Жестокая нежность 2

— Так вы сказали: будете оформлять опеку над Тимуром?

Кивнула, поведав вкратце визит к юристу.

— А кем вы приходитесь? — вполне прогнозируемый интерес.

— По сути, никем… Вы знаете, что у него рак крови был? Вот я стала донором.

— Нет. Откуда? — вздохнул Сергей Сергеевич. — Нужно запросить документы…

— Как он?

— Перелом ключицы, множественные ушибы, сотрясение, в остальном — почти не пострадал, на удивление… Родители погибли мгновенно. Все это время, пока не приехала скорая и полиция, он сидел возле них… И сейчас по большей части молчит или отвечает односложно «да/нет», психолог работает с ним — результат есть, но лучше семьи ничего нет… забота и любовь…

Бедный ребенок. Пережить такое никому не пожелаешь. В моих силах помочь ему справиться с утратой.

— Можно увидеть Тимура? — вдруг получится разговорить.

— Да. Пойдемте: провожу.

Пока шли по коридору, успела разволноваться. Он должен узнает меня, а вот захочет ли слушать? И что сказать, как начать?

Когда-то Макс оказался в похожей ситуации, найдя мертвую мать… Правда, с ним проблем не возникло, сам тянулся к общению и не замыкался в себе. Мы быстро сблизились.

— Тимур? — позвал его Сергей Сергеевич. — Смотри, кто пришел навестить тебя?

Мальчик оторвался от телевизора. Перевел взгляд на нас. На лице отразилось удивление и, о, чудо, не верю глазам, улыбка! Он искренне рад мне.

— Вы оставите нас? — отвлекаю доктора, который тоже поражен резким переменам в настроении пациента.

— Конечно.

Я присела на край кровати, взяла его правую руку, вторая — привязана к туловищу, дополнительно фиксируя перелом.

— Привет, — поглаживаю ладонь мягкими движениями.

Тимур просто кивает.

— Помнишь меня? — уточняю на всякий случай, видно, что узнал, хотя мы всего пару раз встречались: один — для знакомства, второй — перед операцией.

В ответ снова кивок, а пальцами сжимает мою руку.

Расслабляюсь от этого простого жеста. Чувствую доверие в детском сердечке.

— Сильно болит? — показываю на бандаж.

Он отрицательно мотает головой. Это успокаивает, хотя заметно, как по-мужски крепится.

— Хочешь: поговорим? — осторожно интересуюсь.

«Нет» — читаю по губам. Что ж, настаивать не стану, не все сразу.

— Я буду навещать тебя. Можно?

«Да» — произносит едва слышным шепотом.

— Хорошо. Как тебя обычно зовут — Тим? — намеренно спрашиваю так, чтобы ответ уложился в «да» или «нет».

Кивает и улыбается. А внутри что-то щелкает, когда смотрю в его глаза, если бы не их цвет, глубокий серый, то увидеть сходство с Яном не сложно — тот же разрез, форма бровей, высокий лоб, прямой нос, пожалуй, губы пухлее, а лицо, по-детски, круглое и оттенок волос пепельно-русый. Полина пожалела мои нервы, сказав, что сын на нее похож: не спорю, это так, но в нем много от Яна. Тогда я не стала, Тима разглядывать, хотелось отрешиться и не думать о прошлом мужа. И мальчик болел, выглядел иначе: худым, изможденным лекарствами, процедурами… Сейчас же вижу любимые черты в нем…

Не скрою, снова неприятно и больно, но всячески стараюсь не развивать в себе мрачные мысли, в которых другая женщина ласкает Яна, извивается и стонет в его объятиях… Моя задача сделать счастливым этого ребенка.

— Не плачь, — тихо говорит Тим и тянется к моим щекам, пытаясь стереть слезы. — Мама сказала, ты заберешь меня, если их не станет.

От этой фразы и звучания его голоса замираю, не могу вымолвить ни слова.

Глава 29

Глава 29.

Я не должна была обещать Тиму… Не должна… Пока не заручусь поддержкой Яна, не стоило дарить надежду на новую жизнь и семью. Но сделала это, не в состоянии оторвать взгляда от доверчивых детских глаз, в которых видела мужа. Ведь мысль, что он будет где-то далеко, при наличии живого отца — причиняла боль, вызывая внутренний протест и желание уберечь от любых проблем. А фраза: «ты же мне родная, правда?», намекая на мое участие в операции — сразила наповал, покорив окончательно. И еще добавил: не станет молчать, будет выполнять рекомендации врачей, лишь бы я пришла вновь и не бросала. Разве могла поступить иначе после таких слов? Нет, конечно, нет…

Ян поймет и примет. Уверена. Даже если бы речь шла о совершенно постороннем ребенке. Он не говорил, но возможно, узнав о сыне, рожденном при таких обстоятельствах, ему было не все равно, как пытался показать мне, не желая огорчать. И с мальчиком не знакомился, чтобы не привязываться, не поселять в своей душе навязчивые мысли, а потом стремиться общаться с ним, принимать участие в жизни…

Что касается детей: понятие «равнодушие» неуместно.

На эту тему решила проконсультироваться с нашим адвокатом, заодно узнать новости, которыми грозился обрадовать — время вышло… Или опять что-то не так пошло? — это выматывает больше всего, ожидание «убивает и травит»…

— Тина, какая неожиданность и сюрприз! Не поверишь: сам собирался позвонить! Хотел пригласить к себе в офис вечером, — воскликнул Филипп Абрамович, протягивая руку, а потом слегка обнял меня, после чего предложил сесть. Как всегда, вежливый и внимательный, но что за демоны пляшут в его голове — только одному ему известно.

— Прости, милочка, выпей пока водички, срочный звонок нужно сделать, — поставил стакан передо мной, и покинул кабинет.

«Что происходит? Неужели, все разрешилось? Иначе с чего такая радость и приподнятое настроение» — от этих мыслей сердце волнительно забилось. Кроме очевидного, любимых мужа и детей, для счастья мне нужно не много — тишина, покой, интимность…

Через несколько минут Филипп Абрамович вернулся, и улыбка не сходила с лица.

— Ты же по делу? — тут же спросил.

— По делу… Но вас тоже интересно послушать. Что там?

— Все, дорогая, все! Можно выдохнуть. Вышли на финишную прямую, — он откинулся на спинку стула.

Одно слово «все», а как приятно звучит, прям бальзам на душу, представляя, что жизнь, пусть с некоторыми изменениями, потечет в привычном русле. Не может ведь череда нескончаемых негативных событий сваливаться на нас.

— Это правда? — хочу узнать подробности.

— Так, так, так… — роется в ящике стола и, найдя что-то, протягивает мне красную бархатную коробочку, проигнорировав мой вопрос.

— Что это? — беру, прекрасно понимая, что увижу там нечто ювелирное.

— Открой и посмотри, лапонька, — уже давно не обращаю внимания на его манеру общения.

Внутри оказалось кольцо — массивное, с пышно декорированным изумрудами ободком, высокой оправой и крупным бриллиантом в центре. Какая прелесть.

И все же:

— Не понимаю… — говорю, а потом замечаю кусочек торчащей бумаги из тканевой подложки.

Достаю крошечный сверток. Там всего одна фраза, от которой готова сорваться и бежать, желая оказаться в любимых объятиях: «Увидимся на нашем месте. Слава».

Надеваю изысканное украшение на палец. У Яна отличный вкус, среди всего ювелирного многообразия умеет выбрать то, что мне понравится — оно совсем не скромное, могу предположить стоимость, но выглядит не кричаще, без излишеств, элегантно. На тридцатилетие от него не получила других подарков, кроме встречи, и не ждала ничего, увидеть было важнее. Тогда он объяснил отсутствие презента невозможностью купить самому, из-за осадного положения, а доверить кому-то просто не мог. Выходит, сейчас ходит свободно, и прятаться больше нет нужды.