Жрица богини Маар

— Умничка моя, — она ласково по голове меня погладила, вдруг поморщилась, другой рукой живот прихватила. — Ты кочергой там пошеруди и ставь, как будет пора.

Я киваю, отношу противень к летней печке, с заслонкой вожусь, с дровами, еще не прогоревшими. Потому разговор в доме не сразу услышала, только, когда громко стало.

— От кого ты ее прижила? — орет пьяный отец. — Глаза карие откуда?

Мама пробует оправдываться. Не в первый раз уже отец так спрашивает, но в первый раз так зло и спьяну. Но нет ответа. Никто не знает, почему глаза у меня карие. Мне страшно, очень страшно за маму. В окно вижу, как теснит он ее к печке. Она кричит, плачет. Он снова орет, называет ее всяко. Она кричит все время. Не только от страха, от боли.

Все еще держа в руке кочергу, бросаюсь в дом. Распахиваю дверь. Вижу, как отец бьет ножом маму. А она лежит уже, не шевелится.

Он ко мне поворачивается. В крови весь. Злой, как демон.

— Кареглазая тварь!

Бросается на меня. Я перехватываю кочергу и бью его по руке с ножом. Со всей силы! Нож отлетел. В руке что хрустнуло.

Я могу защититься, убежать и знаю, что он не найдет меня и больше никогда не причинит вреда. Но убийство, как и побои до того, с рук ему сойдет… Нельзя так!

Он воет от боли, нянчит переломанную руку, но подчиняется моему мысленному приказу.

Демон-убийца падает передо мной на колени. Взгляд протрезвевший, но я уже не я.

Меня затапливает золотым сиянием, вдруг возросшей во мне силой, родной и необходимой магией кристалла, чувством сопричастности к чему-то великому. Кочерга змеей оплетает мою руку от плеча до самых пальцев. Она невесома, как браслет Забирающей, а ее выпрямившийся и заострившийся конец так же смертоносен, как моя птица.

Клюв касается обнаженной груди там, где его сердце.

Я знаю его вину, знаю причину и забираю душу, оставляя тело демону.

Отступаю на шаг. Пропал морок, я снова я, а кочерга в руке пугающе золотом светится. Выскакиваю во двор, чтобы не видеть, как убийца от боли по полу катается. Дом наш на отшибе, но мамины крики люди услышали. Вон уже дядя Витор мужиков покрепче кличет. Вон бегут к дому нашему.

Я стою у калитки, в забор вцепилась, так, что пальцы белые.

— Лаисса, что случилось? — дядя Витор подбежал ко мне, рывком к себе повернул.

— Он убил ее. Небеса за то его наказали, — голос звучит, будто чужой. Сухо, мертво, тихо, будто я трава на кладбище.

— Не мог он! Не мог! — он трясет меня, думает другой ответ вытрясти.

— Тогда ищи другого человека в ее крови! — вновь скрытая во мне сила мощь набирает. Чувствую еще далекий свет кристалла, но теперь он страшит меня. Поддаваться своей силе не хочу.

— За что? — все еще держа меня в руках, спрашивает староста.

— За цвет моих глаз, — признаюсь я и проваливаюсь в темноту.

Мгла расступается быстро, и я вновь стою под золотым куполом, смотрю в большие карие глаза Маар и сжимаю ее ладонь.

— Это забытое, — голос Великой полнится сочувствием. — Я посчитала, не стоит тебе помнить миг пробуждения силы. К тому же той силы, которую ты сама изменила.

Заметив мое недоумение, она поясняет:

— Я думала, ты станешь Передающей. Но в тот день ты выбрала судьбу Забирающей.

— Но я не выбирала! — возмущаюсь я.

— Передающая на твоем месте убежала бы или закрылась бы магией. И ты знаешь, что могла так поступить, но выбрала возмездие, — она утешающе погладила меня по плечу. — Судьба Забирающей — твой выбор.

Я молчу, ошеломленная откровением, но понимаю, что Великая права. Я не была бы собой, если бы убежала и спряталась. Я не была бы собой, оставив преступника безнаказанным.

— Поэтому ты искала причины, прощупывала преступников, — без труда прочитав мои мысли, соглашается Маар. — Поэтому ты была так внимательна во время ритуалов в Ратави. Знаю, Гарима пыталась тебе объяснить, что дар и его сила важны, но определяет все жрица, несущая его.

— Но дары определяют наши судьбы, — возражаю я.

— Ты ведь только что увидела, что и жрица определяет судьбу дара, — кажется, ее удивляет мое непонимание, но в голосе нет раздражения, только ласковая улыбка. — Гарима предлагала тебе представить на месте Забирающей Ратави Абиру. Давай посмотрим, что было бы, обладай Абира твоим даром?

Я кивнула, соглашаясь, и вновь Мать ведет меня сквозь образы золотого вихря.

Мы в Ратави, в прошлом. Маар все еще держит меня за руку, мы стоим на площади перед Храмом. Храм разрушен до основания, нерушимым остался только отчаянно звенящий кристалл. Там, где раньше были цветы, лежат раненые. Осунувшаяся, не похожая на себя от усталости Гарима, склонилась над умирающим. Она разговаривает с ним, помогает вспомнить перед смертью только хорошее. Рядом с ней молоденькая девушка в одежде жрицы. Другая Передающая Ратави напугана до полусмерти, пользы от нее никакой, она лишь жмется к Доверенной и боится остаться одна.

— Абиры здесь нет, не ищи, — хмуро советует Мать. — Помогать раненым, особенно после того, как они не смогли защитить Храм, ниже ее достоинства. Кстати, это первое нападение на Храм. Через несколько дней после того, как Абира забрала душу Снурава. Этот ритуал пришлось отложить, чтобы лекарь мог поприсутствовать при клеймении своего приемного сына. Клеймение, разумеется, было прилюдным и возмутило общину сарехов безмерно. Поэтому заговоренное пиво Сегериса воспламенило Ратави. После клеймения и ритуала основной удар пришелся на Храм.

— А где Абира? — пробормотала я. Сердце колотится, мысли путаются, даже не знаю, хочу ли слышать ответ.

— У Императора, конечно, — будто само собой разумеющееся поясняет Маар. — Только там место сиятельной госпоже Забирающей. Там, где вершатся судьбы.

В мгновение ока Великая переносит нас во дворец. Мы стоим рядом с Императором Адмием, объявляющим двум коленопреклоненным послам, что изгоняет общины не только из столицы, но и из страны.

— Но сарехи и даркези объединятся против нас! — восклицаю я.

— Разумеется, они это сделают. Желаешь посмотреть на Ратави в наши дни? — предлагает Мать и, не дожидаясь ответа, вновь увлекает меня в золотой вихрь.

Мы вновь на площади перед Храмом, хотя правильней, перед кристаллом. Храм лежит в руинах. В городе траур. Император Адмий скончался, все знают, что его отравили. Маар переносит нас во дворец на заседание совета. Вельможи решают, кому отдать правление. Гарима, Абира и Передающая тоже там, как и жрецы Содиафа. Гарима подавлена и скорбит, рядом с ней Абира кажется вызывающе самоуверенной. Неестественная смерть Императора Адмия ее нисколько не трогает. Вельможи делают выбор не в пользу несовершеннолетнего принца Будима. Совет предпочитает старшего из мужчин рода — принца Ясуфа, способного наладить отношения с северными соседями. Ведь после изгнания общин на границах начались бои. Правители сарехов и даркези еще не удосужились назвать войну своим именем, но никто не сомневается, во что перерастут единичные столкновения уже через несколько дней.