Живой товар

– И ничего бы не было, если б Ирочкина мамаша не примчалась скандалить, - сказал он вдруг.

Мы уже доехали до конца Проспекта, поворот на Сады остался сзади, но по той стороне, а здесь Проспект разделен посредине газончиком, и нам пришлось обогнуть круглую клумбу, от которой расходятся две дороги - одна наискосок налево, по дамбе через балку и дальше на Новоалексеевку, вторая направо, в восточный конец Поля.

Дима гнал вокруг клумбы на совершенно сумасшедшей скорости, машина сильно наклонилась направо, шины визжали, я вцепилась в какую-то ручку на двери, ногами упиралась в пол... С дамбы поднимался троллейбус, но водитель увидел нас - и затормозил. Мы пронеслись у него под самым носом, я оглянулась и увидела, как у него слетели штанги, разбрасывая искры, и растопырились в разные стороны.

А те нас догоняли. Они не стали объезжать клумбу, а свернули перед ней, против движения, ведь троллейбус все перегородил, и теперь были намного ближе, я крикнула: "Они совсем близко, скорей!" - а Димка вдруг начал тормозить, меня рвануло вперед, ремень врезался, я закричала: "Что ж ты тормозишь?!", но он уже свернул на подъездную дорогу к Садам и снова гнал как полоумный.

Это совсем узкая улочка, еле-еле двум легковушкам разъехаться, больше похожая на аллею, обсаженную пирамидальными тополями, и тротуар только с одной стороны, слева, где жилой квартал Химтеха - местные его называют "Хутор", - а справа уже тянутся за деревянным забором Сады, только въезд в них в конце этой аллеи. Там "Хутор" кончается, и дальше заборы уже по обеим сторонам, за ними торчат крыши садовых домиков (совсем хибарки, наша халабуда на даче против них просто дворец), а потом тупик и въезд, ворота...

Господи, куда же он гонит, мы сейчас в них врежемся!

Но ворота оказались распахнуты настежь, даже шлагбаум поднят, и мы поскакали по выбоинам - там, за шлагбаумом, асфальт лет сто не латали...

– Быстро отстегни ремень!
– крикнул Димка.
– Руками упирайся в щиток!

Он теперь ехал все-таки медленнее, и нас уже доставали лучи фар сзади. Я отчаянно цеплялась за что-то, может, это и был щиток, а он отсчитывал проезды по левой стороне. Сады освещал только лунный свет, домики стояли темные - вторник и после дождливой недели, все дома, в теплых квартирах...

Наконец мы резко свернули налево и понеслись в дальний конец, к оврагу.

И тут сзади началась пальба - и не просто выстрелы, а очереди, невероятно громкие, я такого в жизни не слышала, это было очень страшно, я, кажется, за весь этот безумный вечер так не боялась...

Мы остановились, чуть не ткнувшись носом в проволочный забор, Димка сразу выключил фары и мотор, и выстрелы стали ещё громче - теперь, правда, реже и на разные голоса.

– Быстро из машины!
– скомандовал он.

Мне было страшно - тут хоть какая-то защита...

– Выскакивай, отбегай подальше и ложись!
– он уже просто рычал.

А потом наклонился через меня, распахнул мою дверцу и грубо меня выпихнул наружу. Я упала, там были какие-то сучки, и кирпичи, по-моему, и тут он сам на меня свалился сверху, перекатился, схватил за руку и поволок куда-то.

– Ты можешь быстрее?!

Он шипел как змей! А я коленкой страшно стукнулась...

– Быстро, Ася! Пока что сюда не стреляют, но могут. Или ты хочешь оказаться возле горящего бензобака?! И тихо!

Он потянулся рукой через какую-то калитку, открыл и потащил меня дальше, за домик.

– Все! Сиди тут и молчи. Если кого-то услышишь - прячься в кусты. Да! На кассету, спрячь в сумку!

Глаза немного привыкли к темноте, я заметила какой-то ящик и села на него.

Колесников осторожно подошел к углу дома и выглянул. В руке у него был пистолет.

– Куда ты?!
– спросила я отчаянным шепотом.

– Пойду погляжу...

И исчез.

Он даже не поцеловал меня!

* * *

Я пошел на звук - довольно громко и совсем недалеко слышались выстрелы как минимум из пяти единиц оружия. Нет, не такой я опытный, этому меня никто нигде не учил. Просто звуки были совсем разными. Длинные очереди уже прекратились, изредка лишь прорывалось "тра-та-та" на три или четыре патрона - вроде как "калашников". Время от времени раздавались одиночные выстрелы - как будто пистолетные, но тоже разные: то обычный треск, а то вдруг "бабах" такой, что уши закладывало. Может, это и есть сорок пятый калибр? Или вообще "магнум"?

Мой "макаров" показался мне вдруг защитой малонадежной...

Стреляли впереди и чуть правее. Почему? Мне показалось со слов Иван Иваныча, что засада будет чуть ли не у самых ворот...

Я, стараясь двигаться бесшумно, добежал до главного проезда и, присев к земле, осторожно выглянул из-за угла забора - у здешнего пайщика он был солидный, деревянный. К темноте я уже привык. Тут луна давала довольно много света - в городе, среди огней, этого не замечаешь...

Совсем недалеко, не дальше ста метров, виднелись контуры машин и, как ни странно, у задней ещё горели фары. Конечно же, теперь я видел и вспышки выстрелов. Автоматы били из-за оград - я заметил одно место на противоположной от меня стороне проезда, остальных не видел - то ли автомобили закрывали, то ли стрелки сидели на этой стороне. Одиночные вспышки пистолетных выстрелов сверкали как будто из-под машин, во всяком случае, с уровня земли. Стрельба шла довольно вяло - видимо, первые очереди из засады сумели остановить наших преследователей, но всех не положили, и теперь обе стороны пытались достать друг друга в темноте по вспышкам.

Я наблюдал с минуту - и понял, почему перестрелка так затянулась: после каждой вспышки тьма становилась непроницаемой и глаза должны были довольно долго привыкать...

Да, нехорошо оборачивается. В этой темноте людям Мюллера ничего не стоит разбежаться - и тогда снова неопределенность, снова жизнь в ожидании ежеминутной опасности... А иначе? Ну побьют шестерок - но останутся сам Мюллер и Манохин...

Внезапно прогремела дробью более длинная очередь - и следом донесся жуткий вопль, высокий, почти визг, страшно долгий, а за ним внезапно воцарилась тишина.

И правда - вопль этот прозвучал куда страшней, чем выстрелы. Для современного человека, насмотревшегося бесконечных голливудских боевиков, выстрелы - дело вроде как бы и привычное, да и вообще, сплошь и рядом в глушителе какого-нибудь дряхлого "газона" стреляет, куда там пистолету. Но вот такой вопль предсмертной муки... Думаю, не один я застыл сейчас как заледенелый, у всех здесь, думаю, сердце замерло и мурашки по спине пробежали ледяными лапками...

Долго было тихо. Никто нигде не двигался, нигде не бахало и не вспыхивало пламя, слух начинал ловить обычные ночные звуки - мягкий шелест листьев, далекий-далекий гудок маневрового тепловоза... И глаза адаптировались к темноте - я старался не смотреть в ту сторону, где светили фары, и мир вокруг медленно-медленно выплывал из затемнения: черные кроны яблонь, черные двускатные крыши домиков отделялись от черноты неба... Где-то я читал, что опытные текстильщики различают до двухсот оттенков черного цвета... Над одной из крыш разглядел хрупкий скелет телевизионной антенны, небо за ней мне показалось каким-то буроватым - я не сразу сообразил, что смотрю в сторону Новоалексеевки, низкие облака над которой отражают желтый свет из десятков тысяч окон...

И вдруг краешком глаза я поймал неясное движение - даже не движение, перемену в окружающей тьме. Я резко перевел взгляд - и успел заметить темный силуэт на фоне размытого зарева от фар.

В мою сторону медленно, бесшумно продвигался человек. И меня это обозлило - он не заледенел вместе со всеми от того вопля, не замер в ужасе перед голосом смерти, нет, он поспешил воспользоваться всеобщим смятением и оторваться от опасного места. Не знаю, может, он побывал на настоящей войне и ему все это было не в новинку, и умел он сохранять ясную голову среди выстрелов и предсмертных криков - не знаю.