Злобный леший, выйди вон!
Шрифт:
– Ну? – поторопил ученый.
– Я растерялась, не знала куда идти.
Теодор Кительсон наклонил голову и улыбнулся. Женщина поднялась. Печаль сменилась ехидной улыбкой. Гримаса казалась ядовитой.
– Что же, - сказала она, все с той же дрожью в голосе, которую ученый сначала принял за последствия страха, - тогда я тоже задам тебе вопрос. Ответишь – хорошо. Уйдешь на своих двоих.
– А если не отвечу? – с вызовом спросил Теодор Кительсон.
– Лучше ответь.
«Может у нее такой голос от холода», - подумал ученый.
– Хотелось бы, все-таки знать, с кем я говорю.
– Где книга?
Внезапный вопрос застал
«Книга Златовласки? Нет, вряд ли», - подумал он.
– Какая книга?
– Ого, – воскликнула женщина, - да у нас здесь великий ум! Неужели у тебя там много книг?
– Вы не поверите.
В холодных глазах что-то пошевелилось.
– Ведьмин том. Книга ведьмы.
Мимолетная мысль, упущенная только что, непонятая, вернулась, соединив воедино сразу столько всего. Вечная писанина Златовласки. Ее покрытое тайной прошлое. Происшествие в лесу, после которого пропала Ивовая Ведьма. Разные события свернулись тугим клубком, который еще предстояло развернуть.
« Ведьмин том. Тот, что искали три ведьмы в старой иве. Может ли быть, что передо мной одна из них?».
Женщина улыбнулась. По лицу собеседника она догадалась о карусели мыслей, что привела к замешательству, за которым последовал настороженный взгляд и едва заметное движение рукой к кинжалу, спрятанному за поясом.
– Какой пытливый ум, – восхитилась она. – Что же, раскроем карты? Прятаться мне больше нет смысла.
Не успел ученый ответить, как голова женщины разлетелась на две части, а за ней следом в клочья разорвалась и шуба, вместе с остатками истощенного тела. Страшное действо напомнило ученому рождение бабочки, только вместо прекрасного насекомого родилось лысое человекоподобное существо с торчащими из спины паучьими лапами, каждая длинной в сажень, и разорванным человеческим телом вместо кокона, ошметки которого разбросало вокруг места отвратительной метаморфозы. Из-за костлявых плеч создания торчала ржавая рукоять меча.
Скудный завтрак поспешил покинуть тело ученого, но усилиями последнего так и не достиг цели.
– Неприятное зрелище? – засмеялась ведьма.
Ученый услышал настоящий голос незнакомки. Звуки, что он ошибочно принял за страх и холод.
– Одно из самых, - сказал ученый, все еще борясь с собой.
Ведьма завертела головой.
«Если конечности у нее от пауков, то позвоночник точно совиный, - подумал ученый».
– Ты помнишь условия человек? Говоришь где книга, и уходишь живым. Больше мы с тобой никогда не встретимся.
– Не знаю ни о какой книге, уж простите.
Ведьма перебежала поближе к ученому и замерла, растопырив ноздри. Она поднялась на нижних лапах, и расставила верхние, как делают крохотные пауки, чтобы казаться больше.
– В тебе есть золотой гриб, человек. Как чудесно. Находясь в человеческом теле, я не смогла его учуять, но теперь. Откуда он в тебе? Лишь следы. Да, ты почти исцелился. Почти.
«Неужели она связана с Выселками?».
– Как много ты думаешь, человек. Пришло время говорить, – прострекотала ведьма, а именно такой у нее был голос - стрекочущий, точно песня кузнечика.
Она закатала рукав ветхого балахона, что покрывал человеческую часть тела. Испещренная десятками углублений, на подобии пчелиных сот, рука ее изобразила неизвестный жест, и соты засветились.
Теодор Кительсон схватил рукоять клинка, но вытащить оружие так и не смог. Тело замерло. В голове раздался писк, который перерос
в настоящий звон. Следом, раздался другой звук - стрекотание. Послышались слова.«Ах, вот ты кто. Теодор сын Кителя. Господин Кительсон. Ученый-ренегат. К тому же иноземец. Да, сестер теперь нет в ваших землях, кроме старой Гиаваль-Кар, да и та, бедняжка выжила из ума».
Ученый перевел глаза на ведьму – это стоило ему последних сил.
Ведьма, как и он, застыла в одной вычурной позе, с вытянутой в магическом жесте рукой, и разведенными в стороны лапами. Губы ведьмы не шевелились, но она говорила. Говорила в голове Теодора Кительсона.
«Чудесные приключения на пути сюда. Действительно, на что ни пойдет человек, цепляясь за жизнь. Ты и правда мог умереть, если бы остался на родине? – продолжала ведьма, читая мысли ученого, - А, вот откуда в тебе златогриб! Как интересно, надо поведать сестрам об этом. А это кто?».
Губы ведьмы на миг раскрылись, обнажив тонкие и острые, в несколько рядов, зубы, какие встречаются у щук.
«Олег. Я запомню это имя. А это, что у нас? А, вот он! Кокон, в котором ты нашел… ее… вот и всё».
Ведьма опустила руку, и за ней ученый рухнул на снег.
– Уходи Теодор. Твой ум действительно намного занятней всех тех, что я прочла. Я даже не хочу его разрушать - такое впервые. Не хочу трогать этот чудесный алмаз.
Теодор Кительсон поднялся и закончил начатое – достал кинжал.
– Полагаю, что ты, - он решил, что после такого тесного контакта ни о каком «вы», не может идти речи, - никого не оставляла в живых после этого обряда, – сказал ученый не зная, какое слово подобрать для испытанного.
– Когда ты читала мои мысли, я видел отклики твоих. Слабое эхо, призраки, но я видел.
– Чудесный ум, - прострекотала ведьма.
– Убить Олега, что связан с ведьмой теснее, чем я думал. Убить Лешего, руками наместников, чтобы стереть с лица земли последние следы бунтовавшей сестры, что перешла грань дозволенного.
– Какой прекрасный и ловкий ум! Жаль, он тебя и убьет.
Ученый бросился на ведьму, но остановился в двух шагах. Другой жест уродливой руки что-то изменил в его теле. В этот раз голова осталась ясной. Никакого шума и звона. Но рука, с занесенным кинжалом зашевелилась и медленно, против воли ученого, направилась в его сторону. Другой рукой он схватил себя за кисть и попытался отстранить лезвие. Непреклонное приближение кинжала замедлилось.
– Кто окажется сильнее? Златогриб или жилы ученого? Узнаю на обратном пути, - сказала ведьма и побежала мимо Теодора Кительсона на восьми лапах.
Раздался грохот. Ведьма выбила дверь в убежище. Часть обломков прилетела в спину ученого, приблизив его к лезвию еще сильнее.
Пот бежал по лбу и заливал глаза. Такого сильного напряжения Теодор Кительсон давно не испытывал. И даже в таком, казалось бы, безвыходном положении, когда собственное тело стало врагом, «прекрасный и ловкий ум», продолжал искать выход. И нашел его. Прямо перед собой. Рукой, что осталось подвластна, он держал кисть, в том самом месте, где близко к коже шли сухожилия мышц, а самое главное нерв, что ими движет. Ученый сдвинул послушную руку, чуть выше к лезвию, обнажив тем самым нужное место. В следующий миг, он ослабил хватку и вцепился зубами в руку с кинжалом, лезвие которого все-таки достигло шеи. После укуса пальцы разжались, и кинжал упал в снег, оставив красную струйку среди белизны. Ученый схватился за шею. Крови мало, ранение пустяковое – крупный сосуд не задет.