Жесткая проба

Через минуту он, уже в рубашке, открыл дверь.

– Входи.

В маленькой комнатке стояли две раскладушки – одна с прибранной постелью, нетронутая, вторая, со смятой простыней, была завалена книгами. Книги валялись и на полу, должно быть, упали.

– Разбудил?

– Нет, я давно не сплю, читаю. Какими судьбами? Молодец, что пришел!

– А тут кто? – показал Алексей глазами на вторую койку.

– Сын хозяйки. Я ведь не комнату, угол снимаю. Комната – не по карману... Но его сейчас нет, уехал в отпуск на две недели... Садись, что ж ты стоишь? Как это ты догадался прийти?

– Беда привела.

– Какая беда? Что случилось?

Яша слушал, то и дело без нужды протирал стекла очков и внимательно поглядывал на Алексея.

– Вот такие невеселые дела, – заключил свой рассказ Алексей. – С чего начал, тем и кончил – хоть опять в беспризорники иди...

– Да, – покивал Яша. – Подожди, ты есть хочешь?

– Как зверь!

– Только, знаешь, у меня, кроме хлеба и помидоров, ничего нет, – застеснялся Яша. – Можно бы чай... Только позже, когда хозяйка плиту затопит...

– Пёс с ним, с чаем!

Алексей набросился на еду. Яша отковыривал корочки и лениво, задумчиво жевал.

– Вот, всё срубал! – сказал Алексей, покончив с последним помидором. – Постой, это же я у тебя всё съел? Деньги у тебя есть? А то ведь у меня – вот, тридцать пять копеек...

– Не дури! – улыбнулся Яша. – Что ж ты думаешь дальше делать?

– Буду добиваться, чтобы восстановили. Только не знаю как... Вот пришел к тебе. Ты же у нас академик, посоветуй.

– В детстве легко быть академиком... – Яша катал хлебный шарик, сосредоточенно разглядывал его и молчал, потом швырнул за окно. – Уезжай. Оформляй увольнение и уезжай. В другой город, на другой завод. Хотя бы в Ростов. Ты ведь оттуда родом? Специальность у тебя хорошая, отлично устроишься... А здесь? Здесь при каждом удобном и неудобном случае будут тыкать пальцем – он такой и сякой. Так всю жизнь и будешь тащить этот хвост за собой...

Это была мысль. Мировая мысль! В Ростове ведь Наташа, он сможет её видеть чуть ли не каждый день. Да просто каждый! И устроиться можно. Там один «Сельмаш» чего стоит. Заводище – дай бог! И другие есть... Не на тот, так на другой. Дадут место в общежитии. Что там, хуже, чем здесь?..

– Нет, – угрюмо насупясь, сказал Алексей. – Никуда я не поеду. Я что, для себя выгоды искал? Я правды добивался. А так что же получится: ничего не добился и в кусты? Они же только этого и хотят. Выходит, сыграть им на руку? Нет, Яша, по-моему, так нельзя. Если один раз испугаться, будешь дрожать всю жизнь...

– Угу... «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!» – продекламировал Яша.

– Ты стихи начал писать?

– Это не я, Гёте... В стихах легче.

– Ну, я про стихи не знаю, я про жизнь говорю. Про мою, про твою...

Алексей вдруг покраснел и порадовался, что сидит не на свету, а Яша близорук. Какая он все-таки свинья! Все про себя, а у Яши даже не спросил ничего...

– Ты-то как живешь?

– Что я? Работаю, взяли теперь в штат. Пишу карточки, составляю систематический каталог.

– А в институт?

– Меня ведь не приняли.

– Так подавай в другой!

Яша отмахнулся.

– Слушай, Алеша, из общежития тебя, конечно, вытурят, жить где-то надо... Хочешь, я поговорю с хозяйкой? Тетка она прижимистая, но, может, согласится. Койка же пока пустует! А в крайнем случае вдвоем будем спать на моей...

– Ей небось платить надо, а у меня – вот...

– Я пятого зарплату получу. Как-нибудь перебьемся. Главное – её уговорить...

22

Людмила Сергеевна шла на работу с тяжелым сердцем. Как нехорошо получилось. Воскресенье, заспались, а он потихоньку убежал. Сбежал, конечно, от стыда. Ещё бы по стыдно – такое устроить... А всё-таки не следовало так выпускать. Накормить хотя бы... А потом задать ему перцу. Бесстыдник! Убежал, будто я его не найду. Узнаю, где общежитие, а то и на завод пойду. Пускай его там пропесочат как следует...

Галчата облепили её с радостным визгом. Она смеялась, отвечала им, спрашивала сама... Уже другие галчата. Эти ровнее, спокойнее, столько горя не видели. Им легче, и с ними легче. А почему-то особенно дороги те, с которыми было трудно.

Растут, растут ребятишки... Вон Слава какой уже стал, не сегодня завтра выберут председателем детсовета. А Люся? Может, и в самом деле получится из неё хорошая пианистка...

Людмила Сергеевна занималась сегодняшним, а думала о прошлом. Вырастут и тоже уйдут, как те, старшие. Вот в этом и состоит её жизнь: она берет их маленькими, растит, выводит в жизнь, а они уходят, не оглянувшись... Ну-ну, не жалуйся, не все так. Валерий только... Теперь его уже никто не называет Валетом. Важный стал. Секретарь в каком-то спортивном обществе или комитете. Плавает и произносит речи. Речи, как и прежде, – сапоги всмятку, но плавает, говорят, хорошо, даже какой-то рекорд поставил. Он ещё мальчишкой плавал лучше всех... Мужичок? Тарас – молодец. Кончил техникум, работает агрономом. И не в конторе – в колхозе. Приехать никак не соберётся, но хоть письма пишет... И Яша Брук заходит.

А лучше всех – Кира. Такая привязчивая, отзывчивая девочка. Вот уже взрослая – своя семья, ребенок, а нет-нет да и прибежит проведать... Вон она летит, легка на помине! Похудела, с лица как-то спала. Но глаза такие же, и рот по-девчоночьи приоткрыт, будто вот-вот рассмеется. А смеяться стала меньше, бедняжка, совсем почти не смеется...

Кира вбежала, как всегда запыхавшись, придерживая уголки косынки под подбородком.

– Ой здрасте Людмила Сергеевна я к вам на минуточку как вы тут живете я уже вас целую вечность не видела, – без передышки выпалила она и бросилась на стул.

– Короткая у тебя вечность, – улыбнулась Людмила Сергеевна, – меньше недели прошло. Ты-то как? Ребенка где оставила?

– Там соседка приглядит, сегодня же воскресенье, на работу не выходить. А мне нужно. Я ведь к вам по делу, Людмила Сергеевна... – Кира замялась и покраснела. – Мне просто стыдно, а что я могу сделать? У соседок уже всех перезанимала, больше нельзя, да и нет у них... А мой байбак ничего понимать не хочет, есть или нет – обед давай... Мне ненадолго, до получки только. Я уж теперь у него сразу отберу.

– А что, опять?

– Ну да! Теперь новую моду придумал... Я все ругалась: уж пьешь, так пей хоть дома, и меня и себя не позорь... Ну, он и его дружок, забулдыги, приходят теперь домой. Выпьют, а потом начинают друг друга уговаривать: «Нам бы ещё по сто пятьдесят – нам бы цены не было!» И добавляют. Так и набивают себе цену, пока вовсе не назюзюкаются. Ну, я того вытолкаю, пускай как хочет, а этого укладывай, возись с ним... И зачем мне все это нужно?!

– Погоди, Кира, всё ещё наладится, возьмется за ум...