Жестокие святые
Шрифт:
Это реально?
— Если тебе действительно хочется так меня называть, – говорит она резким голосом.
Мое сердце начинает бешено колотиться, а в голове царит хаос.
О, мой Бог.
Она жива?
Моя мать жива!
Холодный пот растекается по моему телу, когда шок достигает максимума, выбивая воздух из моих легких.
— Я думала, ты умерла, – удается прошептать мне, даже не уверенной, реальность это или сон.
— Считай, я
Ее слова льются на меня, как кислота, разъедая блаженное счастье. Такое чувство, что в моем мозгу происходит короткое замыкание, и я не в состоянии осмыслить то, что слышу. Не в состоянии придумать подходящую реакцию.
У меня вырывается сдавленный звук.
— Не надо. Пожалуйста, – я повторяю слова, которые столько раз произносила раньше, когда сталкивалась с ужасами жизни.
— У тебя есть пятнадцать минут. Приходи одна, или ты даже не попрощаешься.
Мир вращается вокруг меня, когда звонок заканчивается, и я застываю, мое дыхание срывается с губ, не в состоянии сформировать связную мысль.
Люциан.
Нет.
Нет.
Нет.
Сохраняй спокойствие, Елена. Тебе нужно спасти его.
Почему-то мне приходит в голову надеть вторую туфлю и взять свою сумочку.
Глубокий вдох.
Боже.
Сосредоточься, Елена. Ты нужна Люциану. Ты сможешь справиться с шоком позже. Прямо сейчас тебе нужно сосредоточиться на том, что нужно сделать.
Лео и тетя Урсула не должны знать.
Рыдание срывается с моих губ, но я проглатываю шок и страх обратно. Я делаю еще один глубокий вдох, поднимаю подбородок и заставляю себя улыбнуться.
Взявшись за красное коктейльное платье, я закрываю глаза.
Ты можешь это сделать.
Ты должна.
Ради Люциана.
Я открываю дверь и выхожу, мой голос наполнен фальшивым волнением.
— О боже, мне оно нравится. Ты не могла бы заплатить, пока я сбегаю в туалет? Мой мочевой пузырь сейчас лопнет.
Я сую платье в руки тете Урсуле, и она посмеивается надо мной, когда я поворачиваюсь к ассистентке, которая нам помогала.
— Где здесь туалет? – спросила я.
— Сразу за той дверью, налево, – улыбается она мне.
Я бросаю взгляд на Лео, который стоит у входа в магазин, и бегу в туалет. Я закрываю за собой дверь и запираю ее на ключ, затем поворачиваюсь к золотому витражу.
В панике я не могу найти способ открыть его и, взяв мусорную корзину, разбиваю ее о стекло. Зная, что кто-то, вероятно, услышал шум, я спешу в проем, порезав себе руку. Я прикрываю порез
и бегу по переулку в сторону улицы.Мое сердце колотится о ребра, дыхание отчаянно срывается с моих губ, пока я произношу одну молитву за другой о безопасности Люциана.
Боже, моя мать жива.
Она здесь.
Поскольку шок продолжает накатывать на меня волнами, я бросаюсь прочь из магазина, молясь, чтобы Лео меня не увидел. На высоких каблуках трудно бежать, и я останавливаюсь, чтобы быстро снять их.
— Миссис Котрони! – Я слышу, как Лео кричит где-то позади меня.
В этот момент я замечаю такси и спешу к нему.
Запрыгивая на заднее сиденье, я даю водителю адрес моего отца.
— Быстрее! Быстрее!
Когда он отъезжает, я смотрю, как Лео бежит к машине, его лицо искажено беспокойством.
Мне жаль, Лео.
Я откидываюсь на спинку сиденья и, закрыв глаза, начинаю молиться. Я не знаю, что я собираюсь делать, когда доберусь до виллы моего отца.
Как это случилось?
Она жива?
Боже, у нее Люциан!
Могу ли я хотя бы урезонить ее?
Зачем она это делает?
— Быстрее, – говорю я, когда мне кажется, что водитель не торопится. – Это срочно.
Кажется, что время ползет незаметно, и когда такси наконец подъезжает к вилле, я расплачиваюсь и вылезаю. Я даже не думаю надевать обувь, когда спешу к воротам. Мое сердце бьется где-то в горле, когда они открываются, а затем передо мной появляется мужчина, одетый в черную боевую форму.
Он хватает меня за руку и, не говоря ни слова, тащит по подъездной дорожке к парадной двери особняка, в который я надеялась больше никогда не входить.
Я понятия не имею, чего ожидать.
Моя мать здесь, в доме.
Люциан. Боже, Люциан.
Мои эмоции бушуют внутри меня, как дикие волны.
Куда бы я ни посмотрела, повсюду разбросаны тела, и я не узнаю никого из мужчин, стоящих на страже.
Так много крови.
Так много смертей.
Мой телефон начинает звонить, и мужчина вырывает у меня сумочку. С колотящимся в груди сердцем меня ведут в кабинет отца и заталкивают внутрь комнаты.
Мой телефон звонит снова, и первое, что я вижу, – это моего отца, привязанного к стулу, с избитым лицом и окровавленной рубашкой.
Затем я вижу постаревшую версию себя, и вид матери, которую я считала мертвой, потрясает меня до глубины души.
Она действительно жива.
Я не могу ничего поделать, но мне больно от того, что она оставила меня. Меня переполняет так много вопросов, но потом я понимаю, что Люциана нигде не видно.
— Где мой муж? – спрашиваю я, не заботясь о том, что она сделает с моим отцом или со мной.