Жгучий случай, или Повар с перцем
Шрифт:
Поправив блестящие тёмные локоны, Ёль вздыхает:
— Ты словно приведение увидел, дорогой. В чём дело?
— В том, что тебя не должно быть здесь. — Подхожу, выдираю у неё из рук чашку, заварка выплёскивается на стол. — Убирайся из моего дома! — рычу на бывшую жену.
— Не мог бы ты отойти, — её передёргивает. — Или прими лекарство, чтобы не выглядетьтак… — кривится.
Ёль решила, что имеет полное право находиться в моём доме. Ещё и указывает мне, что делать. Нет, дорогуша, времена, когда я был готов сожрать с твоих рук даже дерьмо, безвозвратно прошли.
— Ты слышала, что я сказал? —
— Полегче, монстр… — хрипит Ёль. — Это… и мой дом.
Растерявшись от такой наглости, разжимаю руку и делаю шаг назад. Ёль не стала бы делать подобное заявление, не имея оснований. В сердце втыкается игла плохого предчувствия.
— Что это значит? Объясни!
— Я твоя жена, а значит, всё твоё — моё, — держась за помятое горло выдаёт Ёль.
— Ты обезумела? Мы развелись пять лет назад. У меня есть бумаги из канцелярии.
— Можешь отнести их в сортир — там им самое место, — прямит спину. — Я не поставила подпись в прошении о разводе, а кто-то из работников канцелярии поторопился и оформил документы. Они недействительны, дорогой, — улыбается победоносно.
До меня начинает доходить весь ужас ситуации. Пять лет… Пять лет, твою Королеву! Эта дьяволица спокойно жила в пригороде Альвахалла, прекрасно зная, что наш брак не расторгнут.
— И ты молчала?! — стервенею.
— Конечно, — кивает. — Ведь ты все эти годы приумножал состояние нашей семьи.
— Ты настоящая дрянь, — хриплю, борясь с желанием придушить Ёль. — Пять лет ждала… У тебя много терпения.
— Больше, чем ты думаешь, — хмыкает. — Я бы потерпела ещё, но в твоей жизни появилась женщина. Хочу успеть забрать своё, пока ты снова не подал на развод, — присаживается за стол. — Оставлю тебя с голой задницей.
— Это вряд ли, — сажусь напротив неё. — Ты уже получила, что тебе причиталось. А с ошибкой работников канцелярии пусть разбираются юристы, которых я найму сегодня же. Посмотрим, кто из нас останется с голой задницей.
— Ох, дорогой! — Ёль смеётся и закатывает глаза. — Если бы всё было так просто, — берёт со стола газету.
К вороху прессы на кухонном столе я привык и просто перестал обращать внимание. Несколько дней я заносил газету домой и, не глядя, бросал в общую кучу. Не хотел расстраиваться, читая статьи-сенсации о Тиле Табаско. И Бри запретил смотреть, что пишут.
Вздёрнув бровь, с опаской поглядываю на номер «Вечернего Альвахалла»:
— И что там?
— Занятная статья, — Встряхнув газету, Ёль разглядывает первую полосу. — Пишут, чтоТиль Табаско развлекался в «Шолле» с новой любовницей, которая к тому жеоказалась кондитершей её Величества.После ночи любви работники гостиницы нашли в их номере обрывки одежды и сломанную мебель.
У меня пульс в ушах долбит кузнечными молотом и зубы сводит от ярости. Я искренне считал, что все будут обсуждать меня — демона, а оказалось, сплетни вращаются вокруг наших с Бри отношений. Мне не привыкать, а Бриллианте такое причинит боль. Дьявол! Хорошо, что она не видела эту грязь.
— Журналисты и совесть — несовместимы, — держусь достойно. — Плевать, что пишут выродки.
— Значит, ты не читал? — округлив глаза, спрашивает Ёль. — Зря! Такая страсть в каждой строчке. И,
кстати, статья в «Вечернем Альвахалле» не единственная. Почти все столичные газеты написали о тебе и твоей любовнице.— Бриллианта не любовница, а моя любимая женщина, — твёрдым тоном ставлю бывшую на место.
— У тебя есть жена, дорогой, а все остальные связи с женщинами считаются изменой. Напомни, сколько суток в полицейских темницах положено по закону королевства супругу за адюльтер?
— Полиция… Отличная идея! — выставляю палец вверх. — Я сейчас вызову офицеров и тебя выставят из моего дома, а дальше мы с тобой будем общаться только через адвокатов.
— Не трудись, Тиль, — хмыкает Ёль. — Я уже написала на тебя заявление за измену. Полицейские скоро будут здесь.
И тут до меня доходит, что задумала моя бывшая. Пока я буду отсиживать зад на холодном полу полицейских темниц, она приберёт к рукам всё, что я заработал за эти годы. Наш брак не расторгнут, а значит, Ёль имеет право распоряжаться моим имуществом и деньгами, как ей вздумается. Но это мелочи. Я не боюсь лишиться недвижимости или денег. Дело не в этом. Завтра Рождество и если я не помогу Бри исполнить её мечту, то стану оленем.
— Ты не представляешь, что наделала! — встаю и упираясь кулаками в столешницу, смотрю в глаза самой подлой женщины во всех мирах.
Я готов броситься на Ёль и овдоветь. Стану оленем, зная, что этой дряни больше нет… Но трель дверного звонка ломает мой кровожадный план. Полиция приехала.
Глава 38
— Я должна сосредоточиться, — шепчу, — подумать о результате, а потом-м…
Прищёлкиваю пальцами и искры устремляются к тарелке с десертом. Магия, волшебство, феерия! Нет. В очередной раз — провал.
Я пытаюсь приготовить десерт для фуршета по собственному рецепту. Это должен быть бисквит с острым сиропом, над которым порхают огненные бабочки. Бисквит я испекла нежнейший, сироп получился острейший, но бабочки… Они похожи на хромых орков на костылях.
Беру со стола деревянную лопатку и дарю болезным огненным насекомым избавление от мук. А мои муки может облегчить только господин Табаско. Тиль с утра должен был отправиться на рынок за индейкой, но уже обед, а его нет. Я начинаю переживать… за него, за себя и за десерт. Не сильна я в кулинарной магии, хоть плачь.
Собираю волю в кулак и, убрав со стола тарелку с размазанным десертом, готовлюсь начать всё заново. В десятый раз! О, Королева, никаких нервов не хватает! Я ужасно боюсь не справиться, а господин Табаско застрял на рынке. О чём он вообще думает? Сегодня крайне ответственный вечер для нас. Другого шанса не будет.
Скрип дверных петель обрывает полёт моих мыслей и на пороге появляется Клаус. Вкатился, как к себе домой, даже не постучал. Наглец. И подлец.
— На твоём месте я бы здесь не появлялась, — бросаю с раздражением.
— Но ты не на моём месте, — заявляет Клаус и проходит.
Он держит в руке свёрнутую трубочкой газету и шагает по кухне уверенной походкой, словно хозяин. А я насыпаю ингредиенты для бисквита в деревянную миску и думаю, как мне не лишиться последних нервов. Жалко тратить остатки душевного равновесия на Клауса.