Жестокая болезнь

— Не отпускай, — говорю я, прижимаясь к нему крепче.

— Никогда.

Эмоции цепляются за мою грудь, как зверь в клетке, пытающийся вырваться из своей тюрьмы. Мое сердце сжимается, и, наконец, текут слезы. Они струятся по моим вискам, горячие и быстрые, как следы горящего топлива.

Рука Алекса обхватывает мое горло, его большой палец прижимается к точке, где бьется мой пульс, и соединяет нас в крепком поцелуе. Меня тянет вниз подводным течением. Всякая борьба прекращается, когда волна эмоций вырывается на поверхность.

Секс не должен так ощущаться. Что-то неправильно — что-то не так со мной, и это оседает внутри, прилипая к моим внутренностям, как деготь.

Я преодолеваю страх и погружаюсь глубже в поцелуй. Безопасное действие, чтобы освободиться.

Мои внутренние стенки сжимаются вокруг него, и когда пронзает оргазм, неописуемое, ошеломляющее чувство проносится сквозь меня, уничтожая.

Я чувствую момент, когда Алекс срывается; его тело твердеет и напрягается, член пульсирует у моих стенок, он стонет, я чувствую, как по его коже пробегают мурашки.

Алекс падает на меня сверху, странно, но мне так приятно. Его дыхание тяжелое и неровное. Я слушаю, как он дышит, когда толчки пульсируют и затихают по всему моему телу.

Я испытываю облегчение от того, что он не торопится приходить в себя, потому что следы слез все еще видны на моем лице, и я боюсь, что он увидит в моих глазах. Боюсь смотреть на себя — боюсь отражения эмоций, которые разрывали меня на части, и обломков, которые они оставили после себя.

Когда прилив отступает, то уносит с собой нежелательные чувства, и моим телом овладевает усталость.

Алекс смотрит вниз. Большим пальцем он вытирает слезы. Я поворачиваю голову, предпочитая холодную, неумолимую скалу его испытующему взгляду.

— Не прячься, — говорит он, и моей немедленной реакцией является именно это.

Он кладет руку мне на грудь, прямо над сердцем. И, вздрогнув, я понимаю, что он ощущает. Мое сердцебиение учащается. Пульс бьется так сильно, что я сама чувствую биение.

Ужас от того, что это значит, пронзает меня, и я отстраняюсь.

— Отпусти меня.

Томными движениями Алекс делает, как я прошу, медленно отходя.

— Это нормально — чувствовать подобное. Это нормально.

Я провожу руками по волосам.

— Мне просто нужно… успокоиться.

— Ты перевозбуждена. Просто расслабься, — он опускается позади меня, помещая меня между своих ног.

Его прикосновения раздражают мою огрубевшую кожу. Я пытаюсь вырваться, но он обхватывает меня руками, прижимая к себе.

— Доверься мне, — говорит Алекс, затем просовывает руку мне между бедер.

Это почти болезненно, когда его пальцы кружат по моему клитору, но вскоре боль переходит в ту ненасытную, похотливую потребность, от которой у меня сводит низ живота. Алекс запускает свободную руку в мои влажные волосы, его губы касаются чувствительного места между моей шеей и плечом.

— Черт, с тобой так хорошо, — шепчет он. — Я не хочу прекращать прикасаться к тебе.

Мое дыхание учащается, грудь прижимается к его предплечью, я цепляюсь за камень.

Это происходит быстро. Настигает оргазм, мое естество сжимается от глухой боли, когда он продолжает водить кончиками пальцев по чувствительному пучку нервов.

Грудь расслабляется, голова становится легкой, а по телу пробегают эйфорические импульсы.

Я откидываюсь на его грудь, не в силах бороться. Успокаивающий эффект мгновенный. La petite mort. Маленькая смерть. Какая-то часть меня умерла вместе с Алексом, и я не знаю, как оплакивать это, и должна ли.

Как может что-то столь трагичное быть таким прекрасным?

Алекс нежно целует меня в мочку уха.

— Гиперактивная нервная система, — говорит он в качестве объяснения. — Твой мозг пытается сортировать каждое новое ощущение. Для отображения требовалось больше точек удовольствия.

Его руки прикрывают меня, пока вода стекает по скале вокруг. Мое дыхание замедляется и выравнивается, тело привыкает к спокойной воде.

Я презираю каждое слово, слетающее с его губ — и все же, он эксперт. Даже когда дело доходит до секса, Алекс контролирует ощущения, которые я испытываю. Я напрягаюсь от этого осознания, и мной овладевает беспокойство. Вся безмятежность разрушена.

Я подаюсь вперед и отползаю от успокаивающего тепла его тела.

Я лгала Алексу. Лгала и ничего не чувствовала. Я намекнула, что его лечение сработало. Сказала, что у меня были эти чувства… ложь во благо, которая должна спасти мою жизнь.

Теперь та же самая ложь мучает меня, потому что все оказалось правдой.

Я чувствовала каждую секунду, когда он был внутри меня.

— Я чокнутая, — говорю я себе. Алекс сломал мне мозг в своей примитивной лаборатории. — Надо убираться отсюда к чертовой матери.

Все, что сейчас произошло между нами, — все это лишь в моей очень испорченной голове. Провода пересеклись. Нейроны дают сбой. И все закончится, как только я освобожусь от этого места и Алекса. Какой бы висцеральной болезнью я ни заразилась, нужно остановить ее распространение.

Я вырываюсь из объятий Алекса и ныряю в реку.

ГЛАВА 20

ЭНТРОПИЯ

АЛЕКС

Есть научное слово, обозначающее физическое и концептуальное состояние хаоса. По определению, энтропия — это измеримое состояние беспорядка, непредсказуемости или неопределенности.

В закрытой системе энтропия может только увеличиваться, следовательно, процесс необратим.

Вы никогда не сможете вернуться к тому состоянию, с которого начали.

Мы с Блейкли находимся внутри самодельной изолированной системы. Каскад водопада. Течение реки. Изолированность скал. Лес и ночь, которые окружают нас, окутывая коконом в защищенном убежище.

И все же неопределенность нарастает.

В тот момент, когда Блейкли ныряет в реку, все достоверные и измеримые знания о ней, о нас, становятся искаженными. Страх — это результат неопределенности, и мой страх перед неизвестным усиливается, когда я прыгаю за ней.

Выплываю на поверхность рядом с ней.