Жизненная сила

–  Как быть с артефактами?

–  Этому есть множество объяснений.

Но Миоцен совсем не хотелось слушать очередные беспочвенные объяснения. Сейчас ей было важно - даже, можно сказать, жизненно необходимо - убедиться в реальных способностях и талантах этого неразговорчивого молодого человека.

–  Я еще никогда не использовала специалистов из Бродяг, - заявила она так, чтобы в ее словах отчетливо читалось презрение.
– У нас было несколько ваших перебежчиков, вы появляетесь где-то по человеку в столетие, но, как правило, все плохо образованы и дурно воспитаны. Воображение же отсутствует начисто. И работаете вы все лишь во имя своих ненормальных предков.

–  Я образован хорошо, - с неожиданной горячностью воскликнул перебежчик.
– И воображение у меня хоть куда! И именем вашего сына я не собираюсь пользоваться вообще!

– Миоцен посмотрела ему в лицо взглядом, полным скептицизма.
– Вы что, не знаете, какому риску я подвергался, отправившись к вам? А ведь все ради вас, ради всех… - Он говорил, как лаял, злобно морщась и едва сдерживая себя. Рука его беспрестанно трогала лежавшую книгу, будто в ней была какая-то поддержка.
– Я был главным архивистом в одной из основных областей исследований на Гранд Калдере. Тайно от всех я научился летать, похитил одного из наших скоростных птерозавров и пролетел сотни километров. Потом я попал в грозу и выпрыгнул, бросив птерозавра на произвол судьбы. Без оружия, без парашюта я выпрыгнул и попал в джунгли. Когда сломанные ноги срослись, я побежал. Я бежал до самого вашего пограничного пункта. Вот как я хотел оказаться здесь, бабушка! Мадам Миоцен. Или как вы там хотите, чтобы вас звали, черт побери!

–  Грандиозный эпос, - усмехнулась Миоцен.
– Но мотивации я здесь так и не вижу.
– Нехорошее молчание.
– Главный архивист, - повторила она.
– И что вы там архивировали в Гранд Калдере?

–  Результаты исследований энергии.

–  Геотермальной?

–  Едва ли.
– Он снова посмотрел на свои руки.
– Это всегда было проблемой, проблемой для обеих наций. Слишком много энергии проходит через этот мир. Энергия, чтобы освещать небо, и энергия, чтобы сжимать сферу планеты и удерживать ее в одной точке. Это не та энергия, которая поддерживает расщепление ядер и не обыкновенная термоядерная. Природу этой энергии не могут объяснить даже самые опытные капитаны.

–  Спрятанный реактор типа вещество-антивещество, - предложила Миоцен.

–  Да, нечто спрятанное, - согласился он и засунул в рот кончик своего черного хвоста. Пососав его задумчиво несколько мгновений, выпустил.
– Я занимался архивированием в самых дальних регионах.

–  На Медулле? Я имею в виду, вы искали спрятанный реактор? Или вы вообще не знали, за чем охотитесь?

Перебежчик поднял горячие серые глаза.

–  Я знал и знаю. Вы думаете, что со мной сложно - так вы не первая, кто так думает, поверьте.
– Миоцен промолчала.
– Но, между нами, с кем из нас труднее? Вы живете на Медулле тридцать столетий, управляя лишь крошечной частью того, что и так считаете не очень большим. Вы утверждаете, будто только вы да остальные капитаны понимаете красоту и колоссальность этого великого мира, а ваш сын и остальные Бродяги - непроходимые идиоты, потому что рассказывают истории, которые хотя бы вполовину что-то объясняют, делая себя возрожденными царями мира… Но мы не цари. Да, не цари. Но и вы, наглая старая женщина, не понимаете на самом деле этого мира, этого великого, славного и практически бесконечного мира - да и видели вы на самом деле лишь крохотную его частичку.
– Миоцен смотрела во все глаза, но упорно молчала.
– А я заглядывал в глубь Медуллы. У Бродяг гораздо более тонкие сейсмические уши, чем у вас. И потому большая часть мира принадлежит именно им. А еще потому, что они верят, что можно жить и с землетрясениями, не распыляя и не отклоняя их.

–  Я знаю о ваших сейсмических системах, - холодно заметила Миоцен.

–  И используя данные трех тысячелетий, я создал подробную, детализированную картину внутреннего мира Медуллы.
– Перебежчик говорил, и в его серых глазах, узком лице и небольшой фигурке все больше и больше начинал звучать какой-то вызов.- Вы сами присвоили себе это право, вы вели Великий Корабль сотни тысячелетий прежде, чем обнаружили, что существует еще какой-то Медулла оссиум. А теперь вы живете на нем вот уже больше трех тысяч лет и вам ни разу не пришло в голову, что тайна осталась, она не раскрыта, не кончена! Что внутри Медуллы тоже что-то спрятано!

Неожиданно внизу раздалось смягченное стенами и спиральной лестницей пение; голоса обрывались и сливались вновь, образуя какую-то своеобразную мелодию.

–  И что же это… что-то? – как со стороны услышала Миоцен свой собственный голос.

–  У меня нет на этот счет никаких идей, - отрезал он.

–  Оно большое?

–  Пятьдесят километров в поперечнике. Приблизительно.
– Молодой человек снова засунул в рот свои волосы.
– Я бы сам хотел понять, что это. Дайте мне людей и ресурсы, и я узнаю, поддерживается ли питание контрфорсов этим, внизу.

Вице-премьер несколько раз судорожно глотнула воздух, но честно призналась:

–  Это не может быть нашим приоритетом. Вопрос чрезвычайно интересный, но нужно подождать.

Серые глаза вспыхнули и погасли.

–  Именно это сказал мне и Тилл. Блин в блин, то есть слово в слово.

А когда он снова посмотрел на Миоцен, то увидел в ее правой руке лазер.

–  Как, уже?
– присвистнул он.

Миоцен навела лазер на его горло и нажала спуск. Потом встала, медленно обошла стол и подошла вплотную. Нетронутыми остались только лицо и мозг. Беззвучный крик продолжал вылетать из широко открытого рта. Запах горелого мяса и паленых волос все гуще наполнял комнату. Миоцен быстро открыла планшет, сунула туда голову и мимо полок с книгами спокойно прошла туда, где, как им и было велено, стояли охранники.

Они взяли планшет без всяких вопросов.

–  Как всегда, - коротко бросила она.

Охранник отправился через запасной выход. Расследование по делу перебежчика еще только начиналось; если он сможет доказать свою искренность, то будет возрожден к новой, гораздо более продуктивной жизни.

Миоцен еще раз проверила ноутбук, собрала во флакон остатки пепла - все, что осталось от человека - и взяла книгу, которая так зацепила ее внука. Открыв ее на страницах, посвященных реакторам, она поняла, что юноша был прав и, подчеркнув эту диаграмму, сделала сноску и аккуратно поставила книгу на место.

Администраторша ждала ее на лестнице. Завернувшись, как в плащ, в серую робу и сложив руки на груди, она осторожно поинтересовалась:

–  А где… - Но тут же почувствовала запах смерти или просто увидела ее, спускающуюся вместе с Миоцен.
– Но…

–  Перебежчик оказался шпионом. Явная попытка заслать агента в самое сердце святыни.

–  Но убить… здесь, в Храме!?

–  По-моему, более подходящего места и быть не может, - Миоцен, оттолкнув женщину, прошла вперед.
– Можете убрать там. Буду вам очень благодарна за такую услугу, ну и, разумеется, никто и никогда не должен ничего узнать.

–  Слушаюсь, мадам, - пискнул вслед ей испуганный голос.

Миоцен снова оказалась в просторном холле, где дребезжащие, плохо поставленные голоса все пели и пели о мосте, который скоро будет построен, и о награде, которая будет получена, и, не зная сама зачем, Миоцен шагнула в богато обставленную залу, где рядами сидели преданные молящиеся.

Было страшно и почти невозможно объяснить себе, как просто, практически без усилий дети воспринимают слова и мечты старших. Миоцен смотрела на улыбающиеся лица, не видя на них ничего, кроме чистейшей веры. И все же эти люди не знали ничего об иных мирах, никто из них не ходил по огромным дорогам Корабля, никто не видел красоты и могущества Млечного Пути. Они пели о своей потребности вернуться назад в верхний мир, готовые ради возвращения к серебряному небу на любые жертвы. К чистому небу, на котором нет ничего, кроме одинокого темного пятна прямо над головами - базового лагеря, опустевшего, наверное, навсегда.

Опустевшего. Быть может, как и весь Корабль?..

Миллиарды должны были умереть, но это мало заботило Миоцен. Скорее, она ненавидела мысль о том, что ее люди, следуя ее разумным инструкциям, попались в искусную древнюю ловушку, убив тем самым все живое наверху. Но больше всего ее пугала теперь история ее новой страны, мрачная, как история любого человеческого сообщества - и как она могла принять на себя позор того, что было неизбежным?

Итак, Корабль мертв, а она жива.

Й к радости нескольких тысяч прихожан она присоединила к их пению свой сильный, верный, неустающий голос.