Живой товар

Луч фонаря соскользнул с моего лица, прошелся по земле под ногами.

— Это что за осколки?

— Мобильник раскололся, пока возились.

— Живчик, убери! — Мой собеседник отвернулся от меня к убитому. — Это вы его положили?

— Я.

— Оружие регистрированное?

— Наверное — разрешение есть.

— Разрешение кто делал, СИАМИ?

— Да.

— А, тогда не страшно, пусть валяется…

— Не понял.

— Труп можно не прятать, по пулям ваше оружие не найдут. У ментов трассологический портрет на другой ствол… А этого вы знаете? Посмотрите.

Два луча фонарей сошлись на мертвом лице. На губах — темная пена, и темная струйка вниз ото рта… Я этого человека никогда не видел. Но потом обратил внимание на тонкий аристократический нос, впалые щеки, высокий лоб — и жутким несоответствием под ним холодные светлые глаза… Штирлиц с глазами змеи, так Аська говорила…

— По-моему, это Кононенко, начальник охраны фирмы «Татьяна»…

— Король Артур?! Ну, вы в рубашке родились. Ладно, женщина ваша где? Целая? Сажайте в свою машину и выезжайте, пора мотать.

— Это не моя машина, это я у них угнал.

— Ну и что?

— Пальцы там наши на всем…

— А-а… Ладно, займемся по свободе.

* * *

Первый раз в жизни я слышала выстрелы не в кино. Где-то трещало и грохало, как будто совсем рядом. Я придвинула свой ящик поближе к дому там все-таки кирпичный фундамент, я уже привыкла к лунному свету и могла что-то разглядеть. Может, в самом деле залечь, как Колесников велел? Да ну, вывожу в земле его костюмчик. Три минуты назад мне в нем было жарко, а сейчас озноб пробирал. Какое противное, животное чувство — страх. За последние две недели я его натерпелась, наверное, больше, чем за всю прошлую жизнь, но такого как сейчас ещё не было.

Дура, какая я дура! Он-то уже все знал, он трясся за себя и за меня… ну да, за меня, плевать он на меня хотел… и пришел к дому выручать? А я только и понимала свои глупые девчоночьи обиды. А он трясся — и все же делал как надо, он меня спас и увез, и пытался научить, как действовать, если что… А сейчас, когда он больше всего нужен, бросил тут одну умирать со страху…

Хоть бы он скорей вернулся!

Снова затрещало — а потом раздался жуткий крик и все сразу стихло. Господи, неужели Дима?!

Я вскочила, я уже не могла сидеть, было бы светлее — я бы бегом кинулась, а так пришлось пробираться осторожно, ну где же эта калитка?.. Только не нашуметь, вдруг настала такая тишина, мертвая… и все кусты цепляют, все ветки на земле под ноги лезут… Вот! Смешно — забор проволочный, а калитка деревянная, высокая, так глупо торчит, словно сама по себе… Что-то он тут открывал…

И вдруг слева бахнуло, теперь совсем близко, они что, из пушки стреляют? И сразу треснуло в ответ, потом просвистело что-то над головой и тут же ещё два выстрела…

Я свалилась на четвереньки, стреляли совсем недалеко, я даже видела вспышки с левой стороны. Ну куда я вылезла, он же велел сидеть за домом… Снова стало тихо, а после вдруг замелькал свет, как будто от карманного фонаря, и послышался какой-то неразборчивый разговор.

Через ветки мне было плохо видно, но как будто несколько человек там ходили. А потом один отделился и направился в мою сторону.

Все! Пропала я! Ведь говорил же тебе умный человек, говорил — сиди за домом, ну чего ты сюда вылезла, ведь сейчас тебя из-под этого кустика вытащат за шкирку как котенка…

А тот подошел совсем близко — и потянулся рукой через верх калитки. Господи, это же он!

Я вскочила на ноги и кинулась навстречу.

— Дима! Ой, Димочка! Ты живой?

— Ф-фу, Аська! Так же до смерти перепугать можно… Ну успокойся, все уже, все, ну не реви ты, это ж хорошо, что у меня усов нету, а то все промочил бы…

Он меня целовал и обнимал, а я цеплялась за него, я прижималась изо всех сил, как будто висела над обрывом и цеплялась за скалу… и ревела в три ручья.

— Хватит тебе уже, подбери сопли, рыжая команда! Ехать пора.

Наша машина так и стояла с открытой дверцей. Он меня усадил, снова велел пристегнуться, аккуратно прихлопнул за мной дверцу. Сам обошел, сел за руль и завел мотор. Пробурчал:

— И развернуться негде, опять задом ездить…

Мы медленно пятились, кто-то сзади размахивал фонариком, Димка прижался к правой стороне и осторожно проехал мимо того человека, а потом сразу прибавил скорость и выскочил с разворотом на главный проезд. Но фары у него немного светили, и я успела заметить какого-то незнакомого с фонарем и другого — тот лежал у него под ногами.

— Кто это там?

— Один из тех, что нас отбивали, их Иван Иваныч прислал.

О Боже, это ведь из-за меня человека убили! Какой ужас…

— А второй, с фонарем?

Он уставился на меня:

— Так я же про него и говорю.

— Нет, тот… что лежит…

У него стало каменное лицо:

— По-моему, это Кононенко. Он убит.

И вдруг сошлись брови:

— Надо бы увериться, чтобы наверняка знать. Ты сможешь?

Я отчаянно затрясла головой.

— Нужно, Асик. Это — самый страшный для нас с тобой человек. Если он убит, мы хоть на время можем дух перевести, а если цел, наши бега только начинаются. Идем.

Он отстегнул мой ремень, обошел машину спереди, открыл дверцу.

— Идем, маленькая. Живых надо бояться…

Навстречу нам шел человек с фонариком, Дима окликнул его:

— Подожди, друг, минутку, присвети нам.

Я смотрела буквально секунду — и тут же кинулась наутек. Только выдавила из себя на ходу:

— Это он.

Димка меня снова усадил в машину, теперь сам пристегнул. Вернулся за руль, однако задумался на миг, взял с заднего сиденья сумку, порылся и протянул мне плоскую бутылочку:

— Глотни. Это коньяк.

— И без него тошно!

— Глотни. Как лекарство.

Мы тронулись к выезду из Садов. Димка с трудом протиснул наш «Москвич» мимо двух автомобилей. У заднего ещё горели фары. Мне показалось, что там лежат еще… люди, но я постаралась не смотреть.

Впереди, ближе к воротам, пришлось остановиться: там стояли одна за другой три машины, только две ближние задом к нам, а третья — носом, и возле неё возились какие-то крупные ребята, по-моему, старались вытолкнуть наружу. Димка выбрался из-за руля и пошел туда.