Жестокое искушение

Я почистила зубы в ванной комнате и впервые осмотрелась. Внимание к деталям и небольшие штрихи, которые делали комнату уютной, удивили. Салфетки на тумбочке. Ночник в ванной. У него даже были часы, которые одновременно служили генератором белого шума. Кроме того, декор представлял собой смесь нейтральных оттенков с достаточным разнообразием, чтобы комната не выглядела монохромной. Атмосфера была очень спокойной если честно. И спальня, и ванная просторные, но уютные. Я была впечатлена.

Взяла спортивные штаны, которые Оран дал мне прошлой ночью. Они все еще лежали у двери, где их оставила. Пояс собрался в складки, когда затянула шнурок достаточно туго, чтобы штаны не спадали, делая их громоздкими, но функциональными.

Сойдет.

Я не надела бюстгальтер под красное платье, так что надеть было нечего. Я удивилась, насколько более обнаженной чувствовала себя без бюстгальтера в футболке Орана, чем в обтягивающем платье. Белый хлопок почему-то казался более личным. Интимным. Я подозревала, что виной тому было мое эмоциональное откровение прошлой ночью, а не то, что надела или не надела.

Сделала последний глубокий вдох и вышла из спальни на поиски моего ненастоящего жениха.

Я мысленно проиграла множество возможных сценариев, с которыми могу столкнуться, увидев Орана этим утром. К сожалению, я так сосредоточилась на том, что скажу, что забыла подумать о том, будет ли он одет. Оран Байрн стоял на кухне в одних брюках, потягивая кофе и смотря новости. Влажные волосы зачесаны назад. Он был босиком. Торс и руки могли бы служить моделью для Витрувианского человека да Винчи — идеально пропорциональные мышцы под гладкой, безупречной кожей.

Мозг на мгновение отключился, оставив меня в состоянии временного ступора. Мне пришлось буквально встряхнуть головой, чтобы вернуть мысли в движение.

— Сейчас разгар зимы. Разве тебе не стоит надеть рубашку? — выпалила я в качестве приветствия.

Оран оглянулся и прищурился.

— Я горячий по натуре. Тебя это смущает? — Он усмехнулся, явно не заботясь о том, смущает это меня или нет.

— Ни капли. Если тебе комфортно выставлять напоказ всю эту гротескную деформацию, пусть будет по-твоему.

Он откинул голову назад и рассмеялся над абсурдностью моего комментария. Я знала, что это его не обидит. На великолепном теле не было ни единого дюйма, который бы не соответствовал идеалу. Ни татуировок, ни единого изъяна, хотя я старалась не пялиться и не раздувать его эго больше, чем необходимо.

— Ты мог бы разбудить меня, — предложила я. — Извини, если из-за меня ты пропустил работу.

— Меня вызвали прошлой ночью по одному вопросу, так что я тоже поспал подольше.

— Посреди ночи?

Он ушел после нашего разговора? Я ничего не слышала, но была слишком измотана.

— Скорее ранним утром. Я оставил записку на случай, если ты проснешься, пока меня не было, но ты все еще спала как убитая, когда вернулся.

Он был занят, а я ничего не слышала. Подождите, откуда он знал, что я все еще спала? Он заглядывал в мою комнату? Я не закрывала дверь на замок. Я слишком устала, чтобы даже подумать об этом. В моем сознании промелькнул образ того, как он наблюдает за мной, пока я сплю, и вместо ожидаемого беспокойства грудь наполнило теплое покалывание, которое медленно распространилось по всему телу.

Мой желудок выбрал этот момент, чтобы напомнить, насколько уже поздно, с неприлично громким урчанием.

Оран усмехнулся.

— У меня есть протеиновые батончики, гранола, или могу пожарить яиц.

— А Cocoa Pebbles⁸ нет? — поддразнила я. Это был мой защитный механизм. Чувствуешь неловкость или дискомфорт? Сарказм и легкость в помощь.

Оран, однако, воспринял мой комментарий так, будто говорила серьезно.

— Только Frosted Flakes⁹.

— Ты серьезно? У тебя есть Frosted Flakes? — спросила с искренним удивлением.

Открыв шкафчик, он достал синюю коробку с узнаваемым тигром на передней стороне и поставил передо мной.

— Молоко? — Я сгорала от нетерпения. Я не ела Frosted Flakes с детства — до тех пор, пока Элиза не запретила Глории покупать их, потому что, по ее словам, от хлопьев я толстела.

Оран усмехнулся с явным удовольствием, принеся пакет молока, а затем наблюдал, как я наслаждаюсь первым кусочком сладкого лакомства.

— Кто-нибудь говорил тебе, что пялиться невежливо?

— А тебе говорили, что жевать с открытым ртом — дурной тон?

Мои глаза округлились.

— Я не… — вместо того чтобы защищать свои безупречные манеры, вдохнула хлопья и начала кашлять.

Оран принес стакан воды, покачивая головой.

— Тебя слишком легко вывести из себя. Пей.

Я послушалась, прочищая горло.

— Придурок, — прохрипела, затем вернулась к еде. Я действительно была голодна.

Оран повернулся обратно к телевизору.

— Нам нужно кое-что обсудить, — сказал он небрежно через плечо. — Рабочие дела, которые возникли прошлой ночью, кое-что изменили. Нам придется скорректировать наше соглашение.

Я замерла, ложка на полпути ко рту.

— Ты имеешь в виду… ты меняешь условия своего шантажа?

Его голова медленно повернулась, пока пронзительный взгляд не встретился с моим. Его внезапная напряженность шокировала меня. Впервые почувствовала, как в его присутствии во мне разворачивается легкий страх.

Почему мой комментарий так быстро испортил ему настроение?

— В каком смысле скорректировать? — продолжила, надеясь сгладить свою оплошность.

Его напряженная челюсть медленно расслабилась.

— Ты переезжаешь ко мне, — он сделал глоток из кружки, будто предложил мне взять такси вместо поезда, а не объявил, где я буду жить в обозримом будущем.

— Переехать? Сюда? На сколько?

Он пожал плечами.

— Не могу сказать точно.

— Ты не можешь ожидать, что я соглашусь на это, — возразила я.

— Два месяца, — он произнес это как встречное предложение, будто мы торговались о цене на недвижимость.

— Два месяца?

Святое дерьмо, это долгий срок. Какого черта он затеял?

— Ты собираешься рассказать, в чем дело? Это не имеет смысла — ты хотел вести дела с Лоуренсом, но, забрав меня у него, рисковал потерять эту возможность. И мой переезд к тебе ничего не меняет в отношениях с Лоуренсом. Что ты от меня скрываешь?

— Для тебя это не имеет смысла, — сухо ответил он. — Ты не член мужского клуба.

Я знала, что его отсылка была просто фигурой речи, но это заставило меня подумать о Веллингтоне, Гетцe и Обществе. Очень особом виде мужского клуба. Том, который я ненавижу.