла песчаный холмик, потом решительно наступила на него и раздавила.

– Знаешь, Леша? Только ты не сердись... Но, по-моему, это и в самом деле хулиганство. Это всё равно как если б ты его побил. Ну, ты не побил, обидел. Что толку? У вас же есть организации...

– Предцехкома первый на меня орал. Кто же будет против Витьки выступать, если они сами его раздували?

– А ты один так думаешь про Виктора?

– Да почти все между собой говорят.

– Надо сделать так, чтобы сказали вслух, а не между собой.

– Как?

– Не знаю. Добивайся.

Вот и снова прошел вечер, снова он говорил о будничном и не смог о главном. Попробовал, и ничего не получилось. Завтра! Уж завтра, что бы ни было, он скажет...

13

В окнах комнаты горел свет. «Снова загуляли, черти. А завтра их не добудишься», – подумал он и распахнул дверь.

Ребята лежали на койках, но не спали. Как только дверь открылась, все, будто по команде, повернули головы и уставились на Алексея.

– Чего это вы? – спросил он.

Костя Поляков повел глазами в сторону, и только тогда Алексей увидел, что в комнате сидят двое незнакомых. Один поднялся, прикрыл дверь и спиной прислонился к ней. Второй, держа в кулаке сигарету, затянулся, глядя на Алексея, и тоже встал.

– Алексей Горбачев?

– Я... А что? Что такое?

Тот, не отвечая, подошел, достал из кармана книжечку удостоверения и показал. Алексей рассмотрел только крупные буквы «УМ МВД» и фамилию, которую тут же забыл.

– Понятно? – внушительно спросил незнакомый. – И давай по-хорошему! Где чемодан?

Алексей пожал плечами, достал из-под кровати свой чемодан. Незнакомый положил его на стол, открыл, пересмотрел немудрое Алексееве имущество.

– А ещё? Ещё чемодан?

– У меня один, больше нету. Вон и ребята скажут.

– Нету? – с нажимом спросил незнакомый. – Я тебя предупреждаю: лучше по-хорошему!

– Так нет у меня больше ничего!

– А это?

Незнакомый поднес к его лицу клочок бумаги, на котором разъезжающиеся буквы напомнили: «Адин чима».

– А! – спохватился Алексей. – Так это не мой! Это дядька принес... Он у тёти Даши в кладовке.

Подложив под голову свой платок, тетя Даша дремала в коридоре на деревянном топчане. Кряхтя и вздыхая, она поднялась, открыла кладовку. Алексей, за которым по пятам шел один из мужчин, внес баул в комнату, положил на стол.

– Ключ.

– У меня нет. Дядька не оставлял.

Незнакомый подергал новенький прочный замочек.

– Что там?

– Откуда я знаю? Дядька говорил, белье, старье всякое...

Второй мужчина подошел, всунул в дужку замка какую-то железку и нажал. Замок вместе с петлями отделился от баула. Сверху была ветошка, под ней, сверкая черным лаком, лежали в два ряда дамские босоножки.

– Так, говоришь, рубашечки, кальсончики? Ничего себе, кальсончики!..

Ребята повскакали, подошли, заглядывая в баул.

– Товарищи, отойдите! Это вас не касается.

– Как это – не касается? – сказал Костя, подтягивая трусы. – Мы тут живем, нас все касается.

– Попрошу! – повысил голос незнакомый.

Ребята отошли.

Босоножки пересчитали – их оказалось двадцать восемь пар, – уложили снова в баул, перевязали его веревкой.

– Оружие есть?

– Нет.

По карманам Алексея уверенным движением скользнули чужие руки.

– Пошли!

– Куда?

– Там узнаешь.

– Так я ж тут ни при чем! Я ничего не знаю!

– Там скажешь.

Алексей растерянно оглянулся на ребят и вышел. Впереди него шел мужчина с баулом, второй шел сзади. Из подъезда пошли к деревьям. В тени их стояла закрытая автомашина, которой Алексей, подходя прежде, не заметил. Его подтолкнули в открытую дверцу кузова, один из мужчин влез следом и запер дверь. Мотор заработал, кузов затрясся, маленькая лампочка у потолка начала мигать. Ехали недолго. Машина остановилась, сопровождающий открыл дверь, вылез, подождал Алексея. Двор с железными воротами окружал высокий кирпичный забор. Машина стояла у подъезда.

– Проходи, – кивнул сопровождающий.

Дверь, ярко освещенный коридор. Ещё дверь, ещё коридор. В конце коридора сидел милиционер. Он поднялся, открыл дверь, обитую железными листами.

– Ещё замели? – сказал милиционер сопровождающему.

Тот невнятно буркнул что-то, кивнул Алексею:

– Проходи!

Алексей шагнул и оказался в комнате, где не было никого. Он обернулся.

– Так как же...

Дверь с лязгом закрылась. В углу стоял длинный деревянный ящик, вроде топчана, с изголовьем из наклонной доски. Под потолком висел голый пузырь яркой электрической лампочки. Наглухо закрытое окно переплетала прочная решетка.

Алексей несколько минут стоял, не зная, что делать, потом застучал в железную дверь. В маленьком круглом отверстии показались глаз и часть носа милиционера.

– В чем дело?

– Почему меня заперли?

– Заслужил, вот и заперли. Сюда на вечеринки не возят.

– Так я же... Это – тюрьма?

– Ка-пэ-зэ. Камера предварительного заключения.

– Так за что?.. Я же...

– Значит, есть за что. Небось сам лучше знаешь.

– Ничего я не знаю. Ничего такого я...

– Это следователю скажешь. И хватит! Разговаривать не положено.

Глазок в двери закрылся.

Алексей сел на ящик, но сейчас же вскочил. Он не мог сидеть, не мог стоять на одном месте.

«Вот так влип... Проклятая Жаба! Как был гадом, так и остался... Прикинулся – бедненький, несчастный... А я-то, дурак, нюни распустил, пожалел сволочь такую... Украл он их, что ли? Наверно, раз так... Значит, и его тоже? Иначе откуда у них тёти Дашина расписка... Хотел за меня спрятаться, подлюга. Ну, врешь, я тебя покрывать не стану. Тюрьма по тебе давно плачет... А если?.. А если и меня? Нет, не может быть! Все же знают... А что знают? Никто ничего не знает! Никто не видел, кроме тети Даши. Скажут, соучастник – и всё! Нет, я докажу! Я всё расскажу, они поймут... Почему же не зовут?»