Жрица богини Маар

Золотые нити вокруг него становятся толще, оплетают коконом. Но я слабею, чувствую, как дрожат колени, а работа далека от завершения. Моей птице на помощь приходят ясноглазые змеи. Вздохнув с облегчением, я делю судьбу заклинания с ними и легкими бабочками, поспешившими ко мне.

Сарех сидит передо мной, скрестив руки на груди, уронив на нее голову. Он — золоченая статуя и останется ею семь дней. Недели мне должно хватить, чтобы принять решение.

Золотое сияние меркнет, ритуальные камни становятся тусклыми. Я словно вынырнула из тяжелого сна. Пол под ногами ходит ходуном, меня мутит от слабости, отвратительно дрожат руки. Абира лежит слева от меня без сознания, браслет на ее руке кажется бездарной подделкой. Бледный и темный. Гарима справа едва стоит на ногах, из носа течет кровь, но у Доверенной нет сил ее стирать. Она поражена, но не напугана.

— Что это было, сестра? — едва различимо спрашивает она.

Я не могу ответить. Отворачиваюсь, долго гляжу на свою птицу, все еще указывающую клювом на преступника. Она кажется довольной. Посмотрев поверх золотой головы сареха, встречаюсь взглядом с Императором. Он потрясен, растерян. Смешению его чувств трудно найти достаточно емкие слова.

Я не смотрю на других, их мысли и без того захлестывают меня. Люди так же ошеломлены случившимся, но все молчат.

Поманив рукой прислужницу, я велела ей подать шкатулки для браслетов. Потускневшая птица казалась невероятно тяжелой для такого изящного украшения, и я рассталась с ней с облегчением. Гарима в изнеможении села на пол рядом с кристаллом. Бледная Доверенная выглядела скверно, мне все казалось, она с минуты на минуту потеряет сознание. Но ей хватило сил снять ритуальный браслет и даже приказать одному из воинов отнести Абиру в спальню.

Эти слова сломили лед оцепенения. Присутствовавшие в Храме люди словно ожили, стали шушукаться, зашевелились. Император сам подошел к нам, тихо спросил, не нужно ли прислать лекаря. Я поблагодарила Повелителя за заботу и приняла предложение. О позолоченной статуе, которой стал преступник, Император вопроса не задал. Как и об исходе ритуала. А еще я отчетливо слышала, что Правитель запретил послам обременять жриц расспросами. Он с уверенностью, которой мне тогда так недоставало, сказал чужеземцам, что в ближайшее время все разъяснится, а они получат все необходимые ответы.

Я шла за Гаримой, тяжело опирающейся на руку одного из храмовых воинов. Оглянувшись, увидела, как прислужницы встали рядом с золотой статуей, будто защищая ее от взглядов любопытных. Заметила Императора, говорившего с господином Мирсом. Обратила внимание на господина Квиринга. Вдовец стоял недалеко от отравителя, и мне казалось, даркези вот-вот разрыдается. Посол сарехов тоже не казался радостным. Он хмурился, недовольно смотрел то на кристалл, то мне вслед, но взгляда в глаза избегал. Сына лекаря Снурава я в толпе не увидела.

Императорский лекарь осмотрел Абиру, заверил, что причин для беспокойства нет. Здоровье Гаримы тоже было вне опасности, несмотря на предобморочное состояние. Лекарь предложил ей и мне снотворную микстуру, но после пережитых воспоминаний отравителя я и помыслить не могла, что приму хоть какое-то снадобье. Доверенная не была столь предубеждена, и уже через полчаса я оказалась единственной бодрствующей жрицей в Ратави.

Голова гудела, мысли медленно сменяли одна другую, но я упрямо в подробностях записывала то, что увидела во время ритуала. Перечислила все составляющие яда, все растения, которые упомянул в заказе лекарь Снурав, особое внимание уделила тем людям, на помощь которых рассчитывал обвиняемый. Все надеялась, это хоть как-то приблизит меня к отгадке, к ответу на вопрос «Почему?». Я была совершенно уверена в том, что ритуал пошел по такому неожиданному пути исключительно потому, что я не смогла почувствовать причину.

Вздрогнула, когда Гарима коснулась моего плеча. Оказалось, я заснула у нее в спальне. Исписанные листы разметал по комнате ветерок, я чудом не сшибла со стола чернильницу.

— Давай, милая, ты поговоришь со мной откровенно, — серьезно начала Доверенная. Она взяла еще один стул, села рядом.

Под строгим взглядом сердитой сестры я сжалась, не смела посмотреть ей в глаза. Виноватой я себя не чувствовала, пока Гарима не сказала:

— И начни, пожалуй, с синяков. Я уверена, они тоже свою роль сыграли.

Смысла таиться от сестры я теперь не видела. Угрозы сареха меня, по здравому размышлению, больше не пугали, к тому же жизнь его отца находилась в моей власти. Отчего-то меня не покидала уверенность в том, что только я могу вывести преступника из его нынешнего состояния. Поэтому я рассказала Гариме все. Она слушала внимательно, не перебивала, даже смогла совладать с возмущением, которое вызвал у нее поступок сареха. Мои слова о ритуале, о том, что птица прислушивалась ко мне, Гариму насторожили, удивили. В комнате надолго воцарилась тишина. Даже птички в клетке и те молчали.

— Я уже говорила, что определить причину очень трудно и не всегда возможно, — слова сестры не прозвучали упреком. Она казалась задумчивой, но ни в чем меня не винила. — Но если это тебе всегда удавалось, то стремление добраться до сути даже похвально.

Мрачный тон, серьезный взгляд, две вертикальные морщины между сведенными к переносице бровями, сложенные на груди руки. Доверенная явно принимала решение, которое ей было неприятно.

— Ты поступила правильно, не рассказав о ночном происшествии Абире, — сестра хмуро подвела итог размышлений. — Как ни прискорбно это признавать, но ты поступила верно, не рассказав о сарехе и его угрозах до ритуала и мне. Даже зная, что ты не властна над собой, что лишь исполняешь волю Великой, я усомнилась бы в правильности твоих суждений и действий.

— Почему же ты не сомневаешься сейчас? — не сдержалась я.

Она посмотрела на меня, лицо ее просветлело.

— Потому что во время ритуала я чувствовала тебя. Твою искренность, непредвзятость, веру в богиню и правильность ее суда. Я чувствовала, что ты поступаешь, как должно. И не пытаешься изменить что-то на благо себе, — она виновато пожала плечами, усмехнулась так, словно заранее просила прощения за свои слова. — Я ведь тоже всего лишь человек. Совершать ошибки — в нашей природе. Зная об угрозах, я бы тебя подозревала. Я усомнилась бы в тебе. Это навредило бы нам, нам троим, в будущем.

Она лукаво улыбнулась, погрозила мне пальцем:

— Надеюсь, ты не видишь в этих словах разрешения скрывать от меня что-нибудь в дальнейшем.

— Нет, конечно, — я отрицательно покачала головой. — Мне стыдно, что пришлось придумывать эту историю с падением.

— Ничего, — Гарима ободряюще похлопала меня по руке. — Я знаю, как ты не любишь ложь, поэтому думаю, что великая Маар направила тебя. Хорошо, что охрана не всполошилась из-за ночного посетителя. Хорошо, что слух об этом не пошел по городу. Представь только, что было бы после сегодняшнего ритуала? Любой решил бы, что на жриц можно влиять. Что их можно подкупить или запугать.

— Я не думала о таких последствиях, — пробормотала я.

— Верю, — легко согласилась сестра. — Именно поэтому я убеждена, что богиня направила тебя. Она защитила своих дочерей от наветов недалеких людей.

Если Гарима отнеслась к изменившемуся ходу ритуала, как к одному из проявлений дара и воли богини, то Абира была не просто растеряна, не просто напугана. Она была в ужасе. Передающая спряталась от мира в своих комнатах, завернулась в одеяло и тихо всхлипывала, вцепившись в подушку. Гарима села рядом с сестрой, привлекла ее к себе мягким уютным движением и стала успокаивать.