Жуков. Портрет на фоне эпохи

Благодаря эффективному добыванию информации и ее тщательному анализу под Курском советское командование впервые смогло раскрыть планы противника. В конце марта – начале апреля от многочисленных источников в Ставку поступали сведения о том, что немцы приняли решение начать наступление против Курского выступа. Часть информации поступила от советской резидентуры «Люци» в Швейцарии и от агента в британском центре дешифровки в Блетчли-Парке (проект «Ультра»), хотя историки до сих пор спорят относительно их данных и степени их достоверности. Какова бы ни была ценность информации, поступившей от зарубежной агентуры, Ставка, и в первую очередь Жуков, очень скоро поняли замысел немцев. Само существование Курского выступа подсказывало, что противник захочет его срезать. Оценить масштаб предполагаемого наступления и его главные направления можно было на основе наблюдений, проводившихся на местности. Советская военная разведка ГРУ располагала в немецком тылу многочисленной агентурой, подробно докладывавшей о сосредоточении живой силы и техники противника, о создании складов и аэродромов, о графике железнодорожных перевозок и о многом другом. Десятки офицеров ГРУ, снабженные рациями, были сброшены с парашютами за линию фронта и влились в партизанские отряды, действовавшие в лесах вокруг Орла. Интенсивная аэрофотосъемка и работа службы радиоперехвата представляли третий канал поступления информации в Ставку, который становился все более важным по мере того, как немецкие приготовления становились все масштабнее, вследствие чего их было труднее скрывать. С конца марта было установлено местонахождение и номера сорока немецких дивизий – из них 20 танковых, – расположенных вокруг выступа.

Стратегическая оборона!

7 апреля, после объезда всех войск в северной и южной частях Курского выступа, Жуков сформулировал свое мнение. На следующий день, в 05:30, он отправил Сталину доклад со своими предварительными соображениями относительно дальнейших действий. Вот показательные выдержки оттуда:

«Товарищу Васильеву [кодовое имя Сталина].

Докладываю свое мнение о возможных действиях противника весной и летом 1943 года и свои соображения о наших оборонительных боях на ближайший период:

1. Противник, понеся большие потери в зимней кампании 1942 – 43 годов, видимо, не сумеет создать к весне больших резервов для того, чтобы вновь предпринять наступление для захвата Кавказа и выхода на Волгу с целью глубокого обхода Москвы. […] Противник вынужден будет […] развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать задачу строго по этапам, имея основной целью кампании 1943 года захват города Москвы.

Исходя из наличия в данный момент группировок против нашего Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные операции противник развернет против этих трех фронтов […].

2. Видимо, в первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. […]

6. Для того чтобы противник разбился о нашу оборону, кроме мер по усилению ПТО (противотанковой обороны. – Пер.) Центрального и Воронежского фронтов, нам необходимо как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить в резерв Ставки на угрожаемые направления 30 полков иптап (истребительный противотанковый артиллерийский полк. – Пер.), все полки самоходной артиллерии… и сосредоточить как можно больше авиации в резерве Ставки…

Я незнаком с окончательным расположением наших оперативных резервов, поэтому считаю целесообразным предложить расположить их в районе Ефремов – Ливны – […] Воронеж – Елец. […]

Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника […].

Подпись: Константинов [кодовое имя Жукова]» [605] .

605

Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 456–458.

В этих строках весь советский план действий под Курском. 10 апреля Василевский по телефону сообщил Жукову о согласии с его предложениями. В тот же день оба составили директиву Ставки о создании крупных резервов, объединенных в новый Степной фронт, поставленный позади выступа. Начались совещания с командующими фронтами и их начальниками штабов. Многие, в том числе Ватутин, предпочитали предпринять упреждающее наступление на немцев. А вот Рокоссовский полностью поддержал идею глубокой обороны, предшествующей переходу советских войск в наступление [606] .

606

Голованов А. Указ. соч. С. 318–319.

12 апреля Жуков, Василевский и Антонов представили Сталину свои выводы, подкрепленные картами. Верховный отказался от идеи упреждающего наступления, но продолжал полагать, что вермахт намерен ударить с юго-востока на Москву. В конце концов он согласился с тем, что главная опасность угрожает Курску, направление на который должно быть усилено в первую очередь. Но, настаивал он, для устранения всякой угрозы Москве следует создать эшелонированную систему обороны такой глубины, чтобы исключить малейшую вероятность выхода противника в дальний тыл. Кроме этого, танковые резервы должны прикрывать основные направления, в первую очередь московское. Несмотря на эти страховочные меры, Сталин в мае и июне продолжал сомневаться, правильное ли решение он принял: ведь Ватутин и Хрущев предлагали наступать – прорваться от Черкасс к Днепру и взять в кольцо группу армий «Юг». Это был практически тот же план, который в феврале осуществлял тот же Ватутин, чье продвижение было остановлено контрнаступлением Манштейна. Лишь в конце июня Жуков, Василевский и Антонов окончательно уговорили его отказаться от этой идеи. И все-таки 2 июля, после звонка Ватутина, вновь потребовавшего нанесения превентивного удара, Сталин опять поставит вопрос: «Стоит ли дожидаться удара противника?»

Вплоть до 18 апреля Жуков находился в Москве, в Ставке и в Генштабе. Он курировал доработку представленного 12-го числа Сталину реалистичного плана, свидетельствующего об оперативной зрелости, достигнутой советским Верховным командованием. План, разработка которого завершилась в мае, предусматривал именно то, что произойдет летом 1943 года. Первое: изматывание атакующих в направлении Курска немецких сил путем ведения активной обороны. Второе: первое наступление с целью ликвидации на севере Орловского выступа (операция «Кутузов»). Третье: освобождение Харькова на юге (операция «Румянцев»). Выровненная таким образом советская линия фронта устранила бы угрозу фланговых контратак противника, и все фронты, от Орла до Черного моря, смогут двинуться прямо к Днепру.

Тогда Сталин направил Жукова и Штеменко на Кавказ, чтобы помочь советским войскам ликвидировать неприятельский плацдарм на Кубани (на Таманском полуострове), удерживавшийся XVII немецкой армией, и полностью освободить военный порт Новороссийск. Жуков пробыл в этом районе – который ему не нравился и куда Ставка направила второсортные войска – до 10 мая. Он разработал план наступления 56-й армии и проследил за его осуществлением, начавшимся 29 апреля. Советские войска продвинулись вперед на 10 км и взяли Крымскую, но их наступательный порыв разбился о мощные немецкие оборонительные позиции: «Голубую линию». Жуков повел себя необычно: попросил Сталина отозвать его в Москву, с чем Верховный согласился. Можно полагать, что он опасался застрять на юге и не находиться на главном участке фронта в тот момент, когда немцы начнут под Курском наступление, намеченное на 15 мая. В рассказе об этой поездке в его «Воспоминаниях» есть одна фраза – удивительная и вызывающая улыбку у советских читателей: «…мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л.И. Брежневым, но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелейшие бои» [607] . Чтобы маршала Жукова интересовало мнение никому не известного полковника Брежнева, естественно, было ложью, навязанной цензорами, назначенными тем же самым Брежневым. Жукова с большим трудом удалось убедить вставить в книгу эту нелепую фразу. А Брежнев, похоже, так и не понял, что выставил себя на посмешище.

607

Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. Т. 2. С. 120.

С 10 по 13 мая Жуков находился в Москве, где изучал планы летнего контрнаступления. 14-го он приехал к Рокоссовскому на Центральный фронт. Немецкое наступление, намеченное на 15-е число, не началось. Общая тревога, объявленная 19-го, также оказалась ложной. Жуков пробыл на выступе до 26 мая, проверяя малейшие детали подготовки к обороне, мероприятия по которой приобрели невообразимый размах. Войска, сосредоточенные вокруг Курска, устроили минные поля, ловушки, перекопали многие тонны земли, соорудили земляные и бетонированные укрепления. Военная история еще не видела ничего подобного. Было сооружено восемь оборонительных рубежей общей глубиной 300 км. Каждая представляла собой лабиринт траншей, дотов и дзотов, минных полей (был установлен миллион мин!), проволочных заграждений. Каждый дом, хутор, деревня были укреплены. Берега рек были обтесаны под углом 90°, чтобы не позволить вражеским танкам преодолеть их вброд. Жуков всюду ездил, все видел, все проверял. Особенно он заботился о создании специалистами инженерных войск противотанковой борьбы. Для одной только 13-й армии Центрального фронта он предписал создание трех оборонительных рубежей со 158 укрепленными противотанковыми пунктами, с 300 позициями для артиллерии и ПВО. Из воспоминаний всюду сопровождавшего его шофера Бучина: «Если чем и запечатлелось в памяти Курское побоище – думаю, так точнее называть полдень Великой Отечественной, а не Курская битва, – так это земляные работы в поле. По всему фронту и тылу на сотни километров на восток каждый день мелькали лопаты, подальше от фронта ревели экскаваторы, вывозили и привозили грунт. Натужно хрипели изношенные двигатели грузовиков, доставлявших бревна, мотки колючей проволоки, бетонные и стальные конструкции. Муравейник! […] День за днем, неделя за неделей Жуков объезжал Курский выступ. Он вникал в мельчайшие детали строительства укреплений, установки заграждений» [608] .

608

Бучин А. Указ. соч. С. 67.

Жуков не знал, что германские руководители никак не могли договориться относительно даты начала операции «Цитадель» – наступления на Курск. Манштейн хотел как можно скорее начать наступление. Модель, как и Гудериан, генерал-инспектор танковых войск, против этой операции. Его начальник, Клюге, – за. Гитлер, боявшийся потратить впустую свой последний патрон, ждал, пока с заводов начнут поступать новые тяжелые танки «Пантера» и «Тигр», которые, вместе с самоходными артиллерийскими установками «Фердинанд», должны были наверняка прорвать советскую оборону. Цейтцлер, начальник Генерального штаба ОКХ, бывший поначалу сторонником «Цитадели», затем выступил против нее. Разноголосица достигла высшей точки. И вот 21 июня Гитлер решил, что «Цитадель» начнется в начале июля.