Злобный леший, выйди вон!

– На охоту пойду, Горан.

Кузнеца удовлетворил ответ до того момента пока он не задумался.

– Это что же за зверь такой большой, что нужны такие пики?

– Так то не один зверь. Их много будет. И все опасные. Не хочу, чтобы забрели в деревню и сгубили кого.

– Такие страшные? – кузнец замер с молотом, занесенным над головой.

– Эти из самой страшной породы, - ответил наместник, отложив ветвь покрепче.

– Надо бы их тогда побыстрее… того… пришибить.

Молот вновь зазвенел об кору сталедуба.

***

Мгновение назад Олег опустился на старую кровать в убежище под холмом, убаюканный тихим скрежетом гусиного пера по бумаге. Туманное море, возникшее под ногами, казалось самым настоящим. Настоящим настолько, что Олег засомневался в реальности прежнего мира. Он зашагал к тусклой полосе горизонта, отделяющего густые тучи от пластов тумана. Впереди справа и слева возникли фигуры. Олег никак не мог разглядеть, кто вышел из тумана: пространство расплывалось и таяло, затем вновь собиралось, но ровно настолько, чтобы угадывались лишь очертания. Когда Олег шел к одному из образов второй растворялся все сильнее. Он пошел к правому – пропал левый. Олег побежал налево – растаял правый. Тогда он встал ровно посредине и двинулся вперед. Образы замерли и с каждым шагом становились все четче. Когда осталось около десяти шагов, Олег узнал друзей. Леший в привычном обличии стоял по правую руку. Теодор Кительсон, такой, каким он был в день знакомства, стоял слева. Что-то большое проскользнуло под ногами Олега и черной молнией устремилось к друзьям. В следующий миг между Лешим и ученым возникла фигура в черном одеянии, покрытом блестящими рунами. Олег приблизился еще на шаг. Молния засверкала позади, отбросив длинную тень. Тень округлилась и превратилась в змеиное тело. Со следующей вспышкой черное тело разделилось на три части и поднялось над туманом, приняв очертания чудовищных голов. Две головы медленно разинули пасти и склонились над головами друзей. Яд капал на плечи Лешего и Теодор Кительсона, и оставлял после себя дыры в одежде, под которыми тут же набухали пепельно-красные язвы. Друзья не шевелились, но глаза их горели синим пламенем. Третья голова поднялась над черным балахоном. Змея накинулась на черный балахон. В последний миг балахон обратился аистом. Широким взмахом крыла он ускользнул от пасти змея и взлетел высоко в небо.

– Лети! – закричал Олег. – Улетай несчастный!

Но аист не улетел. Он описал круг над трехглавой тварью и копьем обрушился на среднюю голову. Змей уклонился от длинного и острого клюва и прыгнул вдогонку за аистом. Птица вновь взмыла в небеса, едва не оставив красные ноги в пасти змеи. Капли яда все же достали до перьев, отчего птица замахала крылами чаще прежнего.

– Что же ты делаешь? Улетай! Скорее!

Аист залетел за спину Олега, развернулся и полетел у самой земли в сторону трехглавого ужаса. Змей поднялся и застыл как гигантский трезубец. Последние капли яда со звоном упали на оголенные кости Лешего и Теодора Кительсона. Аист пронесся мимо, едва не сбив Олега с ног. Юноша вытянул руку, пытаясь ухватить птицу, но не успел. Черной стрелой аист устремилась в толстое тело змея, где все три головы сливались в один могучий ствол. В этот момент змей с трескающим шипением ринулся вниз.

***

– Дурной сон?

Олег открыл глаза, но туман не рассеялся.

– Ты все утро ворочался. Просил кого-то лететь. Вот, возьми, - ученый протянул холодную тряпку, - приложи к голове

– Спасибо.

– Опять те сны? Змея и дерево?

– Дерева не было. Змей был. А еще там были вы. Ты и Леший. И черный аист. Это ему я кричал. Птица не улетала, она кружила над змеем и нападала на него. А потом, точно не знаю, но, кажется, змей сожрал всех троих.

– Меня, Лешего и аиста?

– Да. И я ничего не мог сделать. Тео, нам нужно быть острожными. Эти сны я вижу только перед чем-то плохим.

– Плохим? Уверен, что это не так. Тебе снится плохой сон, случается нечто нехорошее – ты это связываешь и запоминаешь. А если после кошмара следует самый обычный день, то ты не обращаешь на сон внимания.

– Эти сны отличаются. Даже среди кошмаров. Я слишком ясно все вижу. Будто это не сон. Будто я переношусь куда-то. И знаешь, я видел нечто подобное только три раза. Перед тем как опричники убили Сизого, и перед нападением на Ивовую ведьму.

– А третий? – спросил Теодор Кительсон.

– Теперь третий.

Ученый пождал губы, но тут же улыбнулся.

– Два раза – это еще не правило.

– Хотелось бы, но все-таки, будь аккуратен, Тео.

– Как всегда, Олег.

– Как раз «как всегда» и не надо.

– Посмотрите, он уже шутит. Значит кошмар прошел. Тогда прошу к столу, пока Златовласка его не заняла. Она легла только под утро.

– Всю ночь писала?

– Скорее рисовала.

Олег умылся холодной водой, и последние дрожащие струны кошмара пропали. Теодор Кительсон поставил на стол чайничек полный пахучего чая из заячьей крапивы – зимой выбор трав невелик. Рядом на тарелке лежал хлеб и кулек с маслом. За завтраком друзья обсудили крестьянский сбор и сошлись на том, что набирать войска из крестьян – верх глупости. Намного разумнее собрать несколько полков из мечников, а из крестьянина проще сделать деревенского мечника, чем княжеского воина. Однако, оба понимали, что уйди все мечники из деревни, мятежа не миновать. Тут Олег замер на полуслове.

– Взять их всех и что дальше? – сказа Теодор Кительсон. – Договаривай же.

– Тихо. Слышишь?

– Что, опят скрипит? – засмеялся ученый.

– Да прислушайся же!

Действительно. До уха ученого донеслись три звонких удара.

– Да, теперь и я слышу, - сказал Теодор Кительсон.

– Что это? Будто стучат, по стеклу.

Оба подняли глаза на круглое окно, расположенное в потолке убежища. Сквозь снег на нем виднелись вороньи лапы. Птица ходила по стеклу и сердито стучала клювом.

– Это письмо, - пояснил ученый.

– Кто же тебе пишет письма, Тео?

– Леший и пишет. Кто-то же должен следить, чтобы он не привлекал лишнего внимания своими действиями. Вот он и держит отчет.

– А ты знаешь, что в деревню прибыл какой-то благородный муж, что именует себя Остроглазом? Якобы на учения к Бокучару, чтобы набраться знаний и править в своем селе на наш манер.

– Признаюсь, не знал. Наверное, об этом он и пишет. Ты подливай чаю, пока горячий.

Олег взял чайничек, и поставил на место, только Теодор Кительсон вышел: заячья крапива не сыскала славы даже среди зайцев, вопреки названию. Бодрил же чай исключительно из-за крепкости, граничащей с горечью.

От вороньего стука Златовласка проснулась. Словно приведение, безмолвно и тихо она взяла книгу и села напротив Олега. Спутанные, прилипшие к лицу волосы не помешали Златовласке открыть книгу на нужной странице и продолжить только ей известное дело.

– Чаю из заячьей крапивы? – спросил Олег, передразнивая друга. – Я все же налью чашечку, а ты уж сама решай, пить или не пить.

Чашка недолго стояла возле Златовласки, в следующий миг, дымящийся чай полетел на пол.

Олег подскочил со стула.

– Чего творишь, дурная?

Теодор Кительсон прибежал на шум.

– Что стряслось? – спросил он. – Что ты сделал?

– Попытался напоить ее чаем, но как видишь, она решила, что на полу ему будет лучше. Ну и пожалуйста.

– Олег, она не в себе, как можно?

Ученый подошел осмотреть руку девушки. Письмо он кинул на стол.

– Я прочту? – спросил Олег.

– Да ты уже начал, чего же спрашиваешь?

Почерк Лешего оставлял желать лучшего по меркам обученного письму человека, однако по меркам духа – грамотней найти невозможно. С первых же слов Олега насторожил тон письма. Глаза судорожно забегали по строчкам, и как только дошли до конца, вернулись в начало. Кольцо-перевертыш на пальце задрожало. Олег прочитал письмо еще раз.

– Ожога нет – это хорошо. А вот твое лицо, - сказал Теодор Кительсон, вернувшись к Олегу, - говорит мне, что в письме дурные вести – это не хорошо.

Олег не слышал друга. Глаза скользили по тесту в третий раз, в поисках объяснений. Кольцо-перевертыш дрожало так, что еще миг и пустилось бы в пляс.

– Олег, с Лешим все в порядке? Олег?

Юноша кинул письмо на стол и побежал на улицу.

– Ты куда? Что в письме? – крикнул в след Теодор Кительсон.

С первым шагом Олег провалился в мягкий, только что выпавший снег. Со вторым шагом он оттолкнулся от земли так сильно, как только смог и подбросил в воздух отцовский меч. Третьего шага не было – черный аист взмыл в небо.