Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Началась суета. Сталин посылал противоречивые распоряжения, то решительные, то капитулянтские. Примером твердой линии поведения было подписание 13 апреля Советско-японского договора о ненападении, который избавит страну от угрозы ведения войны на два фронта. На церемонии подписания договора министр иностранных дел Японии Мацуока встретился с победителем на Халхин-Голе. Они обменялись только светскими любезностями, но тот факт, что представитель микадо, пожимая руку Жукову, спрятал свою военную гордость глубоко в карман, показался Сталину добрым знаком.
История об упреждающем ударе
5 мая в зале Большого Кремлевского дворца Сталин дал новый сигнал готовности проводить твердую линию, но этот был более двусмысленным. Он выступал на приеме в честь выпускников двадцати пяти советских военных академий по случаю очередного выпуска. На приеме присутствовало 2000 человек. Наверняка был там и Жуков. Утром все с удивлением узнали, что Сталин, до того бывший лишь генеральным секретарем Коммунистической партии, стал председателем Совета народных комиссаров вместо Молотова, то есть возглавил правительство. Впервые с 1917 года руководство партией и государством было официально объединено в одних руках. На приеме Сталин выступил с речью, а потом произнес три тоста, бывшие, фактически, тоже небольшими речами и вызвавшие самые оживленные дискуссии. При анализе его выступлений было пролито много чернил, тем более что мы не располагаем подлинными текстами сталинского выступления. Имеется лишь краткое
Не задерживаясь на анализе глубокого смысла этих слов – которые являются предметом дискуссий среди историков, расскажем об одном решении и инициативе тандема Тимошенко – Жуков, которые понятны только в свете сталинского выступления 5 мая. 13 мая Сталин наконец согласился выдвинуть к западным границам четыре армии, прибывшие из внутренних районов страны; они должны были создать второй стратегический эшелон по линии Днепр – Двина. Но он поставил условие, что эти передвижения должны сохраняться в тайне.
Самым невероятным результатом речи от 5 мая стал план упреждающего удара [337] , предложенный Жуковым и Тимошенко 15 мая. Невозможно усомниться в связи между двумя этими событиями. Это подтверждают и беседа Тимошенко с генералом Лященко, и, независимо от него, Жуков в разговоре с В. Анфиловым в 1965 году: «Идея предупредить нападение Гитлера появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1945 года… в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Это выступление в обстановке, когда враг сосредоточивал силы у наших границ, убедило нас в необходимости разработать директиву, предусматривавшую предупредительный удар» [338] . Разумеется, в своих «Воспоминаниях» Жуков ни единым словом не обмолвился об этом плане, потому что для советской пропаганды было совершенно необходимо представить СССР невинной жертвой нацистской агрессии, не имевшей никаких воинственных намерений.
337
Упреждающий удар наносится тогда, когда нападение противника считается неизбежным; он может быть нанесен даже до завершения необходимых военных мер. Упреждающий удар не намного опережает наступление противника, имея целью не дать ему завершить собственные приготовления к атаке.
338
Безыменский В.Л. O «Плане Жукова» от 15 мая 1941 года // Новая и новейшая история. № 3. 2000. С. 61 и далее.
Следует остановиться на плане от 15 мая и на реакции на него Сталина. Озаглавленный «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», он имеет гриф «Особо важно. Совершенно секретно. Только лично. Экземляр единственный» и представляет собой пятнадцатистраничный рукописный текст, торопливо набросанный Василевским, с поправками Ватутина под руководством Жукова. Кажется, генералы забыли всякую осторожность и страх перед Сталиным. В преамбуле плана они написали то, о чем до того момента никто не решался писать или говорить вслух: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск» [339] . Главное отличие этого плана от мартовского заключается в отказе от идеи контрнаступления (то есть удара после германского нападения) в пользу предупредительного удара (то есть нанесенного до казавшегося неизбежным вторжения германских войск), которому бы предшествовала тайная мобилизация. В остальном этот план повторяет идею о глубоком вторжении вплоть до Силезии с последующим поворотом наступающих соединений на север с целью отрезать Польшу и Восточную Пруссию от остального рейха.
339
Горьков Ю.А. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995. С. 61.
Этот план Жукова написан в спешке и очень небрежно. В нем нет никаких календарных привязок, он не учитывает реальные, весьма ограниченные, логистические возможности недавно присоединенных территорий. Рассуждения о мобилизации очень скудные. Военный историк генерал Гареев [340] полагает, что понадобилось бы от трех до четырех месяцев интенсивной работы, чтобы сделать из этого проекта настоящий военный план. Добавим, что Жуков планировал сосредоточить для удара восемь армий, тогда как южнее Припятских болот было сосредоточено только четыре. План был адресован Сталину. Прочел ли тот его? В своих беседах с Анфиловым и Светлишиным, состоявшихся в 1960-х годах, Жуков утверждал, что да. Генерал Лященко в разговоре с историком Львом Безыменским сказал, что Тимошенко рассказывал ему то же самое. Журнал посещений кремлевского кабинета Сталина выводит нас на 19 мая как на вероятную дату представления плана советскому лидеру. Жуков рассказал Анфилову о реакции вождя:
340
Гареев M.A. Неоднозначные страницы войны. М., 1995. С. 78 – 100.
«Он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам.
– Вы что, с ума сошли, немцев хотите провоцировать? – раздраженно бросил Сталин.
Мы сослались на складывающуюся у границ с СССР обстановку, на идеи, содержащиеся в его выступлении от 5 мая.
– Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира, – прорычал Сталин.
Так вот была похоронена наша идея о предупредительном ударе» [341] .
341
ВИЖ. 1995. № 3. С. 41.
Версия
Лященко еще более драматична. Он передает рассказ Тимошенко о том, что, когда Сталин начал кричать на Жукова, называя поджигателем войны, тот якобы совсем потерял хладнокровие, и его пришлось вывести в другую комнату. А Сталин, обращаясь к собравшимся, будто бы сказал: «Вот видите, Тимошенко здоровый и голова большая, а мозги, видимо, маленькие… Это я сказал [5 мая] для народа, надо их бдительность поднять, а Вам надо понимать, что Германия никогда не пойдет одна воевать с Россией. […] Если Вы будете на границе дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда головы полетят, имейте в виду» [342] .342
Безыменский Л. Указ. соч. С. 61 и далее.
Через двадцать пять лет Жуков признается Анфилову: «Сейчас же я считаю: хорошо, что он не согласился тогда с нами [по вопросу нанесения упреждающего удара]. Иначе, при том состоянии наших войск, могла бы произойти катастрофа гораздо более крупная, чем та, которая постигла наши войска в мае 1942 под Харьковом» [343] . А вот Василевский в двух интервью, данных им в 1960-х годах, высказал диаметрально противоположное мнение. Если бы Красная армия, как и предусматривалось его планом, нанесла первый удар с Львовского выступа всеми имевшимися у нее силами и средствами, она бы предотвратила наступление германской армии и даже отбросила бы ее далеко назад. Жуков ответил ему с редкой для него откровенностью: «Объяснение А.М. Василевского не полностью соответствует действительности. Думаю, что Советский Союз был бы скорее разбит, если бы мы все свои силы развернули на границе, а немецкие войска имели в виду именно по своим планам в начале войны уничтожить их в районе границы. Хорошо, что этого не случилось… тогда бы гитлеровские войска получили возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 году» [344] . Мнение Василевского, поднявшегося только до командира полка, а после 1931 года находившегося только на штабной работе, менее весомо, чем мнение Жукова, который летом 1941 года, минуту за минутой, переживал гибель Красной армии. Он своими глазами видел бездну, разделявшую две противоборствующие армии в их структуре, командовании и управлении. В его словах мы находим редчайшее в литературе, посвященной Великой Отечественной войне, признание – Гитлер мог победить СССР. Мы просим читателя вспомнить об этом, когда настанет момент оценивать его деятельность осенью и зимой 1941 года.
343
ВИЖ. 1995. № 3. С. 41.
344
Архив Политбюро ЦК. Ф. 73. Оп. 2. Д. 3. Л. 30–44. Опубликовано наСм. также: Горьков Ю. Указ. соч. С. 68. http://militera.lib.ru/research/gorkov2/04.html.
Процесс самодезинформации
Значит, представляя свой план упреждающего удара, Жуков неправильно истолковал мысли Сталина? В это легко поверить, потому что в мае и в июне вождь упрямо продолжал придерживаться политики умиротворения Гитлера, ограничиваясь полумерами для обеспечения безопасности своих границ. Упрямство, с каким этот человек отвергал поступавшие к нему отовсюду предупреждения, долгое время смущало историков. Сегодня можно согласиться с выводом, что этот великий параноик дезинформировал сам себя, тем более что построенная на терроре система, получившая его имя, мешала его окружению доводить до сведения вождя свои сомнения. Начальник военной разведки Голиков вел сложную игру человека, который хочет выполнить свой долг, докладывая правду, и при этом сохранить свою жизнь, для чего искажал правдивую информацию собственными неправильными выводами или же отбирал для доклада только те факты, которые были угодны хозяину Кремля. Один из лучших его сотрудников, Василий Новобранец, много позже расскажет, что Голиков не докладывал сведения, которые могли ему повредить. Или же использовал метод «срезания». «На каждом докладе, – писал Новобранец, – генерал „срезал“ у меня по нескольку дивизий, снимая их с учета, как пешки с шахматной доски. Никакие возражения на него не действовали. Основные доводы его возражений сводились к словам: „Это только предположение! Реально этих группировок нет“» [345] . Доклад Голикова от 31 мая, адресованный Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Жданову и Жукову, – образец его методы. Он оценивал сосредоточенные на советской границе германские силы в 120–122 дивизии, из них 14 танковых, но принимал за достоверные сведения подброшенную немецкой разведкой дезинформацию о том, что 122 дивизии вермахта сосредоточены против Британских островов. Вместо того чтобы проверить последнюю невероятную цифру, Голиков использовал ее для того, чтобы сделать ложный вывод: «Что касается фронта против Англии, то немецкое командование… довольно быстро восстановило свою главную группировку на Западе… имея в перспективе осуществление главной операции против английских островов. В заключение можно отметить, что перегруппировки немецких войск после окончания Балканской кампании в основном завершены» [346] .
345
Цит. по: Двойных Л., Тархова Н. О чем докладывала военная разведка // Наука и жизнь. 1995. № 3. С. 5.
346
ЦАМО. Ф. 23. Оп. 7237. Д. 2. Л. 114–116.
Жуков не совсем честен в своем рассказе о поступавшей по каналам военной разведки информации о подготовке немецкого вторжения. В беседах с Анфиловым он утверждал, будто Голиков не был ему подчинен и докладывал только Сталину. Первый пункт – ложь: Разведуправление, возглавляемое Голиковым, было непосредственно подчинено начальнику Генерального штаба. Что касается второго пункта, почти все доклады Голикова Сталину одновременно адресовались и Жукову. Наконец, было бы неверно утверждать, что все донесения были аналогичными и что Сталин был ослеплен ими. Если проанализировать донесения двух самых ценных советских агентов, работавших в Германии, – «Старшины» и «Корсиканца», то можно заметить, что в них содержится большое количество дезинформации, распространяемой берлинскими спецслужбами. Во многих шифровках повторяется, что нападению Гитлера на СССР будет предшествовать ультиматум, скорее всего с требованием передать Германии в залог Украину, чтобы дожать продолжающую сопротивляться Англию. Немецкая разведка хорошо поработала: в этот сценарий поверили даже свои военачальники. Так, Эрих Гёпнер, командующий IV танковой группой, которая должна была брать Ленинград, писал своей матери 26 мая: «Вопрос о том, начнем ли мы наступление, еще не решен. Говорят о получении Украины в аренду на девяносто девять лет». Своему адъютанту он говорил: «Все наше развертывание – не более чем блеф!» [347] Другие донесения разведки указывают на то, что Гитлер смотрит в сторону Ближнего Востока, а не СССР.
347
B"ucheler H. Hoepner. Herford: Mittler, 1980. P. 130.