Жестокое наследие

Я уже был одет и ждал ее, когда она вышла из душа; мне пришлось засунуть набухший член за пояс, чтобы хоть как-то его усмирить.

— Вот, надень, — сухо бросил я, швыряя коробочку с кольцом на кровать. Я не дал ей оставить кольцо, которое выбрал Де Лука.

Она уставилась на коробочку так, словно в ней пряталась ядовитая змея.

— Что это? — спросила она с недоверием.

— Ошейник… чтобы всем было ясно, что у тебя есть хозяин.

Она потянулась к коробочке и открыла ее. У нее вырвался тихий вздох. Я понятия не имел, зачем купил кольца. Это было много лет назад. Наверное, они напомнили мне кольца моей матери — те самые, которые отец заложил в ломбард всего через неделю после ее смерти. Это была минутная слабость, особенно учитывая, что я никогда не собирался дарить их кому-то. Разве что когда-нибудь передал бы племяннице, если бы моя сестра родила дочь.

Теперь Джорджия смотрела на пару колец — помолвочное и обручальное, — лежащие на бархатной подкладке.

— Ты хочешь, чтобы я носила твое кольцо? Я думала, я просто твоя пленница… а не жена.

— Для меня – да, именно так. Но для всех остальных ты моя жена, и да поможет Бог тому идиоту, который осмелится об этом забыть.

Она тихо фыркнула.

— Будь осторожен, Элио, я могу подумать, что ты защищаешь меня.

— Ты правильно думаешь, — сказал я ей. — Я защищаю свою собственность. Машину, оружие, квартиру… жену.

— Вау, четвертая после квартиры. Какая честь, — пробормотала она.

Я молча наблюдал, как она надевает кольца и разглядывает свою руку. Они смотрелись там так, словно были созданы именно для нее.

Затем оторвал взгляд и накинул пальто.

— Куда ты собрался? — спросила она, внимательно оглядывая меня. Она стояла в моем халате, который был ей до смешного велик. Темные локоны были собраны на макушке, и она казалась невинной, на что не имела права.

— Я ухожу. Дверь будет заперта, так что не делай глупостей. — Я развернулся к двери.

— Подожди! Ты просто закроешь меня? Что я буду делать весь день? — в ее голосе прозвучала паника.

— Спи, смотри в окно — мне все равно. У меня есть работа. Я тебе не нянька. С этого момента ты будешь зарабатывать право выйти из этой комнаты хорошим поведением.

Она сердито посмотрела на меня.

— Я не твоя собака, я уже говорила тебе.

— Нет, не собака. Я бы никогда не завел питомца. Они требуют слишком много внимания в эмоциональном плане.

Ее глаза опасно сверкнули.

— Я могу убить тебя во сне, Элио Сантори, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

У меня вырвался мрачный смешок.

— Ты можешь попробовать. — Я отвернулся.

— Подожди! Так это теперь моя жизнь? Взаперти в четырех стенах? Я сойду с ума.

— Человеческий разум ломается куда медленнее, чем ты думаешь. Со временем мы увидим…

Я замолчал, когда она бросилась на меня, пролетев через всю комнату, как одержимая. Я легко увернулся, использовал ее порыв и развернул, швырнув на кровать. Я тут же навалился сверху, прижав ее запястья к матрасу.

— Я же просил перестать испытывать меня, topolina.

— Не называй меня так, — прошипела она.

В моей однообразной жизни ее гнев был яркой полосой. Она была в цвете, а все остальные — черно-белыми.

— Почему нет? — услышал я свой голос.

— Потому что это чертовски больно, — ответила она.

Больно?

Она толкнула меня бедрами, пытаясь сбросить, но халат распахнулся, обнажая бронзовую кожу, сияющую на фоне белой махровой ткани, и, черт побери, мне хотелось прикоснуться к ней.

Мое тело просыпалось и знало, чего хочет. Единственную женщину, которую оно когда-либо желало.

Я вытолкнул из головы мысли о том, чтобы облизать эту мягкую кожу, перевернуть ее и погрузиться внутрь. Прикосновения к ней только распространяли яд. Это было опасно.

— Давай кое-что проясним прямо сейчас. Я говорил тебе, что хорош в своей работе. На самом деле я не просто хорош — я лучший. Я ломал мужчин, таких сильных и натренированных, что они спокойно могли смотреть, как умирают их семьи, не проронив ни слезинки. Я жил в аду, Джорджия, и там переродился. Я принес его с собой, когда вернулся. Тебе не одолеть меня.

Она смотрела на меня, ее глаза блестели. Я знал этот взгляд. Слезы были уже на подходе, и я не хотел быть рядом и видеть их.

— Ты не понимаешь, какие привилегии я тебе уже дал. Одежду, в которой ты ходишь. Кровать, в которой спишь. Еду, которая подается на стол.

Она нахмурила брови, когда до нее дошел смысл моих слов.

Я кивнул.

— Совершенно верно. Я мог бы держать тебя голой, прикованной к кровати, кормить объедками с пола и заставлять мочиться в ведро у двери. Это то, что Равелли, без сомнения, приготовили для тебя. — И они все еще ищут тебя. Я не стал озвучивать последнюю фразу; мы оба это знали, и это была моя проблема. Она была под моей защитой.

— Кто ты? — пробормотала Джорджия, пробегая взглядом по моему лицу. Я снял контактные линзы после душа. — Я знаю, что ты выглядишь в точности как он, но не могу поверить, что ты и есть он. Элио Сантори мог быть вором и аферистом, и, возможно, он разбил меня на тысячу осколков, но он был в десять раз лучше тебя. Ты не мой cittaiolo.

Каждое слово пробивало мою выдержку, и по поверхности моего хладнокровия пошли трещины.

Мне нужно было убираться отсюда.

Когда я открыл рот, чтобы заговорить, моя челюсть щелкнула — так сильно я ее сжимал.

— Как я уже сказал, веди себя хорошо. Не создавай проблем. Увидимся позже.

Я оттолкнулся от нее, легко поднявшись с кровати, и направился к двери. Мне срочно нужно было ударить что-то. Гнев бурлил внутри, яростный и опьяняющий.

Я уже дошел до двери, когда она заговорила.

— Может ли пленница что-то попросить?

Я остановился на секунду.

— Что? — спросил я, не оборачиваясь.

— Иголку с ниткой. Я смогу оставаться в здравом уме очень, очень долго, если у меня будут иголка и нитка.

Не удостоив ее ответом, я вышел из комнаты и кивнул Этторе, стоявшему на страже за дверью.

Она плотно закрылась за мной, и я провернул ключ в замке.

— Охраняй эту дверь ценой своей жизни.

Я оставил его стеречь запертую дверь. Джорджия бы не смогла открыть окна в моей комнате так легко, как в других. Из-за моей паранойи по поводу безопасности они были укреплены куда лучше, чем в остальной части особняка — за исключением комнаты Ренато. Когда-то я экспериментировал: пытался запечатать комнату так, чтобы в нее невозможно было попасть, пока я спал, надеясь, что это поможет справиться с бессонницей.