Живые и мертвые

– Фредерик Леммер, – ответил новичок. – Очень приятно.

– Можно начинать? – спросила Пия нетерпеливо. – У нас нет возможности торчать здесь целый день.

– Почему? Ты ведь летишь только завтра, – продолжал дразнить Пию Хеннинг, с усмешкой ловя ее злой взгляд. Затем он повернулся к трупу.

Вскрытие не принесло никаких новых значимых результатов. Ингеборг Роледер была очень здоровой женщиной и, если бы ее не застрелили, могла бы прожить еще много лет. Пуля проникла в череп над левым ухом и вышла на пару сантиметров выше через правую теменную кость, что подтверждало теорию Крёгера о траектории полета пули. Снайпер лежал внизу, у ручья. Он явился из ниоткуда и потом снова растворился в воздухе.

* * *

– Что насчет этого, мам? – Грета влезла в короткий жакет с оторочкой из искусственного меха и стала вертеться перед зеркалом, критически оглядывая себя. Жакет шел ей. Она была стройна, обладала бесконечно длинными ногами и прекрасно умела носить подобные вещи, в отличие от многих других девушек ее поколения, которые уже в этом возрасте были пугающе полными.

– Тебе очень идет! – подтвердила Каролина.

Грета просияла и стала рассматривать ценник, который свисал из рукава.

– О нет! – Она в изумлении широко раскрыла глаза. – Ничего не выйдет!

– Почему?

– Он стоит сто восемьдесят евро!

– Я подарю его тебе на Рождество, раз нравится.

Девушка с сомнением посмотрела на мать и опять повернулась к зеркалу, разрываясь между разумом и чувством. В конце концов жакет с тремя джинсами, пуловером и толстовкой перекочевали в пакет для покупок. Грета была счастлива, и Каролину радовало это. Когда она в последний раз за четыре дня до Рождества ездила в город за покупками? Наверняка это было лет двадцать назад, если не больше! Раньше она очень любила со своей лучшей подругой толкаться в самой гуще толпы, любила безвкусное рождественское оформление, звучавшие всюду рождественские песни, установленные на каждом углу ларьки и аромат жареного миндаля в холодном декабрьском воздухе. Когда Каролина после обеда забрала Грету из интерната, чтобы немного погулять с ней по городу, она скорее предполагала, что они пойдут на Гётештрассе, но Грета непременно хотела отправиться в торговый центр на Цайле [6] . Они три часа ходили по душному, переполненному покупателями центру, и, глядя на дочь, которая в поисках рождественских подарков для своих подруг, Ники, отца и сводных братьев и сестер с горящими глазами бегала по магазинам, видя ее восторг во время примерки одежды, которая большей частью вызывала у Каролины отторжение, она испытывала настоящее счастье. К ее удивлению, даже толпы народа доставляли ей радость и пробуждали в ней давно забытые воспоминания юности. Тогда у нее было много времени. Ее мать была великодушной и никогда ее не упрекала, если она поздно возвращалась домой. Как было прекрасно, что сейчас ей не надо думать о времени! Ее смартфон лежал в бардачке автомобиля и ни разу ей не понадобился.

6

Главная рознично-торговая улица Франкфурта-на-Майне.

В пять часов вечера они притащили свои многочисленные пакеты с покупками в машину, оставленную на парковке, и отправились в Оберурзель. Грета должна была вместе с бабушкой печь рождественское печенье. В тринадцать лет это все еще приносило ей радость.

– Ты действительно хочешь бросить работу? – спросила она, когда Каролина выруливала на черном «Порше» с парковки.

– Ты мне не веришь? – Каролина быстро искоса взглянула на дочь и разглядела в ее глазах сомнение.

Девушка вздохнула.

– В интернате мне нравится, но было бы значительно лучше, если бы я могла быть с тобой и с папой на неделе. Но…

– Что «но»? – Каролина вставила талон в считывающее устройство, и шлагбаум поднялся.

– Папа сказал, что скорее рухнет мир, чем ты прекратишь работать, – ответила Грета.

* * *

Пия и Боденштайн возвращались в комиссариат в Хофхайме несколько разочарованные. В переговорной на магнитной доске висела фотография Ингеборг Роледер, а рядом с ней Остерманн написал ее имя и время гибели. Другой информации не было. Опрос соседей, который провели коллеги, ничего не дал, а показания свидетеля помогли лишь установить точное время смертельного выстрела, но свидетель никого не видел. Экспертная служба скрупулезно обследовала место преступления и прилегающую местность в пределах квадратного километра, но ничего не обнаружила, кроме неясного следа сошки: ни каких-либо волокон, ни отпечатков обуви в замерзшей земле, ни гильзы от патрона, ни частиц кожи или волос. Преступник оставался фантомом, а мотив убийства – загадкой.

– Что будем делать дальше? – спросил Остерманн и хрипло закашлялся.

– Н-да. – Боденштайн изучал карту на стене, задумчиво почесывая затылок. – Куда отправился преступник после убийства? Может быть, он был настолько дерзок, что прошел через детскую площадку, поднялся вверх по Райнштрассе и, миновав полицейский пост в Эшборне, испарился? Или он пошел по Ланштрассе, потом по пешеходной зоне к Шёне Аусзихт и там сел в машину? Это были, несомненно, самые удобные пути для бегства, но существовали и другие возможности. Можно было, например, дойти пешком до парковочной площадки у бассейна или дальше, мимо теннисных кортов, до Фестплатц, на которой паркуют автомобили сотрудники многочисленных близлежащих фирм. И везде он мог незаметно сесть в автомобиль и исчезнуть.

– Нам надо проинформировать общественность и попросить о помощи, – сказала Пия, и Остерманн одобрительно кивнул. – Больше важных для следствия фактов, чем у нас есть сейчас, мы, похоже, не раздобудем.

Боденштайн внутренне противился этому, потому что опасался традиционных звонков от всякого рода честолюбцев, а также ложных следов, которые пришлось бы тщательно отфильтровывать и проверять. В создавшейся ситуации он не мог себе позволить подобную трату времени при их дефиците сотрудников, но у него, кажется, не было альтернативы. Пия была права – дополнительных фактов в настоящий момент ожидать не следовало. Тем не менее был небольшой шанс, что кто-то, возможно, все-таки видел что-то, что поначалу показалось ему несущественным.

– О’кей, – произнес, наконец, Боденштайн. – Мы выступим перед прессой. И будем надеяться на лучшее.

* * *

Место идеальное. Ветви елей низко свисают над плоской, поросшей мхом крышей, и улица кончается тупиком. В шесть часов вечера кромешная тьма. Справа от улицы только луга, ее дом последний и стоит прямо на опушке небольшого леса, тянущегося между окраиной поселка и старой федеральной трассой, ведущей в Кёнигштайн. Десять минут назад она включила свет на кухне, потом направилась наверх. На старой вилле большие старомодные оконные переплеты без рольставней, а только с притворными ставнями, которые, казалось, служат лишь украшением и не закрывались уже десятки лет. С этого места вилла производит впечатление кукольного дома. Ему открывался обзор через каждое из окон, и он мог точно отслеживать, что она делает. Он точно знал ее распорядок дня, который менялся редко и незначительно. Не позднее чем через десять минут она пойдет на кухню и начнет готовить ужин для себя и своего мужа.

Со вчерашнего дня температура понизилась на несколько градусов. Обещанный на поздний вечер снегопад не заставит себя долго ждать. Он был тепло одет, и холод не мешал ему. Он быстро взглянул на часы. На цифровом дисплее отображалось 18:22. В этот момент она вошла в кухню. Через оптический прицел «Калес ZF69» он видел ее так хорошо, как будто она стояла прямо перед ним. Она нагнулась, потом повернулась и взяла что-то из шкафа. Губы шевелились. Может быть, она слушала музыку и подпевала, как это делают многие люди, когда они одни. Его указательный палец лежал на спусковом крючке. Он глубоко дышал, целиком сконцентрировавшись на своей цели. Потом, когда она повернулась в его направлении, он до упора нажал на спуск. Именно в ту секунду, когда пуля пробила оконное стекло и разнесла ей череп, его взгляд рефлекторно дернулся вправо, и он увидел в кухне второго человека. Бог мой – она была не одна! Пронзительный крик раздался в его ушах.

– Черт возьми! – пробормотал он. Адреналин заполнил все тело. Сердце колотилось. Он не рассчитывал на то, что в доме окажется кто-то еще. Женщина не пела, а с кем-то разговаривала! Несколькими движениями он разобрал винтовку и уложил ее в сумку, потом положил в карман куртки гильзу от патрона, которую выбросило при выстреле, и пополз к краю крыши. Прикрываемый еловыми ветвями, он соскользнул с трансформаторной будки и беззвучно исчез в темноте.

* * *

Происходящее на кухне закончилось жутким свинством. Горячая жидкость фонтаном устремилась вверх, и брызги попали ей на лицо и руки.

– Проклятье!

Она окинула себя взглядом и увидела, что вся покрыта оранжевыми пятнами. Вряд ли что-либо еще можно было с таким же трудом вывести с ее любимого светло-серого кашемирового пуловера, как пятна от тыквы и моркови! Пия рассерженно выругалась, сетуя на то, что забыла надеть фартук, прежде чем погрузить блендер в чашу и включить его. К сожалению, еще она забыла закрыть емкость, и поэтому брызги попали не только на нее, но и на стеклокерамическую плиту, на пол и на большую часть кухни. Обычно она довольно ловко управлялась с готовкой, но на сей раз была просто невнимательна и, кроме того, впервые готовила суп-пюре из тыквы с имбирем и кокосовым молоком. Рецепт был простым, и казалось, что весь процесс приготовления станет детской игрой, но Пия столкнулась с трудностями, уже взявшись за тыкву, которую было не так просто разрезать, как это описывалось в рецепте. Напрасно покромсав некоторое время тыкву ножом для мяса и чуть было не отрезав себе палец, она отправилась с непокорным овощем на улицу и недолго думая положила тыкву на чурбан для колки дров рядом с сараем и располосовала ее топором. На более мелкие куски она разрезала ее потом на кухне.