Журнал «Если» 2010 №12

Суть же в том, что случилось с девочками, сестренками Альбиной и… пусть будет Аллой, точно не вспомнить. Впрочем, еще раньше несчастье постигло их родителей, пилотов Макаровых. Самое обидное, что девочки вообще не должны были жить здесь, ведь постоянных пилотов у нас в штате нет. Но тогда Макаровым подвернулся этот контракт, по которому они должны были три месяца мотаться между нашей планетой и рудной базой-концентратором на Тьене. А у нас же здесь красота была — девственная природа: леса, горы, реки… Это сейчас вокруг Амалии лунный ландшафт, почти как на той же Тьене! А тогда разработки только начинались, и было еще очень красиво. Вот Макаровы и решили устроить девочкам летний отдых на природе. Взяли их с собой… Эх, знать бы, чем дело кончится! Так кто мог предположить… И ведь оставили они девчонок как раз в детском доме, когда в первый рейс отправились. Он же и последним для них оказался. Не крайним, как пилоты предпочитают говорить, а самым что ни на есть последним: грузовик взорвался при старте, километров на десять поднялся — и рванул. Так что где родители дочек поселили, там они и остались. В детском доме. Ненадолго, правда. Потому что как раз в то же лето с ними это самое и случилось.

Как потом рассказали дети постарше, девчонки не просто так сбежали. Да и куда бежать? Кроме Амалии, других поселений здесь тогда не было. Альбине к тому времени уже шесть лет исполнилось, как раз в школу осенью должна была пойти, так что соображала все-таки. А пошли они… родителей искать. Им, оказывается, не сказали, что Макаровы погибли. Ну, взрыв-то грузовика все видели, и девчонки тоже, только нашлись сердобольные умники, «утешили» сестренок: мол, пилоты успели спасательной капсулой воспользоваться, только она тоже от взрыва повредилась, вот и упала далеко от форта, и папа с мамой сейчас по горам-лесам к ним пробираются. Может, завтра придут, а может, через месяц. Девчонки подождали недельку-другую и не вытерпели, отправились искать родителей.

А искать самих сестренок пришлось. Быстро, правда, нашли. Собственно, я и нашел. Я как раз на поисковика стажировался. Недалеко они ушли, всего-то километров на десять. Хотя, если возраст девчонок учесть да то, что они ночью сбежали, — и это немало.

Нашли-то нашли, да только… В общем, от старшей вообще почти ничего не осталось — кровавое месиво, вспомнить жутко. Только по одежде да рыжим волосам понятно было, кто это. А младшая сзади шла, возможно, поэтому ей чуть меньше досталось… Ровно наполовину меньше. Снизу до пояса у нее был такой же кисель, что и все тело сестры. А сверху она выглядела целехонькой. И даже еще дышала. А перед тем как умереть, глаза открыла и прошептала: не то «кул», не то «гул». Сначала подумали: это она по-английски сказала, что ей холодно. Но с чего бы это четырехлетний русский ребенок станет по-английски разговаривать в такой момент? Хотя с «гулом» странностей еще больше. В ту ночь никаких работ поблизости не велось, транспорты не летали. Чьих-то следов возле тел девочек не было. Да и какие следы? Крупных животных здесь вообще не водится, во всяком случае в этой части планеты. Единственное, что смогли придумать наши «умники»: гул — это некое низкочастотное колебание. Но разве звук может раздавить человека, размазать его буквально в лепешку? Тем более деревья вокруг остались совершенно целыми. Некое локальное изменение гравитации, сопровождавшееся звуками низкой частоты? Но подобной аномалии здесь ни до, ни после трагедии не видели. Однако именно такое официальное заключение и сделали. Впрочем, мало ли чего мы не видели! Сколько мы всего-то на этой планете сидим? Восемь лет. Это даже не секунда в планетарных масштабах, а просто миг. Да и роемся покалишь вокруг форта, остальная территория для нас натуральная terra incognita. Так что подобное вполне может оказаться обыденной местной «достопримечательностью». Не дай бог, конечно.

Между прочим, трагедия гибелью девочек не ограничилась. Узнав о случившемся, умерла их бабушка, подарившая свое имя нашему форту. Просто не захотела жить, потеряв сына с невесткой, а потом и внучек.

Но мне пора возвращаться к делам — сегодня в Амалию прилетает очередной грузовик.

— Вы занимались расследованием гибели девочек? — с порога впилась в меня настороженным взглядом высокая рыжеволосая девушка, только что прибывшая с грузовиком. Это могла быть лишь Анна Макарова. Такой вывод я сделал путем несложных умозаключений. Местных я, разумеется, всех знал, поэтому прилететь она могла только что — посадку грузовика я наблюдал десять минут назад. Посторонних на грузовики не берут ни под каким предлогом, следовательно, это мог быть лишь кто-то из пилотов. Интересоваться расследованием давнего, официально закрытого дела, да еще с ходу, даже не поздоровавшись, мог только кто-то лично заинтересованный в этом. Наконец, эта девушка была очень похожа на Макаровых — что на Назара, что на его сына. А из родственников у старого космолетчика оставалась лишь дочь Анна, тоже космический пилот.

— Здравствуйте, Анна; — поднялся я с кресла и шагнул навстречу девушке.

Та откровенно удивилась:

— Вы меня знаете? — и, опомнившись, протянула руку: — Извините, здравствуйте…

— Матвей.

— Здравствуйте, Матвей.

Пожатие ее было крепким, мужским.

— Лично я вас вижу впервые, — ответил я на вопрос девушки. — Но догадаться, кто вы, было не сложно.

— Ну да, — усмехнулась Анна одними губами, оставив взгляд настороженным и холодным. — Так это вы занимались делом моих племянниц?

— Не совсем, — ответил я и жестом пригласил ее садиться. Девушка села. Я тоже вернулся к столу и опустился в кресло. — Я принимал участие в поисках. Но расследованием занимались другие. Собственно… — замялся я, — там и расследовать-то было нечего. Никаких следов, никаких фактов, кроме… самих тел. Поэтому и заключение сделали такое… ну, вы видели, наверное.

— Я видела. — Во взгляде Анны прибавилось холода. — И по-моему, это заключение — полная профанация. Отмазка.

— Но вы поймите правильно! — снова вскочил я. — Иных объяснений попросту не было! Разумных, во всяком случае.

— А неразумных?

— Что вы имеете в виду? — вновь опустился я в кресло.

— Ничего. Вы сможете меня туда отвести?

Я, конечно, понял — куда, но все равно удивился.

— Но зачем? Что вы там надеетесь увидеть? Уверяю вас, никаких следов не было! А уж теперь, через пять лет…

— Тогда объясните, как туда идти. Покажите на карте.

— Погодите! — поднял я обе руки. — Я ведь не отказываюсь вас проводить. Я только не могу понять — зачем?

— Если не отказываетесь, проводите, — поднялась Анна. — Желательно прямо сейчас. Завтра я улетаю назад. — На мой вопрос она так и не ответила.

— Хорошо, — пожал я плечами. — Пошли.

Первые пять километров идти было легко: выработки окружали форт сплошными участками, и к каждому из них вели дороги. Потом начался лес. Но и он уже не оставался тем нехоженым и диким; что еще два-три года назад. Повсюду виднелись следы человеческой деятельности: вырубки, просеки, многочисленные шурфы…

Я исподволь поглядывал на Анну и замечал, как брови ее все ближе сходятся к переносице, губы сжимаются в тонкую линию, в глазах прежний холод сменяется болью. Не знаю, что было причиной этого: то, что мы приближались к месту гибели девочек, или то, что она видела вокруг. Наверное, и то, и другое. Даже мне стало впервые не то чтобы стыдно, но очень неловко за то, что мы сотворили с некогда поистине божественным местом. Но ведь нельзя, как говорится, не разбив яиц, поджарить яичницу! Впрочем, яичница нужна для поддержания жизни, а то, что добывали здесь мы…

Додумать я не успел. Анна неожиданно вскрикнула и остановилась. Я подскочил к ней.

— Что? Что случилось?

Но девушка не ответила. Казалось, она не замечала меня и смотрела на что-то прямо перед собой. Однако впереди ничего не было, кроме таких же деревьев, что остались позади нас. Хотя… Я огляделся. Похоже, мы почти пришли к тому месту, где погибли девочки. Только я забрал чуть правее.

— Гу-уул!.. — провыла вдруг Анна, не разжимая зубов. Она побледнела, на лбу выступил пот. Одна струйка, очень похожая на слезы, пробежала по неестественно белой щеке. Анна будто бы сжалась, словно ей стало холодно.

— Да что с вами? — взял я ее за плечи. И тут же отпрянул. Мне показалось, что я дотронулся до камня — настолько твердыми были ее мышцы.

Анна рухнула на колени. Голова ее упала на грудь. Девушка с огромным трудом приподняла ее, словно неведомая сила давила на нее со всех сторон, и простонала едва слышно:

— Гул!.. Он не… священник… Он соврал… Но он о тебе не…

Тут силы оставили ее окончательно, и Анна повалилась на бок. Из носа и ушей потекла кровь.

Я стоял, будто пришибленный. И лишь увидев кровь, наконец-то очнулся, бросился к Анне, поднял ее и понес назад, то и дело спотыкаясь, поскольку ноги мои дрожали и отказывались нормально шагать. Тело девушки, по твердости не уступавшее полену, стало быстро обмякать, отчего нести его стало еще труднее. В итоге я все-таки споткнулся по-настоящему, выронил свою ношу и зарылся носом в мягкий мох.

Девушка застонала, что показалось мне дивной музыкой — я почему-то решил, что она уже умерла. Впрочем, не будучи врачом, я не знал, насколько близко она была к этой грани. Но вместо того, чтобы срочно нести Анну в форт, я неожиданно для себя побрел туда, где только что произошла с ней эта странная метаморфоза. Впрочем, на самом-то деле я знал, почему сделал это. Просто был в таком состоянии, когда сознание с подсознанием словно поменялись местами, а то и вовсе перемешались, будто и я попал под тот неведомый и невидимый пресс.