Жестокое искушение
Шрифт:
— За меня? — Почему она беспокоилась за меня?
— Да, знаешь, у мистера Брукса сломана рука… Я волнуюсь.
Я была в полном недоумении.
— Чарльз сломал руку? Что случилось?
— Ты не знаешь? — в ее голосе проскользнул намек на скандал. — Если ты не знаешь, милая, то, возможно, мне не стоит говорить.
— Глория Руис, скажи мне, что, черт возьми, происходит, — строго приказала я. Она могла быть моей няней, но наши отношения давно переросли в равные.
Она цокнула языком.
— Твоя мама сказала, что это тот мужчина, с которым ты встречаешься — он напал на мистера Брукса. Я беспокоюсь за тебя, милая. Она сказала, что
Оран сломал руку Чарльзу? Неужели он сделал это, не сказав мне?
Он уже нападал на Гетца, но, насколько знал Оран, Чарльз не делал ничего настолько ужасного. Зачем ему было брать на себя ответственность за нападение на моего отчима?
Я задумалась о намеке матери, что Оран знает больше, чем говорит. Что у него могут быть ответы о прошлом. И еще Moxy…
Мне нужно, чтобы она объяснила. Сейчас.
— Мне очень жаль, что ты волнуешься, Мама Джи, но со мной все в порядке. Правда.
— Ты уверена, милая? Моя сестра тоже приходила с синяками, но всегда говорила, что все в порядке, пока ее муж не зашел слишком далеко и не убил ее.
— Боже, Глория, — мое сердце разрывалось за нее и ее сестру. — Оран меня не трогал, клянусь, — сказала я. Если что, он был даже более сострадательным, чем я ожидала.
А как насчет стрип-клуба? Как ты это объяснишь?
Я не могла. Но, возможно, моя мать могла. Мне нужно было получить ответы.
— Если ты уверена. Ты знаешь, что всегда можешь остаться у меня, если тебе это понадобится.
— Спасибо, Глория. Ты так добра ко мне.
— Ты хорошая девочка, которая заслуживает лучшего.
Слезы затуманили зрение. Я сглотнула подступающие эмоции.
— Спасибо, что проверила меня. Я скоро свяжусь с тобой, хорошо?
— Береги себя и будь осторожна. Люблю тебя, моя девочка.
— Я тоже тебя люблю, Мама Джи, — прошептала перед тем, как повесить трубку.
Я швырнула телефон в сумку и бросилась через тротуар, чтобы поймать такси. Пришло время навестить мое самое нелюбимое место на земле. Дом, в котором я выросла.
— Глория сказала, что ты рассказала ей, будто Оран сломал руку Чарльзу. Я знаю твою склонность сочинять истории, которые тебе удобны, но это уже смешно. — Я подождала, пока закроется дверь, прежде чем начать атаку. Я не боялась, что Глория попадет в неприятности из-за того, что рассказала мне. У меня было чувство, что это изначально и было замыслом Элизы.
Моя мать поправила свои идеально уложенные волосы, будто одна прядь могла осмелиться выбиться из прически.
— Если ты собираешься просто бросаться обвинениями, то могла бы просто позвонить.
— Нет, не могла, потому что хочу объяснений и убедиться, что ты говоришь правду. — Элиза Брукс так часто лгала, что мне нужно было быть рядом с ней, чтобы хоть как-то понять, что правда, а что вымысел.
— Я рада, что ты пришла, потому что мне будет очень приятно увидеть, как ты падаешь с того высокого коня, на котором сидишь.
— Уверена, что да.
Медленная, мстительная улыбка поползла по ее лицу.
— То, что я сказала Глории, — чистая правда. Оран заходил сюда на днях, после того как мы видели тебя в клубе. У него хватило наглости пригрозить нам, чтобы мы держались подальше от тебя, — она фыркнула. — Как будто у него
есть право говорить мне, с кем я могу видеться, а с кем нет.Он предупредил их, чтобы защитить меня?
Тепло разлилось в груди, как огромный фейерверк, но так же быстро погасло, как и вспыхнуло. Он предупредил их, но что, если причина в другом? Что, если у него есть информация о Обществе, и он не хотел, чтобы моя мать и отчим его скомпрометировали?
— Зачем он это сделал? — спросила рассеянно, мой ум был в смятении.
Элиза замерла, ее суженные глаза вернулись ко мне.
— Почему бы тебе не спросить его? — с любопытством спросила она. Моя мать знала лучше всех на свете, как вынюхать слабости человека, и она почуяла мою неуверенность.
Как бы ни чувствовала себя неуютно, я не могла позволить ей получить надо мной власть.
— Я так и сделаю, но, если ты не заметила, его сейчас здесь нет, — ответила с презрением.
Она бросила на меня злобный взгляд, затем открыла дверь.
— Тогда тебе лучше пойти и найти его. У меня есть муж-инвалид, о котором нужно заботиться, благодаря твоему жениху.
Меня выпроваживали. И прекрасно. Я не хотела провести ни одной лишней секунды в ее присутствии.
Подняв подбородок, повернулась к матери спиной и молилась, чтобы больше никогда не видеть ее лицо.
К тому времени, как вернулась в квартиру, я уже потеряла самообладание. Месяцы беспокойства и разочарования накапливались, пока давление не стало невыносимым. Мне нужно было раз и навсегда узнать, могу ли я ему доверять, иначе сойду с ума.
Я вошла в квартиру, используя коды, которые Оран дал мне утром. Не теряя ни минуты, сразу же приступила к обыску. Даже не пыталась скрывать свои действия.
Я рылась в ящиках его комода.
В тумбочке у кровати.
Под кроватями и внутри шкафов.
Я искала с одержимой решимостью найти что-то, что могло бы сказать мне, кому верить. Я проверила морозильник и бачки унитазов. Если что-то было в этой квартире, я это найду.
Не останавливалась, чтобы поесть или прибраться.
Не проверяла почту и даже не смотрела на телефон.
Часами только и делала, что обыскивала каждый уголок его дома.
Не знаю, была ли это чистая усталость или эмоциональный выплеск, как грозовая туча, наконец выпускающая дождь, но когда вернулась туда, откуда начала, и поняла, что ничего не нашла, вся энергия покинула мое тело. Я опустилась на колени, как тяжелый кусок шерсти, брошенный на землю.
Я была так уверена, что найду доказательства, если просто буду искать достаточно усердно. Слишком много дыма окружало Орана — разве это не значит, что где-то есть огонь? Мне нужно было сорвать пластырь и признать, что у меня появились чувства к человеку, который мне лгал. К человеку, который был со мной только ради того, чтобы использовать меня. Я была так уверена в этом, но когда буря утихла, и оглянулась на опустошение, которое сама создала, у меня не было ничего, кроме собственных жалких слабостей. И холодного тяжелого пистолета, который лежал у меня в руках. Я смотрела на него, пока отчаяние текло из моих глаз крупными солеными каплями, смывая остатки достоинства и самоуважения. Когда услышала, как открывается и закрывается входная дверь, я даже не пошевелилась, оставаясь на полу в кабинете.