Жестокое наследие

— Нет, — вместо этого спокойно заявила я.

Он вздохнул и приподнял одно плечо в жесте поражения. Все оказалось проще, чем я ожидала. Я едва успела подумать об этом, как он шагнул вперед.

— Эй! — крикнула я.

Он прижал меня спиной к стене. Холодные плитки стали шоком для моей разгоряченной кожи.

— Я сказал, помойся. Если не хочешь сама, я сделаю это за тебя.

— Не смей, — прошипела я, поворачиваясь, чтобы избежать прикосновения его горячей кожи к своему замерзшему телу. Мои соски были настолько твердыми, что казалось, они могут порезать стекло, и мысль о том, что Элио почувствует, как они упираются в его грудь, что узнает о том, как он влияет на меня… Я не могла этого вынести. Я напряглась, как только его руки опустились на мои бедра.

Они были мыльными и скользкими. Он провел ладонями вверх по моим бокам, потом по животу, и я уперлась руками в плитку, чтобы удержать равновесие.

С безупречной медлительностью и методичностью он начал мыть меня. Его мыльные руки скользили по животу, поднимались вверх по спине, проходили по плечам и шее, стирая каждое место, которого касалась кровь Джимми Де Лука.

И, черт возьми, я не могла его остановить.

И не хотела.

Я так изголодалась по прикосновениям, что его сильные, настойчивые руки, скользящие по моим предплечьям и ключицам, выворачивали меня наизнанку. Так вот оно как — чувствовать себя живой. Я почти забыла.

Его рука обвила мою шею, оттирая засохшую кровь до тех пор, пока вода под нашими ногами не стала розовой. Я тяжело дышала, мое дыхание стало горячим и прерывистым. Тяжелая ладонь осталась на моем горле, пальцы слегка впились в кожу. Я чувствовала, как его голое тело касается моей спины.

— Что мне с тобой делать, topolina? — спросил он меня, его голос был похож на рычание.

Элио все еще был возбужден, его член настойчиво упирался мне в поясницу. Другая его рука задержалась на груди, совсем рядом с краем бюстгальтера. Я хотела избавиться от этой чертовой вещи. Мокрое, жесткое кружево казалось совершенно лишним, когда все, чего я жаждала, это почувствовать его кожу на своей. Будто читая мои мысли, он опустил руку ниже, задевая чашки лифчика и провел пальцами по ним, обводя затвердевшие соски, упрямо проступающие сквозь ткань.

Он ущипнул один из них, и я ахнула, вода попала мне в рот.

— Так не пойдет, — пробормотал Элио и резким, сильным рывком стянул бюстгальтер, заставив мою грудь выскочить на свободу. Его рука вернулась к гелю для душа, а затем снова коснулась меня. Он начал с левой груди, с того места, где тонкий красный налет засох чуть выше декольте.

— Давай приведем тебя в порядок, — тихо сказал он.

Мое сердце сильно сжалось.

Я закрыла глаза и позволила себе откинуться на него, уступая его силе. Прошло слишком много времени с тех пор, как у меня был кто-то, на кого можно было опереться. И, наверное, я была чертовски слаба, потому что не смогла удержаться. Рука, все еще скользкая от мыла, прошлась по моей груди, нашла сосок и потянула за него. Ноги едва не подкосились от этого ощущения. Для меня это было слишком. Вокруг нас поднимался пар, насыщая воздух, пахло жасмином и нероли, и Элио. Он затуманивал мои чувства. Его кожа обжигала мне спину. Он был таким горячим и твердым. Другая рука все еще лежала на моем горле, мягко удерживая меня на месте, и большой палец играл с пульсом. Когда он переместил ладонь на другой сосок, моя голова откинулась ему на грудь. Боже, я была уступчивой. Я ясно это осознавала, и все же не хотела, чтобы он останавливался. Это было слишком приятно, а я устала чувствовать себя дерьмово все время. Голова прижалась к его ключице, и он наклонился вперед, зарываясь лицом в мои мокрые волосы.

Что за болезнь текла в моей крови? Как я могла хотеть его вот так, после всего, что произошло между нами?

Под оболочкой мир ждет, чтобы его открыли.

Стихотворение, написанное им много лет назад, оставалось таким же правдивым, как и тогда. В том электричестве, что вспыхивало между нами при каждом прикосновении, никогда не было ничего обычного. Это была магия — и она жила до сих пор. Даже ярче, чем тогда.

Рука, лежавшая на груди двинулась вниз, и я на мгновение ощутила сожаление — прежде чем она коснулась нижней части живота и опустилась ниже. Пальцы нырнули под резинку трусиков, и я выгнулась назад, мое подсознание молило о большем. Да, прикоснись ко мне. Да, напомни мне, на что это похоже.

Облегчение захлестнуло меня, густое и сладкое. Я не могла отрицать. Я была рада, что это был Элио. С ним я чувствовала себя в безопасности. Я снова могла дышать. Это была постыдная правда, спрятанная глубоко внутри, в темноте, где никто не мог видеть.

Его рука скользнула по шее к ожерелью, цепочка натянулась.

Медальон. Моя дань прошлому.

Черт, я была такой слабачкой. Предательницей по отношению к самой себе.

Это напоминание было как ведро ледяной воды на голову.

Я отвернулась и прислонилась к стене, холод плитки обжег разгоряченную кожу.

— Ты закончил? Я чистая? — спросила я приглушенным тоном. Я не повернулась, чтобы не видеть выражение его лица. Я бы не смогла этого вынести. Я должна была помнить, кем был этот мужчина. Однажды он уже разрушил весь мой мир. Он бросил меня. Я больше никогда не смогу ему доверять.

Элио замер, а затем тепло его тела исчезло. Я еще долго держала глаза закрытыми, пока до моих ушей не донесся тихий щелчок закрывающейся двери. Я выглянула сквозь пар.

Я была одна. Он ушел.

Подняв ожерелье, я провела пальцем по закрытому медальону, который прятал внутри мою слабость, и прижала его к сердцу.

24.Элио

Тогда

Я лежал на койке, стараясь не шевелиться, чтобы не задеть раны. Вчерашнее избиение было особенно жестоким. Не помогало и то, что я превратил это в игру — не показывать никаких эмоций, когда они били меня. Конечно, первые недели это было почти невозможно, но теперь я привык.

Все произошло потому, что меня поймали в западном крыле во время доставки продуктов. Я знал расписание всех внешних контактов с тюрьмой… и однажды я сбегу. Ничто не могло удержать меня здесь, когда она ждала меня.

За неделю до этого меня избили за то, что я подкупил другого заключенного, чтобы он позвонил для меня. Звонок так и не состоялся.

За последние четыре недели я по-настоящему узнал, что значит быть беспомощным. Меня били, морили голодом и издевались. Несколько раз я думал, что умру... но я не мог.

Не тогда, когда она ждала меня.

— Чувак, ты, похоже, кайфуешь от боли. Я не встречал ни одного ублюдка, который с такой настойчивостью искал бы ее сам. Что, правда думаешь, что сможешь сбежать, Де Санктис? — спросил мой сокамерник, жуя чертову зубочистку, с которой никогда не расставался.

Серхио Равелли был мелким бандитом, сидевшим за нападение при отягчающих обстоятельствах. Он был старше и, в некотором смысле, взял меня под свое крыло, когда я только попал сюда. Все звали меня Де Санктис — так было написано в документах. Никто не знал, что я здесь, так как Беллисарио засадил меня под вымышленным именем. Это сводило меня с ума.

— Я же говорил тебе, это не мое имя. Побег возможен, я уверен.

— Сантори, Де Санктис – без разницы. Но с таким подходом у тебя ничего не выйдет. Тебе нужен спонсор. Кто-то влиятельный, кто сможет тебя вытащить. Если найдешь такого — попроси и за меня. Я не вынесу еще десять лет в этой дыре.

— Я не знаю никого, кто мог бы мне помочь, — твердо сказал я, и в этот момент охранник постучал по решетке.

— Сантори. Посетитель.

Сердце подпрыгнуло. Это была Джорджия? Неужели она нашла меня?