Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

В музыкальном уголке, на небольшой сцене всегда играл джаз-бенд или экзотические музыканты, зачастую использующие такие диковинные инструменты, что многие из присутствующих их так и называли — «чудаки со странными штуками». Так что, посетители ресторана могли не только вкусно отобедать или отужинать (местная кухня славилась своими блюдами, поэтому сюда постоянно заглядывали приезжие иностранцы) но и попасть на концерт или литературные чтения, а при желании — и поучаствовать в них. Нередко бывало так, что кто-то из гостей доставал губную гармошку или гитару из чехла и присоединялся к выступающим на сцене — и местные джем-сейшны постепенно визитной карточкой «квартиры Йоханнеса». Именно под таким изначально подпольным, а потом уже и вполне официальным названием заведение знали не только в столице, но и по всей стране.

Лучшего места, чтобы презентовать Марку прекрасную сторону творческой жизни, я не могла и придумать. Ну а если мне придется встретить новый год одной, то приятная компания неизбалованных звездностью коллег станет лучшим утешением в ночь, когда, говорят, случаются чудеса.

И самое настоящее чудо случилось вечером тридцатого декабря, когда, набирая номер Марка, все еще не собравшегося в путь, я была готова услышать очередное: «Черт бы побрал это все, Алеша. Я опять не приеду»

— Это, конечно, похоже на безумие, — по голосу я почувствовала, что Марк улыбается. — Но я буду. Буду встречать новый год с тобой в этом голландском притоне.

— В датском! — едва не роняя трубку от счастья, закричала я так, что ему на том конце, наверняка, пришлось убрать телефон от уха. — И не притоне, а ресторане!

— Да не одна ли разница? Все равно будем с тобой, как неумытые хиппи, танцевать с бубнами и употреблять легкие наркотики. Там же обязательно будут наркотики, я уверен. Знаю я этих голландцев.

— Марк Викторович, как работник прокуратуры, вы говорите сейчас страшные вещи! Какие еще легкие наркотики? А если и так, то не намереваетесь ли вы устроить проверку с обыском? Это в новогоднюю-то ночь! — продолжая хохотать, я упала на кровать и вдохнула полной грудью, чувствуя, что наконец-то дышу и живу по-настоящему, впервые с того момента, как он уехал.

Наконец-то. Наконец-то я увижу его здесь, рядом. Уже завтра. Уже так скоро!

— Да нет, к черту, — отрывисто бросил он. — Я этими проверками сыт по горло. Завтра я буду сам по себе и не вспомню о работе, даже если при мне нелегалов будут на органы потрошить.

— Ты сам-то веришь в то, о чем говоришь? — поддела его я, не прекращая смеяться. Представить такое попустительство в исполнении Марка было выше моих сил.

Но на следующий день мне стало не до смеха.

Непогода, разыгравшаяся с самого утра, снова поставила под угрозу нашу встречу. Марк, обязанный присутствовать на службе до полудня, собирался выехать ко мне сразу же после окончания короткого дня на работе — и так я с удивлением узнала, что недавно он купил автомобиль. По всем расчетам, дорога должна была занять у него около пяти-шести часов, даже с учетом не очень хороших погодных условий. И он успевал в Киев как раз к вечеру, ко времени начала праздничной программы в ресторане, где мы договорились встретиться.

Но глядя на усиливающуюся метель за окном, я едва сдерживалась от рыданий и лишь обреченно перебирала крупные складки на алом платье, которое пришлось выгладить уже в третий раз, чтобы немного успокоиться. С каждой минутой я все больше сомневалась в том, что Марку удастся выехать хотя бы за пределы области. Гидрометцентр объявил ухудшение погоды по всей стране, а по региону юго-востока, откуда ехал Марк — штормовое предупреждение.

Я опять смотрела на телефон потерянным взглядом и дурные предчувствия начинали бередить душу. Зачем? Зачем мы обманываем друг друга, зачем пытаемся сложить несовместимый паззл? У нашей подвешенной ситуации нет будущего, и единственный выход, который способен положить конец всем терзаниям — это мой переезд к Марку и перечеркивание той самостоятельной жизни, которую я выстроила за эти годы.

Но от одной только мысли о том, чтобы бросить все — свою разболтанную, артхаусную, как называл ее Марк, жизнь, свою работу, приносившую столько интересных знакомств и впечатлений, коллег, которые, несмотря на вечные шуточки и подколки, любили меня, а я их, свой город, свой Киев, со всеми его старинными улочками и мостами, по которым было так приятно ехать навстречу поднимающемуся из-за Днепра солнцу, мне становилось не просто страшно, а леденяще жутко. Будто бы я, как когда-то Яр, узнавала, что смертельно больна и жить мне осталось совсем недолго.

Я так глубоко погрузилась в свои невеселые раздумья, что не сразу услышала звонок телефона, резко затрезвонившего у меня в руках. Звонил Марк — оказывается, он все-таки успел выехать, убежать от метели, и теперь она шла за ним по пятам. Надежда на чудо снова вспыхнула в моем сознании — расстояние между нами постепенно сокращалось, несмотря на все препятствия. Но радоваться было еще рано. Непогода могла настичь Марка в дороге, заблокировать посреди пустой безлюдной трасы или… Я тряхнула головой, отгоняя прочь эти мысли. Не хватало еще расклеиться сейчас, после того, как я так долго держалась и пыталась быть сильной.

Я должна немедленно взять себя в руки и прекратить сомневаться. Все что мне нужно сделать сейчас — это следовать плану. Надеть многострадально-выглаженное праздничное платье, не испортить прическу, над которой так долго колдовал парикмахер, изобразить радость на лице, отправиться в ресторан, окунуться в шум праздника и ждать.

Просто ждать появления самого важного человека в моей жизни.

Все будет хорошо. Сегодня мы с Марком обязательно встретимся.

Глава 8. Новый Год

Ресторан Йоханнеса встретил меня вспышками фотокамер, мерцанием огней, громкой музыкой и такой веселой суетой, что скоро от моих тревожных мыслей остались одни неясные тени. Да и те постепенно растаяли под влиянием шампанского, которое услужливые официанты разносили по всему залу. Юркие, почти незаметные, они оказывались рядом в самый подходящий момент, быстро вкладывали в руку новый бокал и волшебным образом исчезали.

Лениво потягивая вторую порцию игристого, я отстраненно наблюдала за толпой гостей, фотографирующихся у входа, на фоне новогодней мишуры. Уже через несколько дней эти показательные снимки появятся на последних станицах развлекательного глянца в рубрике «фотоотчеты», а более честные фото, сделанные под конец вечера — в бульварных таблоидах, обязательно на передовице.

С каждым новым гостем мое беспокойство по поводу того, не слишком ли наивна я была, намереваясь показать Марку богемный мир с лучшей стороны, все усиливалось. Кажется, тщательный выбор места и компании просто-напросто не имел смысла в нашей пестрой тусовке, особенно в новогоднюю ночь. И если на первый взгляд происходящее у Йоханнеса отличали артистический шик и импозантная небрежность, с которой творцы сорили комплиментами и чаевыми, то с каждым новым бокалом знакомые нотки кабацкого разгуляя все сильнее прорезались сквозь фальшиво-светский налет раута.

Так, у барной стойки, закинув в трагически-вызывающем жесте ногу на ногу, восседала та самая Мари Алферова, чьи недавние подвиги шумно обсуждала вся писательская братия. По отсутствующему взгляду и автоматически-наработанному жесту, которым она опрокидывала в себя рюмки с настойкой, становилось ясно, что действие оздоравливающей терапии, коей она была насильственно подвергнута, закончилось сразу же после выхода из клиники.

Неподалеку в шляпе звездочета, ошибочно принятой журналистами за маскарадный костюм, пристроился практикующий маг, философ и автор книг о смысле бытия, настоящего имени которого никто не знал. Эту информацию маг скрывал еще более тщательно, чем свой паспортный возраст, внушая непосвященным миф о том, что живет он на Земле вечно, наблюдая, как неизменно рассыпается в пыль бремя страстей человеческих. В данный период он предпочитал называться Зораном Старских, неизменно уточняя, что фамилия его произошла от слова «Стар» — «звезда» и неблагозвучно русское слово «старый» здесь ни при чем. Образ бессмертного мудреца в глазах восторженных поклонниц не портили даже невнятные факты его биографии вроде уклонения от алиментов бывшим женам и внебрачным детям, а также то, что проживал философ в квартире очередной пассии, на полном же ее обеспечении.