Жестокое наследие

Джорджия провела ладонями по моим щекам, обхватив лицо. Неожиданное, добровольное прикосновение заставило меня замереть.

— Cittaiolo, — пробормотала она. — Со мной все хорошо. Я в порядке

Я попытался покачать головой.

Я должен был объяснить ей, насколько потерял контроль. Что я не мог заботиться о ней, когда мое сердце сходило с ума каждый раз, когда она была рядом; что я терял концентрацию и моя дисциплина трещала по швам.

Потому что я все еще любил ее... спустя столько времени... и я никогда не переставал. Ни на секунду. Я любил ее тогда и люблю ее сейчас – я любил ее беспрерывно. Я ненавидел ее, скучал по ней, ревновал и страстно желал...

Но сквозь все это… любил.

Любовь к ней была моей единственной константой. Она оставалась истинным севером для стрелки моего компаса.

Однако я не сказал ей ничего из этого. У меня больше не было таких слов. Я уже не был тем смелым парнем со сломанным карандашом и блокнотом, который мог излить душу на чистом листе.

Но... на один сияющий, идеальный миг она заставила меня захотеть снова стать им.

Я хотел быть тем парнем, которого она любила. Тем, кто мог бы однажды заслужить ее. А не этим сломленным мужчиной, которым я стал. Убийцей, чудовищем, монстром, пятном на земле.

Нет, я не сказал ей ничего из этого.

Я показал ей единственным способом, который знал.

Я поцеловал ее.

Она растаяла от моих прикосновений, ее руки обвились вокруг моей спины и притянули меня ближе. Мне нужно было почувствовать ее тело рядом со своим. Я отодвинулся, срывая с себя мокрую одежду. Ткань порвалась, пуговицы разлетелись, но вскоре я уже был обнажен. Я прижал ее к стене, наслаждаясь каждым касанием нашей кожи.

— Ты такая холодная. — Я прижался теплым телом к ее холодной коже. Я едва не потерял ее. Я едва не потерял ее снова. Я не мог сдержать ужаса от этой мысли.

Я провел руками по ней, согревая самые холодные участки. Обхватил ее ладони, согрел их своим дыханием, затем переместил руки к груди. Ее соски окаменели от холода, умоляя о тепле. Я склонился к этим холодным бутонам и втянул их в рот, обводя языком, пока она не вскрикнула.

Лишь тогда вернулся к ее губам и яростно поцеловал.

— Я говорил тебе, что ты не сможешь сбежать от меня. — Я опустил руку между ее ног, срывая трусики с бедер.

Ее дыхание сбилось, и она вцепилась в мои плечи. Я провел пальцами по ее влаге.

— Этот приказ распространяется и на смерть, так и знай.

Я без труда поднял ее, и Джорджия ахнула. Она обвила мою шею руками, когда я прижал ее плечи к стене и приставил член ко входу, а ее ноги плотно обхватили мои бедра.

— Ты моя, в этой жизни и в следующей.… Я никогда тебя не отпущу.

А затем я скользнул внутрь, проталкиваясь через ее напряженные мышцы. Она была мокрой, но такой чертовски тугой. Я предположил, что прошло много времени с тех пор, как умер ее муж, и Джорджия, похоже, ни с кем не встречалась. Я вытеснил из головы мысли о других мужчинах. Это не имело значения. Ничто из того, что было раньше, больше не имело значения. Я бы заменил эти воспоминания кем-нибудь другим. Я бы заменил прикосновения всех других на свои собственные, даже если бы мне пришлось кончить на каждую гребаную частичку ее тела. Чтобы она пахла мной, была отмечена мной... была моей.

Я вошел глубже, и она вскрикнула. Я едва сдерживался. Облегчение от того, что я спас ее, было слишком сильным. Страх потерять ее истощил мой самоконтроль.

Я впился губами в ее рот и вогнал себя так глубоко, как только мог, ее гибкое тело, наконец, приняло мое вторжение. Затем я вышел и снова толкнулся в нее. Она застонала, и от этого звука по моей коже поползли мурашки. Я и мечтать не мог, что когда-нибудь снова услышу его.

Это было единственное благословение, в котором я нуждался.

Я безжалостно трахал ее, прижав к стене, вгоняя себя как можно глубже. Я хотел, чтобы моя кожа слилась с ее кожей, чтобы наши сердца бились в унисон, а больше всего я хотел кончить глубоко внутри этой женщины, так глубоко, чтобы она никогда не смогла избавиться от меня. Тогда я смог бы запятнать ее так же, как она запятнала меня. Мой сладкий, любимый яд.

Я собирался кончить. Спустя четырнадцать лет я снова изливал себя в женщину – и это была та самая, что и все те годы назад. Единственная женщина, с которой я когда-либо был. Единственная, кого я желал. Джорджия не ошибалась, когда назвала меня роботом. Я был не таким, как другие мужчины. Я никогда не хотел никого, кроме нее. И когда потерял ее, желание исчезло вовсе. Моя кровь бурлила только из-за нее. Мое сердце билось только по ее команде. Она считала себя моей пленницей, средством давления, заложницей в этом браке. Она даже не подозревала, что для меня уже было слишком поздно. Я всегда был ее самым преданным поклонником, даже тогда, когда думал, что ненавижу ее.

Теперь же я стал ее рабом.

— Элио, — прошептала она мне на ухо, крепко держась за меня, несмотря на мой бешеный темп. — Элио, я хочу кончить.

— Тогда кончай, cara. Кончай со мной глубоко внутри себя… прямо там, где мне всегда положено было быть.

Она вскрикнула, ее тело напряглось и сомкнулось вокруг меня так плотно, что я едва мог пошевелиться. Вместо этого, когда яйца напряглись, а мой собственный оргазм захлестнул меня, я погрузился в нее еще глубже, прижимая к стене членом, и кончил.

С криком, вырванным из самой глубины костей, я бесконечно кончал в ее тугой канал, чувствуя, как она становится еще более влажной и скользкой внутри от спермы. Ее бедра удерживали меня, не давая выйти, а грудь была прижата к моей груди. Она повернулась ко мне лицом, как только я откинул голову назад. Я поцеловал ее и вошел до упора, слившись с ней в последний раз. Я целовал ее за все, чего она мне стоила, и за все, что я пережил без нее. Я целовал ее за все одинокие дни и ночи без нее. За то, как я напугал ее, когда нашел в Лос-Анджелесе, и за то, что я отнял у нее будущее.

Я целовал ее за то, что не собирался отпускать ее. Никогда.

34.Джорджия

Когда я проснулась, мир качался. Впрочем, это имело смысл, учитывая то, что произошло прошлой ночью. Сегодняшний мир уже не был тем, что вчера. Он изменился навсегда.

Я села. Солнечный свет заливал кровать из окон под самым потолком.

Точно, теперь покачивание обрело смысл. Я была на яхте Элио.

Стук в дверь заставил меня рывком подтянуть простыню до подбородка. Дверь открылась, и на пороге появилась Тони.

— Доброе утро, миссис Сантори. Я принесла Вам одежду. Если оденетесь, я отвезу Вас домой.

— Где Элио? — поинтересовалась я.

Лицо Тони ничего не выдало.

— Работает. Уже давно за полдень.

— Что? — У меня не было возможности определить чертово время, и в комнате не было часов. — Ты могла бы разбудить меня раньше! Не говори, что ты просто сидела и ждала, когда я проснусь.

— Бывают и менее приятные рабочие посты, чем палуба яхты, — чопорно сказала Тони.

Я начинала подозревать, что за ее невозмутимой манерой скрывается довольно ехидное чувство юмора.