Злобный леший, выйди вон!

– Неверно будет оказаться перед князем, без десяти крепких мужиков. К тому же, мы ведь не будем нападать, это только для устрашения.

– Погоди, Сияна, а тебе с чего вообще все это надо, если у тебя мужиков хватает? Чего ты с нами возишься тут?

– Ты чего, пусть помогает, коли хочет, - прошептали ему на ухо.

– Нет! Просто так ничего не бывает. Она с этого что-то поиметь хочет, а может даже нас, я только пока не понял как.

– Вы можете не верить в доброту моих помыслов, но это так. Я хочу помочь вам выпутаться из положения, в которые вы попали из-за одного недобросовестного наместника, сыгравшего на ваших слабостях.

– Чушь!

– Я сказала все, что хотела, а потому, если кроме оскорблений вы мне ничего не можете сказать, я удалюсь, и буду ждать от вас вестей, - сказала Сияна, изящно склонила голову и, шурша шубой, вышла прочь.

Наместники остались одни. Немое смятение застыло на их лицах. Некоторые из них помнили Сияну, как вечно скромную и мнительную особу, у которой от малейшего испуга кровь шла носом.

– Похоже, смерть любимого мужа ее так изменила.

– Я бы ставил на молнию, все-таки я своими глазами видел.

– Просто без мужской ласки баба совсем одурела. Ух, я бы ее!

Больше не сказав ни слова, наместники разошлись по экипажам, и вернулись в деревни. На следующий же день они получили письма от князя с указом собрать десять крепких мужиков, как и говорила Сияна. Она же получила к вечеру помимо такого же письма еще четыре, в котором каждый из наместников выразил готовность собрать мечников и явиться к Бокучару за беглыми крестьянами.

Часть III - Глава 30

Прохор стоял у берега Поганки. Он часто гулял в одиночестве вдоль берега. Холодные ветра не изменили его привычки. Неожиданно, широкая черная тень пронеслась над головой и захлопала позади. Он схватился за рукоять кинжала, что прятал за поясом, но отпустил ее, как только увидел Олега.

– Никогда я не привыкну к этому, - сказал он.

– Человек ко всему привыкнет, Прохор. Леший смог привыкнуть к тому, что мы убиваем зверей ради пищи и шкур, неужели ты не привыкнешь к моему внешнему виду? – спросил Олег и похлопал Прохора по плечу.

– Не знаю. Куда теперь летал?

– Новоприбывший мужик, Еремей, сказал мне, где раздобыл шубу Мокроуса. В безымянном кабаке у дороги, где тот останавливался. Вот и летаю который день над окрестными дорогами, в надежде найти его, но напрасно. Лишь еще несколько крестьян двигались в нашу сторону. Ты чего?

– А?

– Ты словно меня не слышишь. Что ты там такое увидел в воде?

– Нет, ничего.

Олег догадался по взгляду Прохора, что тот и рад бы рассказать, да не может начать сам, а потому Олег спросил:

– Что-то случилось, чего я не знаю?

– Олег, тебя не было добрых семь лет, конечно ты многого не знаешь. Например, что мечники Бокучара ни одну девку попортили, или что Мокроус распорядился сжечь хлев в котором тогда жил…

– Прохор, – остановил его Олег. – Я вижу, ты пытаешься скрыть что-то иное.

Прохор отвернулся в сторону реки.

– Что-то, - продолжил Олег, - в чем ты видишь свою вину.

Прохор присел на корточки и окунул пальцы в рыхлый снег.

– Да, Олег. И не только свою, но и твою тоже.

Олег поднял брови от удивления.

– Помилуй братец, в чем же я виноват? В том, что сбежал в лес, вместо того, чтобы попасть в лапы Бокучара?

– Да хоть и в этом. Будь ты тогда здесь мы бы смогли… может… вдвоем…

– Это из-за Бажена, да? Я заметил, что его нет в деревне, но все не решался спросить.

Прохор сжал ком снега в руках и швырнул его в реку, когда услышал это имя.

– Я думал, на нас проклятье, понимаешь? Я так думал до тех самых пор, пока не встретил тебя в поле. Тогда, семь лет назад, ты пропал. Сказали, что тебя съели волки, но я был уверен, что тебя забрал тот старик-людоед. Через год Бажен утонул в реке. Одежду его нашли на берегу. Вот там, на камне. Он даже сложил ее, понимаешь? – Прохор нервно засмеялся.

– Любил он порядок. Я думал, что я должен погибнуть вслед за вами. Я думал, нас прокляли, - повторил он и снова сел у воды.

Олег стоял молча и смотрел в серую пелену реки.

– Каждый день, я просыпался и гадал, что же случится со мной. Понимаешь? Каждый шорох у околицы, каждый наклон камыша, каждое движение колоса вызывало во мне страх. Я боялся всего!

– Перестань, Прохор, - сказал Олег. – Отбрось детские страхи. Проклятия – это очень редкая вещь, и чтобы его наложил его на трех мальчишек, это надо было очень крупно насолить какому-нибудь колдуну.

– Теперь я понимаю, но что же делать со всеми годами страха, которые не давали мне жить?

– Надо принять их.

После недолгого молчания Олег спросил:

– Как утонул Бажен?

– Пошли в деревню, мне не по себе говорить об этом, стоя на том же самом месте, - сказал Прохор и развернулся, чтобы уйти, но Олег остановил его.

– Надо сделать это здесь, друг. Этот старый узел в твоей душе надо развязать.

– Какой еще узел?

– Так говорят. Не в нашем царстве, - пояснил Олег. – Клин клином вышибают, Прохор. Рассказывай здесь.

– Да чего рассказывать-то? С тех пор как мы вернулись из леса, и ты пропал, нам строго настрого запретили говорить о том, что с тобой случилось, и наказали вести себя как всегда. Да только так не получилось, понимаешь? День за днем я наблюдал, как Бажену становилось все хуже и хуже. Как-то я услышал разговор его матери о том, что он ночами не спит, а когда полнолуние так и вовсе, сядет на подоконник и поет какую-то тарабарщину. Несколько раз я видел, как он, вместо того, чтобы идти к Чарухе, помнишь еще такую?

Олег кивнул, чтобы не прерывать рассказчика.

– Ну, так вот. Несколько раз я видел, как он вместо наших учений ходил на дорогу к рыбачьему дому и стоял на ней. Просто стоял. Потом садился на землю и смотрел на реку издали. Затем, что-то кричал, чего я понять не мог, и шел обратно. Зимой, когда река замерзла, ему стало лучше. Он снова спал по ночам, снова смеялся и играл с нами. Как будто ничего и не было! Когда я спрашивал его о голосе в голове, он весело отмахивался и дальше бежал играть. Я решил, что все прошло, а ему теперь стыдно за то, что с ним было, потому больше не говорил об том. Вроде как, жизнь наладилась, и о тебе мы стали забывать.

Прохор набрал полную грудь холодного воздуха.

– Дальше пришла весна, река вновь ожила, и Бажену стало хуже. Вернулись бессонные ночи, и, по его отрешенному взгляду, я догадался, что голос вновь поселился в голове. Бажен не хотел говорить об этом, он ругался, когда кто-то справлялся о его здоровье. А однажды проездом в деревне был странствующий знахарь. Ему показали Бажена, но тот лишь развел руками, сказал выпить сонный сбор и надеяться на лучшее. Вскоре он стал себя вести, словно тряпичная кукла: лежал целыми днями в кровати, либо сидел на крыльце, а когда уставал, ложился на деревянный пол, и так пока его не унесут в кровать. Совсем он потерял волю к жизни. Как-то я подошел к нему, когда он сидел на крыльце и что-то сказал, но он даже глазом не повел. Хотя, тогда мне показалось, что лицо его немного изменилось. Слабая улыбка, вот здесь, - ткнул он себя пальцем в правый уголок рта. – Думаю, что я сам хотел увидеть в нем хоть что-то живое, и выдумал это.