Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Последнее препятствие к публикации едва не сорвало все дело: Брежнев непременно хотел, чтобы Жуков упомянул его в мемуарах. Жукову было трудно с этим смириться. Пришлось вмешаться Миркиной и объяснить, что без этой жертвы книга не выйдет в свет. Брежнев, со своей стороны, льстил старому маршалу, его тщеславию. Он наградил его еще одним орденом Ленина, пригласил в феврале 1967 года на празднование Дня Советской армии, а в следующем году вручил орден Октябрьской Революции. В конце концов Жуков смирился, сказав Миркиной: «Умный поймет». Действительно, многие советские читатели улыбнулись, читая, как Жуков, находясь в Новороссийске, хотел посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии полковником Брежневым, «но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелейшие бои»… В конце концов эта история обогатила советский фольклор новыми анекдотами, вроде этого: на заседании Ставки Верховный главнокомандующий Сталин говорит маршалу Жукову: «Товарищ Жуков, прежде чем одобрить ваш план, мне нужно посоветоваться с полковником Брежневым…» Но и этот компромисс не гарантировал согласия Брежнева на публикацию мемуаров Жукова, если бы нового советского лидера не начал шантажировать не слишком щепетильный британский издатель Алек Флегон [899] . Флегон, бежавший на Запад из социалистической Румынии, специализировался на пиратских изданиях советских писателей-диссидентов или имевших проблемы с властями. В частности, он опубликовал произведения двух нобелевских лауреатов, Пастернака и Солженицына, без согласия авторов и не заплатив им ни цента гонорара. 1 июня 1968 года Флегон встретился с секретарем советского посольства в Лондоне и сообщил ему, что в его сейфе находится рукопись мемуаров Жукова, которую заполучил неизвестно каким путем [900] . Он заявил, что готов их опубликовать или продать американцам за миллион
899
Записка отделов ЦК от 20 июня 1968 г., советующая разрешить публикацию мемуаров Жукова и возлагающая на КГБ обязанность проверить, действительно ли рукопись мемуаров попала в Великобританию.
900
Председатель КГБ Андропов провел расследование, результаты которого доложил ЦК. Оказалось, что в издательстве АПН не соблюдались элементарные нормы секретности, для редактирования, перепечатки и перевода текста рукописи на иностранные языки привлекалось более 40 человек, в результате чего большое количество различных глав из отдельных экземпляров рукописи утеряны // Октябрьский пленум. С. 557.
901
РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 31. Л. 150–152 // Там же. С. 551–552.
На смерть Жукова
24 декабря 1967 года умерла Александра Диевна. Эта смерть сильно подействовала на Жукова. Несмотря на скандалы и измены, он сохранил привязанность к бывшей учительнице, встреченной им во время Гражданской войны.
Период борьбы за выход мемуаров стал очень тяжелым для Жукова в личном плане. В начале декабря 1967 года, за несколько дней до смерти Александры, у Галины был диагностирован рак молочной железы. Блохин, лучший специалист того времени, незамедлительно оперировал ее, но он сообщил Жукову, что опухоль уже дала метастазы. Галина, сказал он, проживет не более пяти лет. Через несколько дней у маршала случился инсульт. Он был парализован, почти лишился речи [902] . «В те дни, когда жизнь папы буквально висела на волоске, – пишет Мария Жукова, дочь маршала от последнего брака, – мама решилась на отчаянный шаг… После тяжелейшей операции, оставившей ее, молодую, сорокалетнюю женщину, инвалидом, слабая, бледная, еле-еле держась на ногах, она приехала в больницу к отцу. Собрав последние силы, она хотела показать ему, что с ней уже все в порядке, что она уже почти здорова. Тем самым она страстно желала подбодрить его, вдохнуть в него угасавшую на глазах жизнь. После этого маминого подвига началось папино медленное выздоровление» [903] . Железная воля в последний раз помогла Георгию Константиновичу. Несмотря на страшные боли, он настойчиво заставлял себя заново учиться ходить и говорить. К концу года состояние его улучшилось, хотя он все еще не владел ногами, и речь оставалась невнятной – это сохранится до конца жизни – и головные боли мучили его днем и ночью. Выход книги придал маршалу бодрости. По свидетельству Эллы [904] , он ежедневно получал мешки писем от читателей, близкие рассказывали ему, какие огромные очереди выстраивались перед книжными магазинами за его «Воспоминаниями». «Ходить Георгий самостоятельно не мог, – рассказывает его двоюродный брат Михаил Пилихин, – и мы с большим трудом выводили его на веранду. […] Из госпиталя привезли коляску. Мы усаживали Георгия в коляску, а я возил его по саду… […] Через некоторое время Георгий решил не пользоваться коляской, а попросил с ним ходить. Он брался за мою руку своей левой рукой, а в правую брал палку, и так мы с ним стали ходить в саду по три-пять минут. С каждым днем мы прибавляли по одной-две минуты. […] Георгий радовался, что здоровье стало к нему возвращаться, и он сказал мне: „Вот теперь я скоро поправлюсь, и мы с тобой снова будем ездить на рыбалку“. Но этой мечте не суждено было сбыться. Новое несчастье подкосило Георгия Константиновича» [905] .
902
Жукова М.Г. Георгий Жуков. С. 327.
903
Там же. С. 328.
904
Там же. С. 314.
905
Маршал Жуков, полководец и человек. Т. 1. С. 26.
В марте 1971 года открылся XXIV съезд КПСС. Жуков был избран его делегатом. Очень взволнованный этой «реабилитацией» de facto, он с энтузиазмом стал готовиться к съезду. Но напрасно он заказал себе новую форму. За несколько дней до открытия Брежнев позвонил Галине, чтобы сказать ей, что маршалу лучше остаться дома, что ему должно быть достаточно самого факта избрания его делегатом. Чтобы быть до конца уверенным, что Жуков не появится на съезде и не затмит его собой, Брежнев отправил к нему Баграмяна [906] . Такое унижение пережить было трудно [907] .
906
Огонек. 1988. № 19. С. 19.
907
Жукова М.Г. Георгий Жуков. С. 296.
Сам инвалид, жену ест рак, Жуков видел, что его жизнь ограничивается дачей в Сосновке и домами отдыха. В 1972 году Галина и Мария поехали отдохнуть на берегу Рижского залива. Она писала оттуда мужу: «Здесь некоторые принимают меня за твою дочь, а Машу – за твою внучку. Но я им с гордостью объясняю, что я твоя жена, а Маша – наша дочь» [908] . В ноябре 1973 года Георгий писал ей: «Я живу одной надеждой на то, что у нас впереди будут светлые и счастливые дни». Галина ответила: «Георгий, родной мой, любимый! Люблю тебя как прежде. Креплюсь, борюсь, надеюсь на лучшие дни и встречу с тобой дома» [909] . Галина умерла 13 ноября 1973 года. «Этого мне уже не пережить», – сказал Жуков дочерям [910] . С помощью Баграмяна и Федюнинского, своих старых товарищей, он приехал на прощание с супругой в траурный зал, но проводить любимую до кладбища уже не смог. Буквально разбитый горем, он 30 мая 1974 года впал в кому. Его привезли в больницу на улице Грановского. 18 июня 1974 года он умер, не приходя в сознание.
908
Там же. С. 330.
909
Там же.
910
Цит. по: Дайнес. Указ. соч. С. 520.
В день похорон Жукова русский поэт Иосиф Бродский, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе, двумя годами ранее высланный из СССР, находился в Роттердаме, на Международном фестивале поэзии. Он тут же написал эти стихи «На смерть Жукова»:
Вижу колонны замерших внуков, гроб на лафете, лошади круп. Ветер сюда не доносит мне звуков русских военных плачущих труб. Вижу в регалии убранный труп: в смерть уезжает пламенный Жуков. Воин, пред коим многие пали стены, хоть меч был вражьих тупей, блеском маневра о Ганнибале напоминавший средь волжских степей. Кончивший дни свои глухо, в опале, как Велизарий или Помпей. Сколько он пролил крови солдатской в землю чужую! Что ж, горевал? Вспомнил ли их, умирающий в штатской белой кровати? Полный провал. Что он ответит, встретившись в адской области с ними? «Я воевал». К правому делу Жуков десницы больше уже не приложит в бою. Спи! У истории русской страницы хватит для тех, кто в пехотном строю смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою. Маршал! поглотит алчная Лета эти слова и твои прахоря. Все же прими их – жалкая лепта родину спасшему, вслух говоря. Бей, барабан, и военная флейта, громко свисти на манер снегиря [911] .911
Стихотворение заканчивается аллюзией на стихотворение Гавриила Державина «Снегирь», написанное в 1800 г. на смерть Александра Суворова, величайшего полководца в русской истории, наряду с Жуковым.
Изумленные, не верящие себе, друзья Бродского засыпали его вопросами. Стихотворение, посвященное сталинскому маршалу? Странный шаг со стороны диссидента, которого тошнило от СССР и который заявлял о своем презрении ко всякой политике, к любому компромиссу с официальными властями, от поэта, который до сего дня посвящал свои произведения таким людям, как поэт Елизаветинской эпохи Джон Донн или Роберт Лоуэлл, проклятый поэт и противник воинской повинности во время Второй мировой войны. Почему он добавил к этому списку Жукова? Ответ Иосифа Бродского Соломону Волкову раскрывает саму суть явления: «Почему? А ведь многие из нас обязаны Жукову жизнью» [912] .
912
Volkov S. Conversations avec Joseph Brodsky. Paris: Anatolia/editions du Rocher, 2003. P. 87.
Популярность, росшая вплоть до распада СССР
На следующий день после смерти маршала в Политбюро секретарями двух отделов ЦК был представлен текст некролога ему. Единогласно одобренный всеми членами Центрального комитета и опубликованный в «Правде», некролог излагал жизнь Жукова в сухих и казенных словах. Заканчивался он установленной в советском новоязе формулировкой: «Светлая память о Георгии Константиновиче Жукове – верном сыне ленинской партии, мужественном солдате и талантливом полководце, навсегда сохранится в сердцах советских людей». Отчет, подготовленный теми же отделами, во всех подробностях определял порядок государственных похорон, без учета мнения двух старших дочерей Жукова. Тело будет выставлено для прощания в Доме Советской армии, а не в Доме ВЦСПС, как обычно делалось в случае смерти высокопоставленных партийных и государственных деятелей. Молчаливая и сосредоточенная толпа проходила мимо гроба. Милиция строго ограничивала количество желавших проститься с маршалом, а также число букетов и венков [913] . Делалось это по личному распоряжению Брежнева, не желавшего оказания слишком больших почестей маршалу, считавшемуся еретиком.
913
Куманев Г. Рядом со Сталиным. Смоленск: Русич, 2001. С. 184.
21 июня тело было кремировано в крематории Донского кладбища, а урна с прахом замурована в Кремлевской стене, как поступали с другими советскими руководителями. Вокруг Жукова покоятся останки его соратников: Триандафиллова (погиб в 1931), Шапошникова (умер в 1945), Толбухина (1949), Малиновского (1967), Рокоссовского (1968), Соколовского (1968), Воронова (1968), Мерецкова (1968), Тимошенко (1970), Еременко (1970), Захарова (1972). За год до Жукова умер Конев, годом позже – Василевский, бывший последним представителем плеяды полководцев Великой Отечественной. Прощальные речи на Красной площади произнесли министр обороны маршал Гречко, маршал авиации Руденко, второй секретарь Московского комитета партии, слесарь с одного из калужских заводов и генерал-лейтенант Хорст Стехбарт, заместитель обороны ГДР. Ирония Истории: чуть позже станет известно, что в период с 1943 по 1945 год Стехбарт состоял в нацистской партии. Речи соперничали одна с другой в пресности. Пятеро ораторов подчеркивали роль «Великого Октября» и «ленинской партии» в формировании личности Жукова. С целью увековечения его памяти его имя было присвоено Военной академии противовоздушной обороны (почему именно противовоздушной обороны – неизвестно), улица в Москве, улица в Ленинграде и колхоз в Калужской области. Кроме того, поселок Угодский Завод, близ Стрелковки, был переименован в Жуково, а на здании штаба Киевского военного округа установлена мемориальная доска. Почести, оказанные Жукову, не превышали те, что оказывались другим маршалам.
На следующий день после похорон на дачу в Сосновке явились две комиссии – одна от ЦК, другая от Министерства обороны. Они должны были изъять архивы маршала. Но которая из двух? Каждая ссылалась на свои полномочия, но в конце концов военным пришлось отступить перед партийцами. Среди изъятых документов была рукопись Жукова «После смерти Сталина». Ее текст сочли опасным, поэтому опубликована она была только после распада СССР. Остальные личные архивы были опечатаны и помещены на хранение в общий отдел ЦК.
Со дня кончины в 1974 году и до распада СССР в 1991 году популярность Жукова постоянно росла. Вышедшее через несколько дней после его смерти второе, дополненное, издание его «Воспоминаний и размышлений» продавалось столь же успешно, как и первое. Читатели прекрасно понимали, что текст переписан цензорами и редакторами, но все равно эта книга оставалась не только самой популярной книгой о Великой Отечественной войне, но и вообще одной из наиболее читаемых в Советском Союзе. В среднем новое издание выходило каждые полтора года, число проданных экземпляров исчислялось миллионами [914] . Период 1974–1991 годов был также временем упадка коммунистической идеологии, все больше и больше заменявшейся почитанием Победы 1945 года или, точнее, эксплуатацией партийными идеологами чувств народа, связанных с войной и Победой в ней. Как мы уже видели, первый шаг к созданию культа Великой Отечественной войны сделал Брежнев в 1965 году, на праздновании 20-й годовщины Победы, которая была отпразднована с небывалой помпой. 9 мая было объявлено нерабочим днем, а День Победы – важнейшим праздником в советском календаре, едва ли не более важным, чем 7 ноября (день Октябрьской революции 1917 года) и 1 мая (День международной солидарности трудящихся). По всей стране создавались ветеранские организации; бывшие участники войны получали различные материальные льготы и символические знаки почтения, что сделало их одним из последних оплотов режима. Государство мобилизовало систему образования, писателей, художников и кинематографистов, которые до тошноты славили победу и принесенные ради нее жертвы. Был учрежден настоящий культ, имевший свои святые места (двенадцать городов-героев), своих идолов (гигантские статуи в Киеве и Сталинграде – Волгограде), своих святых (Александр Матросов, Зоя Космодемьянская), свои священные реликвии (знамя, водруженное над Рейхстагом, было объявлено святыней из святынь), ночные бдения, шествия-парады, гимны («Священная война») и Вечный огонь. Партия устраивала в пионерских лагерях игры, в которых дети и подростки 10–15 лет, одетые в полувоенную форму, участвовали в военизированных спортивных состязаниях. Самая известная из таких игр – «Зарница» – и сегодня существует в России.
914
14-е изд. (не отредактированное), 2010. Совокупный тираж с 1969 г. составил более 7 млн экземпляров, включая перевод на 18 языков.
После идеологического поворота, совершенного Брежневым, Сталин вновь стал творцом победы. Репутация Жукова как «тени Сталина», «сталинского маршала», как его порой называли, получила новый импульс. Оба они появились в пятисерийной киноэпопее «Освобождение» (выходила с 1969 по 1972 год), которую посмотрели десятки миллионов советских граждан. Зрители аплодировали каждому появлению на экране Сталина и Жукова [915] . Режиссер «Освобождения» Юрий Озеров просил, чтобы маршал Жуков был главным консультантом фильма. Но тогдашний министр обороны Гречко и начальник ГлавПУРа Епишев отказали и навязали в качестве консультанта Штеменко. И все-таки Жуков стал неофициальным консультантом фильма. В 1995 году Борис Ельцин к 50-летию Победы заказал тому же Озерову фильм «Великий полководец Георгий Жуков». Между 1969 и 1995 годами Озеров снял много телевизионных фильмов о Великой Отечественной войне, бессчетное количество раз показанных по различным телеканалам. Во всех Жуков был фигурой первого плана. Роль маршала исполнял знаменитый актер Михаил Ульянов, чья популярность еще больше увеличилась после исполнения им этой роли. Каким же изображен в этих фильмах Жуков? Полководцем, похожим на своего Верховного, – властным, жестким, грубым и нетерпимым к возражениям; но также храбрым военачальником, единственным, кто умел спорить с диктатором, возражать ему, и тем, кто был способен завоевать победу, не заботясь о цене, которую придется за нее заплатить. Озеровский Жуков – это человек, вышедший из глубинной России, прямой и простой, настоящий мужик, с которым может себя отождествить каждый русский.
915
Интервью, взятое авторами у директора «Левада Центра» социолога Льва Гудкова.