Жестокая нежность 2
Шрифт:
Дима постучался, поторапливая меня…
Еще раз умылась и вышла.
Связывать он не стал, но в подвал обратно увел. Всучил тарелку с едой. И ждал, когда поем. Это показалось подозрительным. Зачем так настаивать на выпитом соке? Подмешал что-то? — по запаху не понятно.
— Пей или насильно волью! — говорит приказным тоном.
Смотрю с сомнением на стакан в руках, потом специально роняю — тот звонко разбивается…
— Ты… — прошипел от злости он. Значит, планировал навредить «чудо-напитком».
Но вот удар наотмашь точно не ожидала получить. Скулу
***
— Подумай над своим поведением! Хочешь или нет: придется быть ласковой и сговорчивой! — закричал Дима, склонившись надо мной, от этого жеста и пронзившей боли сжалась, опасаясь, что удары продолжатся, на всякий случай сгруппировалась, подтянув колени к груди.
Ничего не произошло… Он провел рукой по моей пострадавшей щеке и покинул подвал, закрыв на ключ.
Я перебралась на матрац. Трясущимися руками обняла свои плечи, прислушиваясь к ощущениям в теле. Может, успокаиваю себя или опять обманываюсь, но, кажется, все в порядке — падение не вызвало бунта организма.
«Боже… Дай сил вытерпеть…» — прикрыла глаза, думая о своей семье. Что там сейчас происходит? Даже боюсь представить: в каком отчаянии находится Ян… Одно знаю точно — найдет быстро, возможностей достаточно. И тогда Дима ответит за все содеянное со мной…
Усталость все же взяла верх, тяжелые веки не оставили шансов на бодрствование и контроль ситуацией. Немного удалось поспать… И боль казалась не такой навязчивой.
От громкого удара дверью, резко проснулась, и, вздрогнув, обернулась на вход.
— Вставай, — сказал мучитель. А потом навел на меня пистолет. — Живее!
Делаю, как говорит. Смотрю на него, желая понять степень вменяемости.
— И без глупостей, — дуло упирается в мою спину, подталкивая вперед.
Поднимаемся по лестнице.
— В ванную комнату иди, — дает дальнейшие указания.
«Что ему нужно?» — сердце колотится трепыхающейся в клетке птицей, ритмичные удары отдают в висках, а к горлу подкатывает тошнота.
Открываю дверь. Захожу. В зеркале ловлю его взгляд, от которого снова возникает противное ощущение прикосновения.
— Раздевайся, — изгибает бровь в ожидании.
— Что… — тихо спрашиваю, а голос дрожит.
— Да, ты правильно поняла. Приведи себя в порядок, будь красивой для меня. И скоро врач приедет — избавить тебя от ублюдка. Никакого напоминания о муже не останется.
Это какой-то жуткий сон… Просто не верится, что все это происходит в реальности, как будто не могу вырваться из оков, и изощренная пытка продолжается.
— Ну! Быстрее! — разозлился он, сняв пистолет с предохранителя.
На мне лишь пижама, белья нет…
Под пристальным требовательным взглядом снимаю одежду. Прикрываюсь руками. Опускаю глаза в пол. И снова плачу. Такой униженной никогда себя не чувствовала.
— Что он сделал с тобой? — Дима приближается сзади. Свободной рукой проводит по моим шрамам. — Я буду беречь тебя.
«Пусть все это закончится» — стараюсь думать позитивно, хотя меня трясет от омерзительной ситуации.
— Помойся… — раскрывает дверцы душевой кабинки. — Давай,
скорее. А после: будешь пахнуть исключительно мной. И хватит ныть…Он выходит, оставляя одну, не забыв прихватить мою пижаму.
Теплая вода немного расслабляет, даря временное облегчение телу… Но страдания физической оболочки не волнуют: боль отступит, ссадины пройдут, кожа заживет… Душа мечется и воет от несправедливости.
Плачу и зову мысленно любимого:
«Ян, приди, спаси, не позволяй совершиться насилию…»
Настойчивый стук в дверь напомнил, чтобы заканчивала.
Огляделась. Ни полотенца, ни халата… Ничего-то другого, чем можно вытереться или во что завернуться. Прячу грудь за длинными мокрыми волосами.
Выхожу, закрывшись дополнительно ладонями. Становится холодно, кожа мгновенно порылась мурашками. И слезы не перестают течь.
— М-м-м… — Дима смотрит на мою дрожащую фигурку. Потом укутывает большим полотенцем. — Док приехал. Придется отложить приятное…
Подхватывает на руки. И несет в одну из комнат, где уже ожидала женщина.
— Это займет время, оставьте нас одних, — говорит она. — Прерывание медикаментозное, но не мешайте.
— Хорошо, — недоверчиво отвечает он, опуская меня на кровать. — Все-таки не понял, почему Саныч прислал вас? Должен был сам приехать… По телефону сбивчиво что-то лепетал…
— У Михаила Александровича срочная операция, — невозмутимо сказала врач. — И вашей жене приспичило сделать прерывание… Выбор не велик: либо я, либо придется отложить.
Смотрю на нее и не могу отделаться от ощущений, что ее лицо смутно знакомо. Это отвлекает от мрачных мыслей, и, как ни странно вселяет мнимую надежду на спасение, хочется думать: она не зря здесь и обязательно поможет.
Дима больше ничего не стал спрашивать, ответа женщины ему оказалось достаточным.
Как только он вышел из спальни, врач, стоявшая спиной, обернулась.
От вида шприца в ее руках, наполненного чем-то, у меня начинается истерика. Обманулась, жестко обманулась!
— Пожалуйста, нет… — дыхание перехватывает, когда говорю. — Он не мой муж… Я пленница… Помогите…
— Т-ш-ш… Тина… — женщина приложила палец ко рту, а шприц падает на пол. — Знаю, все знаю. Не враг. Ян тоже здесь. И полиция. Одевайся. Скорее.
Она достает из сумки вещи, обувь и кидает мне. Потом нажимает какую-то кнопку. Сигнал для штурма?
— Кто вы? Я вас видела раньше? — натягиваю джинсы и футболку, на ноги — удобные балетки.
— В перинатальном центре…
— Но как? — удивлена ее смелостью.
— Муж расскажет потом. Давай сюда, вылезай. Хорошо, что на второй этаж этот придурок не пригласил… — она открывает окно, выглядывая на улицу. Оттуда доносятся шорохи, словно кто-то крадется. — Помогите, мы тут.
Осторожно вылезаю, приземлившись в руки какого-то мужчины. Полицейская форма внушает доверие, моментально успокаиваюсь. Он уносит меня. Смотрю на дом. И не понимаю, почему женщина, имя которой даже не успела узнать, не делает то же самое… Только не это, не хватало, чтобы из меня, пострадала она.