Живой товар

— А что тут такого — обычное лекарство. Если не знать всего остального, конечно…

— Именно. Ну что, ты сразу сбегал начальничку своему доложить?

— Погодил пока. Пусть из этой истории нас вытянет, вот тогда и поторгуемся. А пока его из кресла выдергивать пора — уж слишком настойчиво за нами «пятерка» эта едет.

Дима пару раз щелкнул кнопкой — раздался ещё более отвратительный звук.

— Иван Иваныч? Да, я. Преследователи становятся все наглее… Понял… Понял… До связи…

Повернулся ко мне:

— Мадам, какое вино вы предпочитаете в это время суток?

Все, ребята, съехал мой Колесников!

— Ты что? Какое вино?

— Я хочу есть. И тебе давно пора. Поедем в «Три банана». Там прилично кормят и совсем недорого. И подать могут прямо в машину.

В «Трех бананах» нас действительно обслужили и быстро, и вежливо, и недорого. Несколько минут мы просто ели, потом я вышла из машины, выбросила разовую посуду, и мы неторопливо и спокойно принялись за кофе — крепкий, сладкий и обжигающе горячий. А под него уже и поговорить можно было.

Первым начал Дима.

— Так, Ася. Сейчас у нас пауза. Мы на людях, тут нас не тронут, будут ждать удобного случая. Иван Иваныч велел тянуть время, пока он примет меры. Что будет через полчаса — не знаю. Не знаю, сможем ли ещё нормально поговорить. Так я уж сейчас скажу, хоть момент не самый подходящий. Я после вчерашнего много думал. Я не смог вычислить, где правда, — в том, что тебе рассказали, или в том, что Иван Иваныч говорит. Только для нашей с тобой безопасности выгоднее, как ни странно, чтобы ты оказалась права, тогда нас защищать будет не милиция с папой Кучумовым, которому мы как кость в горле, а жулики, которым мы с нашими открытиями очень даже нужны…

Он начал закуривать и покосился влево. Я автоматически повернула голову туда же, он рявкнул:

— На меня смотри! А за ними я сам пригляжу осторожненько. Они сидят в машине, нас не слышат, но видят. Тут довольно светло от фонарей. Ты смотри на меня и улыбайся иногда.

Я вспыхнула как спичка. Орет еще!

— За какие такие заслуги тебе улыбаться?!

— Да не за заслуги, для чужих глаз улыбайся! Пусть думают, что мы спокойные, слепые и лопоухие, их не видим и удирать не собираемся.

И сам оскалился. Та ещё улыбочка, видел бы он себя в зеркале. Я ухмыльнулась.

— И вот что: кончай на меня злиться, а? Ты уж прости меня за всю эту историю. Пойми, сам-то я такими категориями свои поступки не оценивал, я делом занимался, а по сути получается — действительно врал тебе и использовал… Но поначалу я ничего особенного не планировал, так, просто думал познакомиться, ходить в вашу фирму, мне тогда казалось, это самый легкий и простой способ выполнить задание… А дальше все само собой покатилось… Ну кто же мог знать, что привяжусь я к тебе? Что ты для меня станешь важнее любого задания? Важнее всего?

— Понятно. А если бы не привязался, то все нормально и совесть тебя бы совсем не мучила?

— Если бы не привязался, остались бы мы просто деловыми знакомыми и не за что было бы совеститься. Не пытками же я из тебя сведения добывал, сама говорила что хотела. Ладно, как говорится, история не знает сослагательного наклонения. Вышло вот так — и я был счастлив по-настоящему. И мне не приходило в голову, что можно на это иначе посмотреть, мы ведь были вместе и делали общее дело, ты сама первая из-за Иры взвилась… А сейчас тошно мне, очень плохо и одиноко. Не могу я без тебя, рыжая.

— Ну, это не смертельно. Пройдет.

— А я не хочу, чтобы проходило. Я понимаю, с твоей точки зрения — я скотина. Но попробуй и ты меня понять. Я считал, что правильно поступаю, справедливое дело делаю…

Я чуть не облилась кофе.

— Правильно?! Справедливо?! Забраться в постель, врать, обманывать справедливо?! Ты хоть раз попытался соразмерить эти вещи: чувства, привязанность, долг — и какие-то там интересы каких-то фирм?!

— Но я-то не интересы фирм отстаивал, я преступников разоблачал!

— Неправедными путями праведное дело делать?! Цель оправдывает средства?

— Ну, знаешь! Ты очень быстро стала для меня самоцелью, независимо от всего прочего. Хотя на самом деле оно так переплелось — мы были вместе, и честное дело делали вместе, и не было у меня никаких оснований не верить этим людям.

— А один раз собственной головой поработать не пробовал?

— А ты пробовала? Ты завелась, когда наслушалась всяких слухов…

— Слухов, да? А вот тебе ещё слух: твою СИАМИ Арсланов финансирует!

— Вот как? Ну тогда все сомнения отпадают. Но я и без этой информации после вчерашнего… разговора… почти к тому же пришел. По всему получилось, что они жулики, а ты правду говорила.

— А я, должна тебе заметить, всегда говорю правду. Особенно если это моих внутренних проблем касается… И что же произошло такого экстраординарного, что ты смог мою правоту признать?

— Как ты и сказала, попробовал поработать собственной головой.

— По твоему виду судя, для тебя это нечастое и непривычное занятие…

— Не надо ехидничать. Я ведь признал, что был неправ, прощения попросил — думаешь, легко это, когда никакой сознательной подлости за собой не чувствуешь? Не надо меня ногами топтать.

— А меня, значит, можно?!

Да, с ним действительно не о чем разговаривать. Если даже сейчас он в состоянии только о собственных делах рассуждать… И ни вот на чуть-чуть не может о другом человеке подумать! Его оскорбленное достоинство на весь мир вопит только потому, что фирма его веру в торжество справедливости в целях своих использовала…

Дорогие мужики, какие же вы все одинаковые! Как вам хочется только одного: чтобы мне, любимому, было хорошо. Всегда только «мне» и никогда «тебе». Легко жить, когда больше всего себя любишь, о себе одном думаешь. Удобная позиция, что и говорить…

Ладно, смиримся и с этим. Закончим сегодняшние дела — и хватит. Пусть считает, что я его простила.

Я допила кофе, поставила пустой стаканчик на приборную доску, обернулась назад, вытащила свою сумку. Подкрасилась.

— Дима, вот, — я протянула ему пресловутый конверт с премией. — Думаю, тебе должно хватить. Себе я тоже взяла немного. Как сможешь, отдашь. Пока.