Жесткий отказ
Шрифт:
Хотя на самом деле — если я подпишу что-нибудь для него, образуется целая очередь, и я застряну здесь, давая автографы на всяком барахле, вместо того, чтобы наслаждаться ужином, который остынет, и его придётся положить в контейнер для еды на вынос. Я уже проходил это раньше, и у меня нет никакого желания повторять сегодня вечером.
«Не нужно чувствовать себя виноватым. Ты заслуживаешь уединения».
Я должен повторять это снова и снова и обязательно сделаю это снова сегодня вечером, когда снова останусь один и буду лежать в своей огромной кровати, уставившись в потолок в моей дурацкой гигантской спальне внутри моего
— Ной? — Сейчас она тихая.
— М-м-м?
— Значит, раньше, когда эти люди фотографировались, они не фотографировали самих себя? — Она ёрзает на стуле, и я вижу, что ей неловко. — Я почти уверена, что они снимали тебя. Я права?
Проглатываю кусок хлеба, который только что положил в рот, ответ на её вопрос не сразу находит выход.
— Да.
Она колеблется.
— Почему?
Потому что я знаменит, и ты единственная, кто этого не осознал, а это значит, что ты здесь, потому что я тебе действительно нравлюсь таким, какой я есть, а у этих ублюдков есть потенциал испортить нам весь вечер своим любопытством.
Нет. Слишком резко, не могу этого сказать. Даже, несмотря на то, что зрители с их любопытными взглядами заставляют меня нервничать и ёрзать, и я теряю терпение — я всё равно не могу этого сказать.
— Может быть, они фотографировали тебя? — парирую я в ответ, ухмыляясь.
— Зачем им это делать? — Она смеётся, забавляясь, крутя соломинку со своим чаем со льдом, чтобы занять руки.
— Потому что ты такая милая? — О боже, эти слова просто слетели с моих губ. Я хочу забрать их обратно, они кажутся такими чужими, хотя комплимент довольно легко слетел с моего языка.
Миранда перестаёт крутить соломинку, ошеломлённое выражение появляется на её великолепном лице.
— Ты только что назвал меня милой?
— Да.
— Ты пытаешься флиртовать со мной, пока я пытаюсь добраться до сути?
Это загадка, которую я могу легко разгадать с помощью объяснения, но сейчас мне слишком весело.
— Всё, что я пытаюсь сделать, это добраться до дна этого стакана, чтобы я мог выпить ещё один.
— Это чай со льдом, — иронично замечает она, снова осматривая комнату своими проницательными глазами. — Вон тот мужчина так пристально смотрит. Клянусь, он хочет, чтобы ты его заметил. Он едва обращает внимание на свою жену или на ту даму, с которой он сейчас.
Вероятно, его жена.
Я хихикаю.
— Ты думаешь, это смешно?
Возможно, Уоллес был прав, когда сказал мне: «Чувак, если ты будешь сидеть дома, как отшельник, и не будешь появляться на публике, то когда, наконец, это сделаешь, СМИ и фанаты будут так жаждать твоих фотографий, что это будет неприятно, и ты возненавидишь себя».
Он был прав.
Это раздражает, и это отстой.
— Нет, не думаю, что это смешно. Но это случается постоянно, вот почему я послал своего друга Уоллеса забрать у тебя бейсбольную карточку.
Ну вот, я наконец-то, сказал это.
Вроде как.
Миранда молчит, как будто разбирает предложение на части, решая, на какую часть ответить. Она выбирает первое.
— Что ты имеешь в виду, что это происходит постоянно? Ты всё ещё не сказал мне, чем занимаешься. Это из-за твоей работы? Тебя показывают по телевизору? — Она стонет. — Пожалуйста, не говори мне, что ты звезда реалити-шоу. — Девушка притворяется, что её тошнит.
—
Я не участвую в реалити-шоу.Миранда реально думает, что я из тех парней, которые могли бы это сделать? Смехотворно.
Как полицейский следователь, я вижу, что она полна решимости позволить тишине тянуться между нами до тех пор, пока это не станет неудобно, или пока я не сломаюсь и не начну изливать душу, в зависимости от того, что наступит раньше.
Мы сидим, уставившись друг на друга, затем она поднимает бровь.
Наклоняет голову. Отпивает чай.
Ковыряется в хлебе.
Боже милостивый, как долго она собирается сидеть там и молчать?
Я прочищаю горло.
Устраиваюсь поудобнее в кресле, поправляю салфетку на коленях.
Миранда вздыхает.
— Ты действительно собираешься заставить меня спрашивать?
— Спрашивать о чем?
Моя спутница закатывает глаза.
— Чем ты зарабатываешь на жизнь, почему все пялятся?
— Не все пялятся. — Я ничего не могу с собой поделать. — Этому парню, и тому, и тому тоже наплевать. — Они либо слепы и не видят, что я сижу здесь, либо не фанаты бейсбола.
— Я не собираюсь играть с тобой в угадайку, но тебя явно показывают по телевизору.
Верно.
— Показывают. — Я горжусь своей карьерой и всем, чего достиг, так почему же так трудно сказать ей об этом? Это не похоже на то, что я хвастаюсь. Не то чтобы я пытался произвести на неё впечатление. Это просто… факты. — Я играю в бейсбол. Зарабатываю этим на жизнь.
Официанты приходят и забирают наши тарелки с закусками, заменяя их нашими первыми блюдами.
— Зарабатываешь на жизнь? — Я вижу, как вращаются колёса в её голове, кажется, немного неохотно. — Профессионально?
Я сдерживаю смех, не желая злить её.
— Да, профессионально.
— Насколько профессионально? — Она снова склоняет свою хорошенькую головку набок, глядя на меня.
— Настолько профессионально, насколько это возможно.
Миранда моргает, как будто не совсем понимает, что это значит.
— Какая команда?
— «Чикаго Стим».
Девушка кривит губы в задумчивости, что затрудняет чтение по её лицу.
— На какой позиции?
— Шорт-стоп.
— Шорт-стоп. — Она делает вдох. Выдыхает. — Это хорошая позиция, не так ли?
Я разражаюсь смехом.
— Да, хорошая.
После этого Миранда замолкает, явно обдумывая эту новость, собирая воедино то, что она теперь знает о Ное Хардинге, и я позволяю ей размышлять, не прерывая.
Попробовав несколько раз свой ужин — нежный кусочек рёбрышек на подушке из риса, который выглядит безумно аппетитно, — она кладёт вилку на край тарелки. Сглатывает. Откидывается назад, чтобы изучить меня, скрестив руки на груди.
— Почему раньше не сказал мне, что ты игрок в бейсбол? Я вроде как чувствую себя идиоткой.
Я ёрзаю, как будто она учительница, а я ученик, которого только что застукали за чем-то неприличным.
— Я не был уверен, как тебе сказать, и честно? Я не думал, что мне придётся это делать.
— Потому что ты не планировал видеться со мной снова?
Бинго!
— Вроде того.
Она тихо хмыкает, но это доносится через стол.
— Бейсбол — это просто работа.
Просто работа? Вау. Большая чушь никогда не слетала с моих уст, и я хочу немедленно взять свои слова обратно. Мы с ней оба знаем, что это прозвучало нелепо.