Жила-была девочка, и звали ее Алёшка
Шрифт:
Настроение после пробуждения у Вадима, в отличие от меня, было превосходное.
— Ладно-ладно, не трусь. Будем тебя спасать старым проверенным средством. Тут у меня на утро припасено было, — глядя на мое растерянное лицо, учитель решил повременить с издевательствами. Наклонившись, он достал из-под лавки небольшую бутылку кваса, которая к тому же оказалась на удивление холодной, и протянул мне.
Этот напиток был самым вкусным в моей жизни. С такой жадностью праведники не вкушали даже амброзийный нектар на небесах. Да и какой из меня праведник после вчерашнего, раздраженно подумала я, припоминая свои странные танцы и философские разговоры о бренности бытия.
— Тебя
— Да нормально все… Не так уж и много я вчера выпила.
— Ну да, конечно, не так уж и много, — поддакнул он обманчиво-сочувственным тоном. — А то, что тебя потом конкретно развезло, так это не от шампанского, а так просто, на солнце перегрелась. Хотя — как же я мог забыть! Ты мне вчера еще все уши прожужжала о том, что не пьяна, а просто счастлива.
— Да-а-а? — с чувством крайнего удивления переспросила я, чем вызвала у учителя новую вспышку веселья.
— Вот я так и думал, что ты этого не вспомнишь! Но провалы в памяти — они ведь просто от теплового удара, да Алексия?
— Ну хорошо-хорошо… Да, ты прав — я вчера немножечко… перебрала, — протянула я примирительным тоном, понимая, что отступать больше некуда. — Но ничего же страшного не случилось, верно? Ты все время был рядом, а что со мной может случиться, когда ты рядом? Знаешь, я начинаю верить, что ты мой ангел-хранитель, самый настоящий. Смотри еще, привыкну, что ты меня всегда спасаешь, и никогда от тебя не отвяжусь!
Эта безобидная шутка почему-то вызывала у Вадима странную реакцию. Искорки веселья в его глазах угасли, а во взгляде вдруг полыхнуло что-то новое, жаркое и пугающее, от чего по спине у меня побежали предательские мурашки. Не произнося ни слова, он продолжал смотреть мне в лицо — пристально, испытывающе, будто надеясь отыскать следы понимания каких-то важных истин, но, так и не найдя их, резко отвернулся. Еще через пару мгновений он снова поднял глаза и заговорил слегка изменившимся голосом:
— Ну, я рад, что ты хоть это понимаешь птичка. Не уверен, что всю ситуацию, как есть, понимаешь. Но хотя бы то, что рядом со мной ты в безопасности, усвоила. Это уже хорошо.
Между нами снова повисла неудобная и странная пауза. Сидя напротив, я тихо ругала себя за непозволительную фамильярность и за то, что, сама того не желая, перешла черту, которую пока что переходить не следовало.
Мерзкое похмелье. Это все оно. Все оно виновато.
— А где Яр? Куда он делся? — вновь подала голос я, интересуясь больше для того, чтобы сменить тему и убрать последний намек на небольшой конфуз. На самом деле я была уверена, что Ярослав остался в домике среди тех самых спящих людей, которых я не могла узнать со спины при тусклом свете фонаря.
Тем более неожиданным, словно гром среди ясного неба, стал для меня ответ Вадима:
– Да уехал твой Яр. Как раз на последнем автобусе взял и уехал. Не стал дожидаться утра, сказал, что у него дела какие-то срочные. Ну, я его и не отговаривал. Видал я его дела, целый день они за ним гонялись, — усмехнулся он.
— Подожди-подожди. Какие еще… дела? — чувствуя, что в горле опять пересохло, я пригубила остатки кваса. — Почему я ни о чем не знаю? О чем ты говоришь?
— А ты, птичка, вообще хоть что-нибудь замечаешь из того, что вокруг творится? Или тебе позывные из космоса напрочь канал связи с Землей перекрыли?
— Но я… Я действительно не понимаю, о чем ты, — удивленная такой резкой реакцией, ошарашено пробормотала я.
— Да
куда уж тебе понять! Хочешь сказать, что не видела, как твоя подружка Полонская целый день Ярославу проходу не давала? Он поначалу еще бегал от нее, дикий человек. А потом сдался на волю случая и в лапы счастья и уехал вместе с ней. Так что можешь не волноваться о твоем Ярославе. Зуб даю, он сейчас очень даже неплохо проводит время и меньше всего нуждается в кудахтающей мамке-няньке вроде тебя!— Да нет, Вадим, нет же, нет… Все совсем не так! Это не Анечка, он не мог поехать к ней!
— Так. Слушай меня сюда, — чувствовалось, что учитель изо всех сил старается сдержать нарастающее раздражение из-за моего необъяснимого беспокойства. — Я сейчас тебе неприятную вещь скажу, и не вздумай мне возражать. Я понимаю, что ты как любая девица навыданье, тайно мнишь себя нимфой, которую ни с кем нельзя сравнить и невозможно забыть. И свято уверена, что тайно влюбленный в тебя Антоненко лишь прикрывается своей дружбой, а ты для него особенная. Такое себе типичное женское тщеславие — пацан тебе и на фиг не нужен, но приятно держать его на коротком поводке. Да только такие вертихвостки как Полонская уводили и будут уводить у вас мужиков как козлят. Потому что для мужского самолюбия твоя Анечка — то же самое, что тачка премиум-класса. Каждый хотел бы хоть раз прокатиться, а если еще и дверцы призывно распахнуты — не знаю, кем надо быть, чтобы отказаться. Либо геем, либо по уши влюбленным в свою нимфу придурком, что не так уж и часто встречается. Так что последний раз повторяю — перестань трепыхаться по поводу Ярослава. Он сейчас точно не страдает от однообразия и серости жизни. На этом всё, точка! Не хватало мне еще эти темы с тобой обсуждать как подружка-сплетница.
— Да в том-то и дело, что тут не точка, далеко не точка… — пробормотала я, чувствуя, как тревога холодными волнами разливается внутри. — Вадим! А мы можем сейчас уехать? Домой! Мне очень нужно! Вот прямо сейчас!
По тому, как медленно, словно сдерживая себя, учитель наклонился ко мне, тяжело упираясь локтями в стол, я поняла, что его первоначальное недовольство было еще очень дружелюбной реакцией. Сейчас он действительно разозлился — об этом свидетельствовали и желваки, четко обозначившиеся на его лице и все более низкий тембр голоса, в котором прорезались знакомые утробно-рычащие нотки — явный признак контролируемой пока что ярости.
— Алексия. А давай на чистоту. Я давно хотел спросить и все думал — удобный ли момент, не перегну ли палку, не добью ли твою слишком нежную психику. Но сейчас мне плевать. Сейчас меня конкретно заело любопытство. Так скажи мне, какого хрена… то есть, почему? Я должен это делать? Срываться куда-то и лететь, не проспавшись толком и даже не протрезвев до конца? Только потому, что твое загадочное величество опять захотело луну с неба? Новый таинственный порыв? Я по горло сыт этим, Алексия. Или прямой ответ с твоей стороны — или иди к черту, во всех смыслах. Нет доверия ко мне — решай свои проблемы сама.
Если бы я не была так обеспокоена неожиданным исчезновением Ярослава, слова Вадима непременно напугали бы меня. Но сейчас я могла думать только об одном — куда девался мой друг, и что могло значить его неожиданное бегство, поэтому отвечала быстро, почти не задумываясь.
— Да не в доверии проблема, Вадим, совсем не в нем! Тебе-то я доверяю, полностью, но в случае с Яром замешаны не только мои секреты, понимаешь? Да и ты сам уже почти обо всем догадался! Яр не может, просто не может быть с Анечкой, потому что он как раз попадает под одно из названных тобой исключений!