Жестокое наследие
Шрифт:
Джорджия сдавленно вскрикнула, ее руки царапнули деревянную поверхность стола.
— Элио! — Мое имя на ее губах, когда она кончила, было благословением.
Какие бы ужасы ни стали между нами, какие бы границы ни были нарушены, в тот момент я знал, что мы можем начать заново. Несмотря ни на что... внезапно на темном горизонте после более чем десятилетней ночи забрезжил рассвет.
Под замерзшей рекой все еще текут течения.
Ее киска сомкнулась вокруг меня, сдавливая с неумолимой силой, пульсируя и безжалостно вытягивая из меня сперму.
Жидкость вырвалась из нее, пропитывая
— О, Боже, о, Боже, — всхлипывала Джорджия, продолжая сжимать меня.
Я запульсировал внутри нее, сильно кончив. Ее тугая киска доила меня, вытягивая все до последней капли из моих яиц. Я тяжело дышал, испытывая давно забытое наслаждение. Мое сердце бешено колотилось. Это было неоспоримо.
— Что за черт? О, Боже, — пробормотала Джорджия.
Я вырвался из нее в потоке ее соков и своей спермы. На ее лице отразилось смущение и она опустила взгляд на лужицу под ней.
— Нет, не Бог… твой муж заставил тебя брызнуть, topolina, — сказал я.
Она залилась краской.
Я откинул ее мокрые от пота волосы назад.
— Но ты можешь называть меня своим богом, если хочешь.
Я наклонился, приблизив лицо к столу, прямо у ее киски. Затем провел языком длинную дорожку по дереву, пробуя на вкус ее соки.
Ее дыхание сбилось. Я слизал ее жидкость еще раз, и еще, а затем наклонился вперед, чтобы поцеловать подрагивающую киску.
— Каждая частичка тебя… каждая капля, каждый сантиметр, каждый волосок, веснушка и ноготь... идеальны... и мои. Понятно?
Она завороженно смотрела на меня.
— Я спросил, понятно? — повторил я, выпрямляясь.
Джорджия выпрямилась следом за мной в оцепенении. Я поднял ее с мокрого стола и поставил на пол.
— Понятно, — сказала она.
Ее темные глаза сияли, щеки порозовели, а волосы были в полном беспорядке. Мне хотелось прижать ее к себе и поглотить, отнести в постель, чтобы провести там остаток дня, но меня ждали дела.
— А теперь у тебя есть еще кое-что мое, и пора отдать это мне, — сказал я ей. Я отступил назад, натянул брюки и заправил рубашку, приводя себя в порядок, насколько это было возможно.
Она прислонилась к столу.
— Что?
— Флешка. Страховка твоего отца. Пришло время отдать ее. — Я протянул руку.
Джорджия посмотрела на меня с легким удивлением, но, похоже, не была расстроена. Она порылась в кармане и достала флешку.
— Вот. Я собиралась отдать ее тебе. Мне все равно, что на ней. Лучше бы он мне ее не присылал.
Я забрал флешку.
— Забудь, что он это сделал. Ты можешь больше не беспокоиться об этом.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросила она.
Я сунул флешку в карман.
— Ничего особо зловещего. Пока Альфредо выполняет обещанное и не упоминает семью Де Санктис, проблем не будет.
— А если нет? Что, если он все равно решит настучать на Сальваторе? Вся эта затея с браком окажется бессмысленной… Что, если он не заботится обо мне так сильно, как ты думаешь?
— Невозможно, — коротко ответил я и схватил пиджак.
— Почему это невозможно? — спросила она и последовала за мной.
— Потому что любовь к тебе – это не то, от чего мужчина может оправиться или забыть. Это состояние на всю жизнь.
Ее глаза
расширились от моих слов, мое признание повисло между нами.— Увидимся позже, — бросил я напоследок, прежде чем уйти.
Я встретился с Джадой в «Ла Леоноре» и передал ей флешку. Она села за свой стол и подключила ее к компьютеру.
— Теперь, когда мы знаем, что Беллисарио сдал прокурорам Равелли, возникает вопрос: почему они все еще преследуют нас? Прошлой ночью она чуть не пострадала, Джада. Это не должно повториться.
Джада скосила на меня глаза.
— Ты про женщину, которую ты ненавидишь, верно?
— Джада, — зарычал я на нее.
Она только рассмеялась, но быстро посерьезнела.
— По поводу этого. Нам нужно поговорить. Мои маленькие электронные птички нашли кое-что относительно Равелли. Я больше не уверена, что дело в Беллисарио… похоже, это что-то более личное.
— Личное? Что может быть личным? Я никогда раньше не встречал Равелли.
Джада указала на меня пальцем.
— Ты не помнишь… Давай вместе оживим твою память. Тебе было двадцать, ты отбывал срок в Поджореале. У тебя был сокамерник...
Воспоминание обрушилось на меня, как тонна кирпичей. Серхио Равелли. Тот, с кем я делил камеру до того, как Ренато вытащил меня.
— Черт. — Я опустился на диван напротив нее.
— Бинго. Судя по всему, Серхио поднялся в рядах семьи после того, как отсидел свой срок... и он затаил на тебя обиду. Что случилось? Ты отверг его ухаживания? — она ухмыльнулась.
— Я не вытащил его, когда Ренато предложил мне способ выбраться… Я оставил его отбывать наказание.
Теперь я понимал, что именно с этого все и началось. Именно поэтому они не отступали. Серхио хотел расплаты за пренебрежение и все те годы, что ему пришлось досиживать после моего ухода. Конечно, у меня никогда не было возможности вытащить его оттуда, но его это не волновало.
— Хм, значит, ты предал его тогда, а теперь встал между ним и женщиной, которую ему нужно было заполучить, чтобы прикрыть своего капо. Похоже, ты возглавляешь его список дерьма.
— Я убью его. Если он в Штатах, то умрет здесь.
Джада кивнула.
— А что, если все гораздо сложнее?
— Насколько сложнее?
— До меня дошли слухи о том, что Равелли обратился к услугам некоего наемника… по имени Омбра.
L’Ombra. Тень.
Наемный убийца высшего разряда. В Неаполе у него была отличная репутация. Лишь немногие знали его настоящее имя, хотя он и не пытался сохранить его в тайне. Массимо Лучиано. Он не был связан ни с одной семьей. Он работал на того, кто больше заплатит, или когда был в настроении для этого. Этот парень был как дым. Один из лучших.
Если Серхио Равелли послал за мной Омбру, Джорджия окажется под прицелом. Удержать ее в стороне будет невозможно.
— Уверена, Серхио был бы рад, если бы Омбра убрал и тебя, и твою новую жену… В конце концов, прокурор Беллисарио еще может отказаться от своих показаний. В семье Равелли пока никому не предъявлено обвинение, — озвучила мои мысли Джада.
— Что означает, что это еще не конец, — категорично заявил я.
— Если Омбра теперь замешан... то, возможно, все только начинается.