Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

Члены делегации были действительно способными политическими деятелями, а часть из них – Раковский относился к их числу – уже имела существенный дипломатический опыт. О том, что Х. Г. Раковский в представлениях высшего политического руководства России относился к первой пятерке дипломатов, свидетельствует любопытное предложение Ленина, внесенное 24 февраля и утвержденное 28 февраля 1922 г.: «На случай болезни или отъезда т. Чичерина (как видно, Ленин с самого начала не собирался ехать в Геную! – Авт.) его права передаются по очереди одной из двух троек: а) Литвинов, Красин, Раковский. б) Литвинов, Иоффе, Воровский». [360]

360

Ленин В. И. Сочинения. Т. 44. С. 406.

Х. Г. Раковский возвратился к исполнению своих государственных функций в Украине лишь на две с половиной недели. 9 марта он выступил на заседании Политбюро ЦК КП(б)У с информацией о своей дипломатической деятельности. По решению Политбюро 12 марта в харьковском театре «Миссури» состоялось собрание местной элиты, на котором был заслушан доклад Раковского о международном положении советских республик накануне конференции в Генуе. Докладчик высказал мнение, что к предстоящей конференции надо относиться с осторожностью и скептицизмом, ибо она будет исходить из нерушимости Версальской системы, из тех договоров, которые диктуют волю победителей в мировой войне. Раковский заявил: «Когда мы явимся на конференцию, мы заявим: конечно, вы не можете согласиться с общей коммунистической программой, мы не собираемся делать вас коммунистами, но мы говорим вам, как деловые люди: у вас стоят заводы и фабрики, у вас колоссальная безработица в силу перепроизводства, у нас – разруха, отсутствие материалов, сельскохозяйственных орудий, машин, у нас громадные богатства, где вы могли бы применить ваших инженеров и других специалистов». [361]

361

Вісті ВУЦВК. 1922. 14 березня; Пролетарий. 1922. 14 марта.

27 марта советская делегация специальным поездом через Ригу и Берлин отправилась в Геную. Вместе с Христианом Георгиевичем поехала его жена Александрина, которая рассматривала поездку в Италию не только как развлечение (без этого дело не обходилось), но и как возможность с позиции наблюдательного журналиста бросить взгляд на конференцию, а при необходимости дать советы своему мужу.

В Риге 29–30 марта состоялись встречи с представителями правительств Латвии, Эстонии и Польши и была достигнута договоренность о нормализации экономических отношений в Восточной Европе, а также о совместных действиях в Генуе для реализации этой задачи. 1 апреля делегация прибыла в Берлин, где несколько дней шли переговоры с германскими государственными деятелями, являвшиеся продолжением переговоров Раковского двумя месяцами раньше. Хотя они не завершились подписанием договора о нормализации отношений и об отказе от взаимных претензий, было договорено о продолжении контактов в Генуе.

Генуэзская конференция началась 10 апреля. Делегации разместились в курортных пригородах. Резиденцией советской делегации стал отель «Палаццо Империале», расположенный между местечками Санта-Маргарита и Рапалло, территориально относившийся к Санта-Маргарите. Не только на участников конференции, но и на жителей итальянского приморского города произвел впечатление советский дипломат Раковский, который совершенно естественно, как будто он давным-давно к этому привык, появлялся на публике в черных брюках в белую полоску, высоком цилиндре, небрежно держа в руке белые шелковые перчатки. [362]

362

Fischer L. Russia’s Road from Peace to War: Soviet Foreign Relations, 1917–1941. New York, 1969. P. 98.

О самой Генуэзской конференции многое известно, о ней есть немало специальных работ. Но в этих работах почти полностью игнорируется деятельность одного из членов официальной пятерки Х. Г. Раковского. Попытаемся проследить его работу в Генуе.

В связи с тем, что, как уже говорилось, в Генуе каждая страна получила право иметь лишь по пять официальных делегатов, часть советской делегации пришлось превратить в «технический персонал» – они занимали места позади официальных делегатов, которые ранжировались так: Чичерин, Раковский, Литвинов, Красин, Иоффе. [363] Так Раковский превратился во второе лицо советской делегации.

363

Правда. 1922. 23 апреля.

Х. Г. Раковский стремился получать как можно более подробную информацию о позиции государств, их аргументации, переговорах и других контактах вне официальных заседаний. Как и для других делегатов, необходимые материалы для него подготовлялись экспертами, в частности видными специалистами-международниками Ю. В. Ключниковым и Н. Н. Любимовым. Среди них – подробные расчеты, связанные с советскими контрпретензиями, справка о сокращении населения России в результате мировой и гражданской войн и т. д. [364] Раковский изучал газетные обзоры, советские и зарубежные документы, связанные с конференцией. [365]

364

АВП РФ. Ф. 28. Оп. 1. Ед. хр. 59578. П. 9. Л. 72–158.

365

Там же. Ед. хр. 59575. П. 9. Л. 33.

В ворохе разнообразной информации он обратил особое внимание на полученное в начале мая сообщение из Софии об обысках и арестах в Болгарии русских белых офицеров, уличенных в создании недозволенных организаций и хранении оружия. [366] Эти сведения вскоре пригодились в переговорах с председателем Совета министров Болгарии А. Стамболийским.

7 апреля датирован первый протокол заседания советской генуэзской делегации, происходившего в Санта-Маргарите. Присутствовали не только члены официальной делегации, но и другие лица – Л. С. Сосновский, Е. А. Преображенский. Однако Раковского среди них не было. На заседании были распределены обязанности, хотя делалась оговорка: «Окончательное распределение будет произведено после приезда тт. Красина и Раковского». [367] Оговорка свидетельствует, что Раковский и Красин прибыли в Геную позже основной части делегации – видимо, завершив переговоры, начатые в Берлине.

366

Там же. Л. 54.

367

Там же. Л. 34.

На следующем заседании 9 апреля Раковский и Красин уже присутствовали. Раковский участвовал в обсуждении проекта приветственной речи и других вопросов. [368] Сохранилась датированная этим же днем записка Чичерина: «Многоуважаемый Христиан Георгиевич, Ваш план рассчитан на 3-часовую лекцию. Мы не можем этого делать из приветственной речи. Остальные Ваши замечания были приняты во внимание». [369] Сохранился и протокол заседания, на котором обсуждался проект ответного меморандума, составленный Раковским. Речь шла об ответе на меморандум западных держав от 2 мая, являвшемся новым вариантом меморандума экспертов Великобритании и Франции, подготовленного накануне конференции и выдвигавшего предварительные условия для заключения с Советской Россией соглашения о кредитах и экономических связях: признание долгов, возвращение национализированной собственности иностранцев или компенсация за нее, отмена монополии внешней торговли, неподсудность иностранцев советскому суду. Протокол дает представление о тщательной работе, проделанной Раковским.

368

Там же. Л. 36.

369

Там же. Л. 38.

Впрочем, дипломатам несвойственно было хвалить друг друга. Внимание сосредоточивалось на недостатках, путях совершенствования документа. Чичерин счел, что меморандум составлен «не совсем хорошо во всех его частях. Первая часть составлена блестяще, остальная гораздо хуже. Пункт о революционной пропаганде – совсем нехорошо». Чичерин предлагал переделать пункт о мелких держателях русских ценных бумаг, подчеркнув, что при достижении соглашения они получат компенсацию. «Необходимо, – написал Чичерин, – также подчеркнуть (это недостаточно изложено у Раковского) принцип равенства двух миров, о чем свидетельствует шифровка ЦК, и указать на недопустимость навязывания на нашей территориии капиталистических принципов». В свою очередь Л. Б. Красин счел, что проект Раковского преувеличивает значение иностранных кредитов для России и что недопустимо открыто указывать, что делегация отказывается от контрпретензий. М. М. Литвинов, соглашаясь с Чичериным в необходимости реагировать на то, что меморандум от 2 мая – это отступление от договоренностей с Англией и Францией, указал на необходимость четко обозначить в ответе возвращение и советской делегации к прежним позициям [370] (имелись в виду контрпретензии, которые были сняты в результате переговоров с главой британской делегации Дэвидом Ллойд Джорджем на вилле «Альбертис», продолжавшихся в течение недели, начиная с 11 апреля).

370

АВП РФ. Ф. 28. Оп. 1. Ед. хр. 59575. П. 9. Л. 129.

Текст Раковского лег в основу ответного советского меморандума. Нам же важно обратить внимание на то, что первоначальный текст свидетельствовал о склонности к компромиссам, о том, что Раковский в большей степени, чем другие советские дипломаты, проявлял стремление к реальному достижению соглашения.

Х. Г. Раковский сам активно участвовал в наиболее ответственных переговорах в Генуе. Он представлял советскую делегацию в финансовой комиссии. Здесь, писал Чичерин в коллегию НКИД 15 апреля, «работа началась несколько раньше (чем в экономической и транспортной комиссиях. – Авт.), и наши делегаты успели там внести меморандум, причем т. Раковский мотивировал довольно подробно отдельные моменты». [371] Раковский выступил 24 апреля с большой речью о состоянии народного хозяйства России, разрушенного в результате войны, блокады и интервенции, на совместном заседании транспортной и финансовой комиссий. [372]

371

Там же. Л. 100.

372

Международная жизнь. 1922. № 7. С. 50.

Не следует переоценивать личную роль Х. Г. Раковского в подготовке договора России с Германией, подписанного в Рапалло 16 апреля, которая некоторыми авторами расценивается чуть ли не как решающая. [373] Но и его подготовительная работа в Берлине, и искусство ведения официальных и полуофициальных бесед во время самой конференции способствовали успеху.

Важной была встреча двух ярких дипломатов – Х. Г. Раковского и А. А. Иоффе – с заведующим восточным отделом министерства иностранных дел Германии Аго фон Мальцаном. Эта встреча состоялась 15 апреля в небольшом кафе по соседству с «Палаццо Империале» после того, как германская делегация получила тревожное известие, что переговоры на вилле «Альбертис» идут к подписанию соглашения России с Англией и Францией на базе Лондонского меморандума экспертов, помимо Германии. В ответ на взволнованные расспросы германского дипломата Раковский и Иоффе опровергли слухи, что соглашение с Ллойд Джорджем будто бы достигнуто, но указали на намечавшийся компромисс – взаимный отказ от требований военных долгов и советских контрпретензий. Возможно, Раковский, как и его коллега, представил дело оптимистичнее, чем было в действительности, но это относилось к оценочно-эмоциональным моментам; фактическая сторона переговоров была ими передана вполне адекватно. [374]

373

«“Отец договора в Рапалло” – так европейская дипломатия будет называть его долгие годы», – утверждала П. Атанасова (Атанасова П. Кръстю Раковски. 1873–1941. София, 1988. С. 41), приписывая мнение германского дипломата Мальцана всей европейской дипломатии, ибо ни в одном документе или в воспоминаниях западных дипломатов такую оценку нам более обнаружить не удалось. Что же касается Мальцана, то эти его слова содержались в поздравительной телеграмме Х. Г. Раковскому по случаю первой годовщины подписания советско-германского договора (Конт Ф. Указ. соч. С. 69–79). Какова цена поздравительных восхвалений, думается, говорить не следует.

374

Fischer L. The Soviets in World Affairs. P. 340.