Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

Я долго думал, в чем причина такого странного поведения? И потом понял свою ошибку. Я считал, раз между нами нет любви, значит, не может быть никаких общих планов, никаких иллюзий. Ведь все же и так предельно ясно, без слов. Но, оказывается, для построения этих самых отношений отсутствие чувств с моей стороны не имело значения. Главное, был я — объект, над которым полагалось работать. Это придавало их жизни то ли смысл, то ли азарт, я не стал разбираться. Я просто поумнел. И впредь старался не заводить эти встречи так далеко. Вечер знакомства, ночь, утро — и прощание. Я не получал лишних проблем, женщины не успевали меня возненавидеть. Все оставались довольны. Никакого личного вовлечения, чистый выброс энергии, просто борьба против стресса или усталости.

— Марк. Скажи мне… — наконец, смогла подать я голос. — Когда ты говорил, что у тебя была серая и обычная жизнь — ты же шутил, да? Или просто не хотел меня расстраивать?

— Ну а что здесь необычного? — усмехнулся Марк. — Самый обычный суррогат чувств, которым перебиваются многие. Только некоторые ввязываются в это на всю жизнь, а я просто разграничил сферы серьезные и несерьезные. Серьезно я учился и планировал будущее — карьеру, аспирантуру, дела с отцовским наследством. А эти встречи были так, баловством. В меру вредной, но приятной привычкой. Вот как твои сигареты. Ты курила, а я…

— Все, все я поняла, не надо больше! — поспешила остановить его я, с ужасом понимая, что начинаю понимать выводы Марка и даже его цинично-прямолинейное обращение с женщинами. В памяти, тут же отозвавшись на его рассказы о похожих хитростях, всплыли похожие уроки житейской мудрости, которым меня несколько лет назад обучали соседки по общежитию:

«Мужиков, Алешка, надо воспитывать! Никто сам, добровольно тебе колечко на палец не оденет!»

«Да кто его спрашивать будет! Оглянуться не успеет — раз, два, моя мама его знает, мой папа его знает, не отвертится! А тут я ему еще и ребеночка рожу!»

«А я ему и говорю — вот так ты ко мне относишься! Повел в какую-то забегаловку! А денег на хороший ресторан, значит, зажал, да? Так что езжай теперь домой сам! Я к тебе после этого не пойду!»

Торговля чувствами, манипуляция отношениями, пересчет любви на подарки-поездки-банкноты давно стали так привычны и будничны. И стоило ли удивляться, когда желающих поучаствовать в аукционе покупали и использовали по всем правилам игры, в которую они сами же добровольно ввязались?

От всей этой бытовой философии меня отвлекло успокаивающее прикосновение руки Марка — проведя пальцами по моей щеке, он вновь развернул меня к себе, заставляя взглянуть ему в глаза.

— Мне больше нечего скрывать, Алеша. Я не стал врать тебе, потому что между нами никогда не было тайн. Не хочу, чтобы они были и впредь. И если тебе есть что рассказать мне, кроме того, что я уже знаю, то лучше сделать это прямо сейчас. Чтобы мы действительно разобрались с прошлым и больше к нему не возвращались.

Я молчала, растерянно глядя на него, понимая справедливость этого требования. Теперь я должна ответить откровенностью на откровенность — и не знала, с чего начать. С одной стороны, мне не было чего скрывать, я не пыталась забыться с помощью новых романов или интрижек, с другой — если раньше в моем сердце было место только для одного лишь Марка, то сейчас в нем хранилась память и о других людях, которые значили для меня не меньше.

Марк, как всегда, далекий от колебаний, после пары минут тягостного молчания, положил конец моей нерешительности.

— Алеша, ты же понимаешь, о чем я говорю. Мужчина. Кто-нибудь важный для тебя. Он — был в твоей жизни? — он замолчал, и лишь по тому, как дрогнули его плотно сжатые губы, я поняла, чего ему стоит хранить спокойствие в ожидании ответа на этот вопрос.

С горькой иронией отмечая про себя, как безжалостное сегодня вновь разбило нашу безмятежность, превратив разговор, полный воспоминаний и щемящей ностальгии, в изощренную пытку для обоих, я все же решилась на правду — сложную, неоднозначную, но только правду.

На меньшее не заслуживали ни тот, кто спрашивал, ни тот, о ком должна была пойти речь. Я должна была рассказать о Вадиме, объяснить его роль в моей жизни. Пусть он не желал больше слышать обо мне, и это было справедливо после того, что я натворила — но рано или поздно нам предстояло встретиться снова. И не хотела воровато прятать глаза, как при общении с неудобной персоной, о которой молчат. Слишком уж много он значил, и я не собиралась стыдливо скрывать его за ширмой неясных тайн прошлого.

Наконец, собравшись с силами, взвесив каждое слово, я тихо и уверенно произнесла:

— Нет, Марк. Никто так и не смог занять твоего места, да я и не пыталась найти тебе замену. Ты же сам знаешь, что это невозможно. Но важные люди в моей жизни, конечно, были. По-другому, по-своему особенные.

Он продолжал недоверчиво смотреть на меня, все еще не понимая, как расценить эти слова. Я не стала больше мучить его неизвестностью и продолжила, отбросив все сомнения:

— Был один человек, почти как брат — не такой, как ты, ты прекрасно понимаешь, что никогда не был мне братом. А вот Ярослав — был. Настоящим братом, родным и близким. Мы вместе пережили такое, знаешь, настоящее взросление, обидное и горькое, когда приходит понимание, что не все в твоих руках, что ты не хозяин своей судьбы. И это связало нас навсегда, я очень остро чувствую его даже сейчас, когда он ушел.

— Вот как? — уточнил Марк, с трудом скрывая недовольство от того, что все-таки был кто-то другой, играющий слишком важную роль в моей жизни. — И где же он?

— Он умер. Три года назад. А еще именно о нем моя книга. Если бы не Ярослав, кто знает, было бы у меня на сегодняшний день, что есть. Если бы не он и не…

— Что, был еще кто-то? — Марк скептически приподнял бровь, красноречиво демонстрируя отношение к экскурсу в мое прошлое. — За такое короткое время слишком много важных персон появилось в твоей жизни, Алеша.

— Много? Да кто бы говорил! — огрызнулась я, мгновенно переходя от защиты к нападению и тут же с досадой одергивая себя. Не стоило затевать сейчас еще одну ссору, что сделано — того не вернешь и не исправишь. — Послушай меня, Марк. Я понимаю, тебе неприятно это слышать… Но я тоже пережила несколько не самых лучших минут, слушая о твоих "серых" буднях. Ты сам сказал — между нами не должно быть никаких тайн. Поэтому ты должен знать и о Вадиме. Он был, есть и будет особенным для меня. Человека, который дважды тебя спас, невозможно просто так взять и вычеркнуть из своей памяти.

Мои последние слова, несмотря на то, что должны были хоть немного объяснить ситуацию, похоже, только больше разозлили Марка. На лицо его набежала тень, губы сжались еще плотнее, а в глазах блеснул тот самый опасный огонь, который я уже видела давным-давно, в ночь своего возвращения из летнего лагеря, в ночь, когда мы последний раз были детьми.

— Спас? — казалось, в его голосе звенит металл. — И от чего же? Что вообще происходило с тобой, Алеша? Эти твои шрамы, странные привычки, друзья, которые умирают — что за дурацкий артхаус, а не жизнь? Это тот самый творческий путь, к которому ты всегда стремилась? Если да — то я не понимаю, что он может тебе дать. Объясни, что такого ты находишь во всем этом?