Жестокие святые

— Какого черта, по-твоему, ты делаешь?

— Было ясно, что это единственный способ привлечь твое внимание, – говорит он, черты его лица еще темнее, чем когда я открывала дверь.

— Мое внимание? Ради чего? – Я делаю шаг назад, но мои икры ударяются о мраморный бортик фонтана.

— Ради этого, – рявкает он, а затем делает шаг вперед, и то скудное пространство, которое мне удалось создать между нами, исчезает с одним его шагом. Его правая рука взлетает вверх, обхватывая мой затылок, и прежде, чем я успеваю осознать, что происходит, губы Люциана прижимаются к моим.

Я замираю, ошеломленная до безумия.

Он входит в мой рот без каких-либо усилий, а затем нежно касается моего языка.

Мой шок превращается в замешательство, которое в считанные секунды сменяется чувством подавленности.

Рык вырывается у Люциана, и мне каким-то образом удается поднять руки к его твердой груди. Я хочу оттолкнуть его, разорвать поцелуй, но мои руки не слушаются.

Левая рука Люциана находит мою щеку, а затем он заставляет мою голову наклониться туда, куда он хочет, углубляя поцелуй. Поцелуй становится голодным, поскольку он, кажется, теряет контроль, и вскоре я с трудом могу дышать из-за нападения на мой рот.

У меня вырывается всхлип, и я не уверена, почему издала этот звук.

Я не хочу этого.

И все же я ничего не делаю, чтобы отбиться от него.

Это просто еще одна вещь, которую у меня отняли.

Но все же я не могу отрицать трепет в животе и учащенное сердцебиение. И это не потому, что я его боюсь. Это потому, что это лучший поцелуй, который у меня когда-либо был.

Губы Люциана ласкают мои, его язык сильно поглаживает, его зубы покусывают, требуя, заявляя права.

Боже, это... мощно... опьяняюще... потрясающе.

Там, где я никогда не могла мысленно убежать от домогательств Данте, я обнаруживаю, что мой разум легко затуманивается. Такое чувство, что я поглощена Люцианом. Его сила поглощает меня. Его мужественность одурманивает меня. Его рот требует, чтобы я сосредоточилась только на том, что он заставляет меня чувствовать.

Если к Данте я испытывала только отвращение, то к Люциану – это полная противоположность. Даже Альфонсо не заставлял меня чувствовать себя так… загипнотизировано.

Каждая моя клеточка сосредоточена на Люциане. Моя кровь быстрее бежит по венам, и не успеваю я опомниться, как целую его в ответ. Я сдаюсь, даже не пытаясь сопротивляться.

Я ощущаю вкус мяты на его языке. Я чувствую его теплое дыхание на своей коже. Его руки обнимают меня так крепко, что кажется, он никогда не отпустит.

Боже, Боже. Боже.

Что это?

Мое тело прижимается к нему, и мои руки поднимаются к его шее, мои пальцы пытаются запомнить ощущение его кожи. Моя грудь прижимаются к его твердой груди, пока мой язык смакует его вкус.

У меня вырывается еще один всхлип, но для моих ушей он звучит по-другому. В этом нет никакой паники. Только нужда.

Так же быстро, как Люциан вторгся в мой рот, он отпускает меня, и в следующую секунду я наполняюсь ощущением потери его поцелуя и тела, когда он отходит на безопасное расстояние.

Мои глаза расширяются, а руки безвольно опускаются по бокам.

Я встречаюсь с горящими глазами, его грудь поднимается и опускается от глубоких вдохов, которые он делает. Он поднимает руку к подбородку, а затем проводит большим пальцем по нижней губе.

А потом реальность возвращается, и мое сердце падает на землю с того места, где оно парило в небесах.

Я думала, что уже испытывала страх раньше. Я была неправа. Я начинаю неудержимо дрожать, и тепло покидает мое тело, наполняя льдом.

Не потому, что Люциан может причинить мне физическую боль, а потому, что он может сделать то, чего никогда не смог бы Данте – Люциан может убить мою душу. Он может лишить меня моих мечтаний. Он может сделать меня пленницей, и я боюсь, что не захочу сбежать от него.

_______________________________________________

ЛЮЦИАН

Матерь Божья.

Последние три дня я медленно сходил с ума. Мои мысли были поглощены Еленой. Мои глаза постоянно искали ее. Но Елена пряталась от меня, никогда не выходя из своих апартаментов.

Понимая, что у меня мало времени, я знал, что для меня есть только один способ быть уверенным. Поэтому я вытащил ее из комнаты и, как гребаный пещерный человек, понес в сад, который она так любит.

А потом я, черт возьми, поцеловал ее.

Я думал, это поможет мне покончить с ней. Я думал, что это будет то же самое, что целовать любую другую неопытную девушку – неинтересно и безвкусно, – и я, наконец, преодолею свою одержимость ею.

Но я ошибался. Господи, неужели я ошибался?

Мои надежды рухнули, а мои опасения столкнулись лицом к лицу с самыми сильными эмоциями, которые я когда-либо испытывал. Неумолимая потребность. Сильное желание. Прежде всего, мое чувство собственности возросло в десять раз.

Я хочу Елену. Больше, чем кого-либо, кого я когда-либо хотел. На вкус она была как рай. Она чувствовалась прекрасно в моих объятиях. Когда она захныкала, я мгновенно стал твердым. Потребовалось больше самоконтроля, чем я думал, чтобы прервать поцелуй, потому что я был в секунде от того, чтобы трахнуть ее прямо здесь, рядом с фонтаном.

Я все еще чувствую ее сладость на своем языке, и это заставляет меня облизывать губы, ища хоть какой-нибудь намек на то, что она осталась на них.

Я упиваюсь видом ее румяных щек, волнением от поцелуя, которым мы обменялись, окрашивающим ее кожу. Ее груди набухают под футболкой с V-образным вырезом с каждым ее вдохом.

Она выглядит как богиня секса до тех пор, пока кровь не сходит с ее лица. Паника искажает ее черты, а затем глаза наполняются страхом. Ее дрожащие руки привлекают мое внимание, и ее дыхание становится учащенным, пока я не начинаю беспокоиться, не начнет ли она учащенно дышать.

Честно говоря, я немного удивлен реакцией Елены. Она поцеловала меня в ответ. Она, черт возьми, растаяла в моих объятиях. Но все равно она смотрит на меня с ужасом. Как будто я, блять, напал на нее.

Я делаю шаг к ней, но она предупреждающе поднимает руки.

— Не надо! – даже ее голос дрожит от паники. Она судорожно втягивает воздух. – Никогда больше не прикасайся ко мне.

Елена бросается прочь, и я почти бросаюсь за ней, но ужас, который я увидел на ее лице, заставляет меня оставаться на месте.