Журнал «Если», 2004 № 9
Шрифт:
— Я наелась, — сказала Мари, бросая на тарелку апельсиновую косточку. — Отнесите меня, пожалуйста, в туалет.
Я исполнил ее желание: поставил фею на стульчак и вышел. Интересно, хватит ли у нее сил нажать ручку унитаза?… В туалете было тихо, потом послышался звук спущенной воды — ага, хватило… не такая-то она и беспомощная. Затем раздалось гудение крана и журчание: очевидно, Мари взобралась на раковину и стала умываться. Наконец журчание стихло.
— Алекс! — услышал я.
Фея сидела на краю раковины и болтала ногами. По ее
— Дайте мне полотенце.
Я взял с полки чистое полотенце и подал развернутое, на сложенных вместе ладонях — Мари осторожно спрыгнула мне в руки. Вспоминая, как я играл со своей старшей дочерью в куклы, я вытер фею и отнес в комнату.
— Где вы хотите спать?
— На кровати. Постелите мне рядом с вашей подушкой.
Просьба сия повергла меня в смущение. То есть кровать в номере была двуспальная, и задавить Мари во сне я не боялся — однако же… Так и не сумев сформулировать свои сомнения, я достал из чемодана чистую футболку и соорудил для феи нечто, вроде гнезда.
— Спокойной ночи, — сонно проворковала Мари, заползая в рукав футболки. Она подложила ладошку под щеку и закрыла глаза.
— Спокойной ночи, — ответил я, выключая свет.
Когда я вернулся, обернутый полотенцем, из ванной, Мари уже спала: я мог различить еле слышное сопение. Наконец-то угомонилась… я завел будильник, сбросил полотенце на пол и полез под одеяло.
Би-ип!.. Би-ип!.. Би-ип!..
Не раскрывая глаз, я отключил будильник. Потом потянулся. И вдруг понял, что левая моя рука почему-то легче правой.
Я с удивлением поднес последнюю к глазам: прицепившись руками и ногами, на ней висела кукла… нет, маленькая живая девица. Веки ее были сомкнуты, по лицу разлито умиление.
Несколько секунд я молча таращил глаза… а-а, ну конечно! Это Мари — найденная вчера фея! События прошедшего вечера ожили в моей памяти.
Но почему она прицепилась к моей руке?! Я легонько потряс ладонью… однако фея держалась крепко.
Что делать?
Я осторожно поддел ее ногу кончиком пальца… та-ак, теперь руки… Отцепившись, Мари упала на постель: глаза ее раскрылись (я опять поразился их голубой пронзительности) и… наполнились слезами. Перекатившись лицом вниз, фея разрыдалась — ее круглая попка жалостливо вздрагивала.
Женские слезы всегда повергали меня в смятение.
— Пожалуйста, не плачьте! — взмолился я. — Я не хотел вас обидеть.
Эффекта мои слова не произвели.
— Простите, пожалуйста! Хотите, я принесу воды?
Я вскочил с постели — придерживая обернутое вокруг чресел одеяло, бросился к столу. Скрутил с бутылки крышку и накапал туда минеральной воды…
Когда я вернулся, Мари все еще лежала лицом вниз, но уже не плакала.
— Простите, пожалуйста! — повторил я, гладя кончиком пальца по ее волосам.
Фея всхлипнула и села, подогнув ноги. Вид она имела настолько жалкий, что я готов
был провалиться на месте.— Выпейте воды, — я протянул ей крышку.
Мари исподлобья посмотрела на меня, но крышку приняла и, шмыгая носом, стала пить.
— Расскажите, пожалуйста, где вы жили и как потерялись, — попросил я, чтобы отвлечь.
Фея поставила пустую крышку на постель и вытерла ладошками глаза.
— Я жила в лесу, на острове… не помню, как он называется на вашем языке. А вчера меня унес морской орел, — по ее лицу пробежала тень испуга. — Он нес меня, нес… а потом я изловчилась и укусила его за ногу. И тогда он меня выронил… Я упала в море, и волны вынесли меня на берег, — она со слабой улыбкой посмотрела на меня.
— А откуда вы так хорошо знаете английский?
— Учила в школе… Знаете, Алекс, это вы извините меня! — выпалила она вдруг.
— За что? — удивился я.
— Разрыдалась, как последняя дура, — сказала фея с досадой. — Вы просто не обращайте на меня внимания…
Бедняжка отвернулась и потупилась.
— Я нисколько не обиделся, — заверил я.
Мари закрыла лицо руками.
— Давайте так, — объявил я неестественно бодрым голосом. — Я сейчас пойду умываться, а когда вернусь — об утреннем недоразумении мы забудем.
Не дожидаясь ответа, я вскочил и направился в ванную.
Когда я вернулся, единственным напоминанием об утреннем инциденте был румянец на щеках Мари. Я стал торопливо собираться: до начала заседания осталось полчаса — только-только добраться до Конгресс-Холла, где проходила конференция. На завтрак времени не хватало.
Я оделся, собрал портфель.
— Вернусь к ланчу. Что вам купить из еды?
— Одна я здесь не останусь.
Я с удивлением посмотрел на фею:
— Вы хотите, чтобы я взял вас на конференцию?
Мари вскочила и умоляюще сложила ладошки у груди.
— Я буду сидеть у вас за пазухой и слова не скажу, клянусь… — она замешкалась, очевидно, переводя с фейского на английский, — … Отцом Всех Волшебных Тварей.
Я человек неконфликтный. А женщины и дети из меня вообще веревки вьют. Но в данном случае уступать было нельзя.
— Поймите меня правильно: это невозможно… — я поднял руку, отметая возражения. — Вам захочется в туалет или станет дурно из-за духоты — и что тогда?
На глаза феи опять навернулись слезы — мгновенно, будто кто-то открыл кран. Р-раз, и огромные капли одна за другой текут по щекам.
— Да в чем же дело?! — я попытался вытеснить жалость раздражением, но преуспел лишь наполовину. — Неужели вам трудно побыть четыре часа одной?
— Трудно.
— Почему?!
— Я в вас влюблена.
Мари закрыла руками лицо и медленно опустилась на постель. Я с изумлением уставился на нее.
— Феи всегда влюбляются в своих спасителей, — объяснила Мари сквозь пальцы.