Живые. История спасшихся в Андах

Некоторые качества Альгорты могли вызвать отчуждение между ним и ребятами. Он был застенчив, замкнут и придерживался социалистических взглядов в противовес окружавшим его сверстникам — большей частью шумным и компанейским консерваторам. В Уругвае Альгорта состоял в Широком фронте — общественном движении, впервые масштабно заявившем о себе на прошедших незадолго до авиакатастрофы всеобщих президентских выборах. Даниэль Фернандес и Фито Штраух, напротив, являлись членами Национального университетского движения (НУД), выступавшего в поддержку Вильсона Феррейры (либерала из «Бланко»). Эдуардо Штраух голосовал за Хорхе Батлье, либерала из «Колорадо», а Карлитос Паэс — за генерала Агеррондо, реакционера из «Бланко».

Еще одной бедой Альгорты была амнезия. Юноша все никак не мог вспомнить, что он и его товарищи делали в последние дни перед вылетом. Однажды он в приливе радости начал бегать вокруг самолета, услышав от Инсиарте, что в континентальном чемпионате по футболу победил аргентинский клуб. Это, конечно, было неправдой. Потеря памяти имела для Альгорты и более серьезные последствия. Он совершенно забыл, что главной целью своего путешествия в Чили избрал вовсе не приобретение дешевых учебников по экономике и не изучение специфики южноамериканского социализма, а встречу с девушкой, с которой познакомился, когда жил в Сантьяго. Альгорта верил, что любит ее, но они не виделись уже полтора года, а переписка не могла в достаточной мере подпитывать их роман. В Чили он собирался окончательно разобраться в своих чувствах, но после авиакатастрофы начисто забыл о девушке. Одной из причин, по которой он теперь стремился в Монтевидео, было желание найти там подругу сердца.

Альгорта ясно отдавал себе отчет в том, что должен работать, и его трудолюбие получило одобрение кузенов Штраух. Он чувствовал себя чужаком, поскольку не мог поддерживать частые беседы о сельском хозяйстве, но гнетущего одиночества все же не испытывал.

Трое парней, ставших неформальными лидерами маленькой общины, а именно Эдуардо и Фито Штраухи и Даниэль Фернандес, не особенно выделялись среди товарищей личностными качествами. Они заняли главенствующее положение в коллективе лишь благодаря своей сплоченности.

Даниэль Фернандес — второй по старшинству после Металл — понимал, что возраст налагает на него определенные обязательства по отношению к младшим. В свои двадцать шесть он уже был довольно зрелой личностью и усердно работал, стараясь поддерживать порядок в салоне, собирал документы и следил за распределением зажигалок и ножей. Он растирал обмороженные ноги Бобби Франсуа (за это Бобби пообещал стать его рабом в Монтевидео) и предложил Канессе воздержаться от опасной, грозившей осложнениями операции на ноге Коче. Застенчивый по натуре, Даниэль тем не менее любил поговорить по душам. Все находили его сдержанным, ответственным и честным парнем. Ему недоставало лишь физической силы и упорства.

Эдуардо Штраух, несмотря на свое прозвище, на немца походил гораздо меньше, чем два его кузена. Внешне он имел сходство с матерью, представительницей семейства Уриосте, и был не таким высоким, как Фито. Его отличали легкий характер и изысканные манеры. Эдуардо был наиболее просвещенным и сведущим (возможно, потому, что совершил путешествие по Европе) и выделялся самым широким кругозором. В целом юноша имел спокойный нрав, но иногда мог сорваться и впасть в ярость. Он был склонен держать дистанцию, особенно с Паэсом, но, как и Фито, снисходительно относился к более молодым и вызывающим у многих раздражение ребятам, таким как Манхино и Франсуа.

Фито Штраух был менее сдержанным, чем Эдуардо, но обладал способностью вселять веру в благополучный исход суровых испытаний. Суждения Фито о тяжелом положении, в котором они все пребывали, всегда оказывались самыми оптимистичными и взвешенными. Он смастерил темные очки для защиты глаз от нестерпимо ярко сверкавшего на солнце снега. Взяв из кабины пилотов солнцезащитные щитки, сделанные из тонированного пластика, Фито вырезал из них два кружка и прикрепил к пластиковой оправе, изготовленной из обложки папки с полетной документацией.

Но и у Фито случались срывы. Как и Даниэля Фернандеса, его раздражал Манхино. Он ссорился с Эдуардо, устраиваясь с ним на ночлег, а однажды так рассвирепел, когда Альгорта во сне случайно навалился на него, что вскочил на ноги и завопил:

— Ты что, убить меня вздумал?!

Альгорта приоткрыл глаза, сонно пробормотал: «Фито, ну как ты можешь такое говорить?» — и тут же опять уснул.

4

Сложившаяся система взаимоотношений обитателей «Фэйрчайлда» функционировала вполне эффективно. В ней, как в Конституции Соединенных Штатов Америки, имелись сдержки и противовесы. Штраухи вместе с помощниками ограничивали власть участников готовящейся экспедиции, а те, в свою очередь, — власть Штраухов. Члены обеих групп уважали друг друга и проводили в жизнь свою политику со всеобщего молчаливого согласия.

Двое выживших не принимали активного участия в работе общины из-за серьезных травм — Рафаэль Эчаваррен и Артуро Ногейра. Оба ночевали в гамаке, сделанном Канессой, и покидали салон крайне редко. Ходить они не могли из-за сильной боли, а когда выползали наружу, теряли почти все силы, какие у них еще оставались.

Эти юноши разительно отличались друг от друга по образованию и характеру. Двадцатиоднолетний Ногейра был студентом экономического факультета и убежденным социалистом, а двадцатидвухлетний Эчаваррен относил себя к консерваторам и занимался разведением молочного скота. Свои кардинально противоположные взгляды на жизнь они вряд ли поменяли бы даже на ложе страданий. Ночью любое непроизвольное движение одного вызывало сильную боль у другого.

Эчаваррен, баск по происхождению, был открытым и отважным парнем. Его рана оставалась в ужасающем состоянии. Оторванную икроножную мышцу привязали к кости, но вскоре началось нагноение. Ночами он не мог шевелить изуродованной ногой, поэтому пальцы сначала приобрели багровый цвет, а потом стали чернеть от обморожения. В течение дня он по нескольку раз просил товарищей растереть ему ноги, чтобы восстановить кровообращение.

— Патронсито^[76], — обращался он к Даниэлю Фернандесу, — сделай мне, пожалуйста, массаж ног. Они так онемели, что я совсем их не чувствую.

После того как Даниэль выполнял его просьбу, Рафаэль говорил:

— Обещаю тебе, Фернандес: если выберусь отсюда, дам тебе столько сыра, что на всю жизнь хватит.

Он был исполнен решимости победить горы и по утрам твердил самому себе:

— Я Рафаэль Эчаваррен, и я клянусь, что вернусь домой!

А когда кто-то предложил ему написать письмо родителям или невесте, он ответил:

— Нет, я сам расскажу им всю нашу историю при встрече.

Товарищи восхищались силой его веры, искренностью и честностью. Если его ногу случайно толкали, он начинал ругаться, но быстро успокаивался и просил прощения. Еще он смешил всех задорными рассказами о том, как готовил сыр у себя на ферме, и с уморительными гримасами в шутку жевал коробку из-под конфет, что неизменно веселило всех.

Состояние Эчаваррена ухудшалось день ото дня. Нога отяжелела из-за скопившегося в ней гноя, обе ступни совершенно почернели — похоже, развилась гангрена. Однажды утром он веселым голосом попросил у приятелей минуту внимания и заявил, что скоро умрет. Все шумно запротестовали, но Рафаэль настаивал на своем. Он попросил тех, кто доберется до дома, передать семье его последнюю волю: мотоцикл он завещает управляющему фермой, а джип — своей невесте. Ребята снова протестующе загомонили. На следующий день угрюмое настроение покинуло Рафаэля, и к нему вернулся привычный оптимизм.