Злобный леший, выйди вон!

Тут раздался грохот, и Олега засыпало землей. Последняя сосновая кикимора запрыгнула на холм и прижала одной лапой Теодора Кительсона к траве, а вторую занесла над головой, соорудив из пальцев коготь. На ногах ее болтались оборванные корни. Олег пытался перезарядить самострел, но руки дрожали, и снаряд никак не попадал в желоб. Кикимора нанесла первый удар. От страха Олег закрыл глаза.

«Погиб», - подумал он.

– Олег, самострел! – кричал Теодор Кительсон.

Олег открыл глаза. Кикимора не попала, даже в таком положении Теодор Кительсон сумел уйти от удара. Рядом с ним лежал самострел.

– Возьми мой! Быстрее!

Кикимора обрушила второй удар. Теодор Кительсон сумел отодвинуться правее, и тварь ударила вдоль края груди.

– Скорее! Третий раз она не промажет!

Олег схватил самострел, а кикимора приготовилась к третьему удару и прижала ерзающего Теодора Кительсона сильнее прежнего. От сильного давления воздух вышел из легких с хлюпающим звуком, от которого Олег сморщился. Теодора Кительсон понял, что его легкие заполняла кровь.

Олег направил оружие на противника. В желобе блестел снаряд, осталось только нажать на курок. Но это оказалось тяжелее, чем мальчик ожидал. Курок никак не прогибался под пальцами. Упрямый механизм не хотел работать. Натянутый трос не желал срываться вперед. Тогда кикимора нанесла третий удар. Прозвучал хруст, похожий на то, как ломается корочка льда, но откуда бы взялся лед в начале осени? Это хрустнули ребра Теодора Кительсона. Удар пришелся в область сердца.

– Тео! – донесся голос Лешего неизвестно откуда.

– Нет, нет, нет! – кричал Олег, пытаясь нажать на курок.

Кикимора пронзила тело Теодора Кительсона и не торопилась вынимать коготь. Наконец курок поддался. Болт угодил кикиморе в макушку, чуть выше отверстия. Снаряд не пробил кору насквозь, а застрял в ней. Полость в голове кикиморы озарилась светом от искр. Только тогда она вынула коготь. Кикимора из черной сосны с огненным лицом и окровавленной когтем направилась к Олегу. Исполинский размер больше не пугал мальчика. Злость, та самая, которая некогда вела его в лес, вернулась и обратилась против ведьминой прислуги. Мальчик достал меч. В один шаг кикимора оказалась перед ним и нанесла секущий удар по ногам. Олег перепрыгнул деревянную лапу и забежал вперед. Рубящим ударом он поразил самое тонкое место, которым было место перехода ноги в тело. Нога с треском отделилась, а вместо крови и мышц, наружу, словно пух полетели клочки паутины. Кикимора закружилась волчком, пытаясь попасть по мальчику. Олег увернулся, а затем рассек вторую ногу в области шарообразного утолщения, напоминающего колено, и отпрыгнул в сторону. Кикимора, лишенная точки опоры, упала на землю. Леший тем временем поднял на руки Теодора Кительсона.

«Леший человечней, чем мне рассказывали», - подумал Олег.

– Закончи с ней, мальчик.

– Закончу, - сказал Олег и спокойной рукой зарядил одноручный самострел, что еще недавно бросил в траву.

Кикимора не собиралась сдаваться, даже лишенная обеих ног. Она ползла на руках к неприятелю. Голова ее тлела, а огонь спускался все ниже, но паук-кукловод все еще управлял деревянной марионеткой. Олег выстрелил в полость. Снаряд скрылся внутри. Кикимора рухнула на траву.

***

Мальчик стоял на холме. Вокруг лежали тела четырех minion de magica. От каждой кикиморы вверх поднимался столбик черного дыма. «Солнце» Теодора Кительсона почти рассеялось, большинство пылинок осели и освещали лишь траву. Тучи, как степенные небесные вельможи, степенно плыли по ночному небу прочь, заслоняя звезды. Луна вновь осветила поляну. Многое изменилось на ней с тех пор, как она пропала.

Олег спустился с холма, прихватив самострелы. Он вернулся в убежище, где застал Лешего стоящим над кроватью. Теодор Кительсон лежал на ней.

– Что с ним?.

– Кикимора пробила грудь. Почти насквозь. Задела органы. Он не может дышать.

– Он выживет?

– Не знаю...

 Могло показаться, что Лешего дальнейшая судьба Теодора Кительсона волновала не больше, чем вопрос о том какая погода будет год спустя на другом краю Тридевятого Царства. Однако он стоял рядом. Он унес раненного с холма. Леший мог показать чувства лишь действиями. Ведь только они в итоге имеют значение.

– Я чувствую, что нам предстоит кое-что выяснить, и я готов, но сначала я должен помочь Тео.

– Я понимаю. Могу я что-то сделать?

Глубокая рана в груди Теодора Кительсона зияла сквозь дыру в кафтане и выглядела скверно.

– Нет, - ответил Леший. – Ты бессилен.

– А ты? Ты можешь ему помочь?

– Я пытаюсь.

– Но ты же ничего не делаешь!

– Я делаю все, что могу. Пусть ты этого и не видишь, - Леший помолчал немного и добавил.
– А что вы вообще видите, люди?

– Я вижу, что ты стоишь у бездыханного тела, тогда как должен трясти своими руками-ветками произнося чародейские слова, чтобы вернуть к жизни своего друга! Но ты этого не делаешь, ты просто стоишь!

– Самое важное происходит внутри. Его тело борется. Тело должно справиться и не выпустить душу. Времени мало. Его почти нет.

– Он справится.

– Откуда ты знаешь, мальчик?

– Я верю в это.

– Глупое слово. Тео, его тоже не любит. Выйдем отсюда, - сказал Леший. – Все что я мог - сделал, дальше бороться будет тело.

***

Олег присел у подножья холма. Леший стоял перед ним, и смотрел куда-то в лес. Мальчика удивило то, с какой легкостью Леший стоит спиной к тому, кто совсем недавно выстрелил в него из самострела.

– Я знаю о проблеме со слов Тео. Расскажи свою историю сам.

Олег повторил свою беседу с Сизым, которая случилось после встречи с бабкой Марьяной. О том, что привело его к этой беседе, он не мог вспомнить, как ни пытался. Да и это не казалось важным. Вопреки странностям бабки Марьяны, она и все, что было с ней связано, всем казалось абсолютно нормальным.

– А теперь послушай, мою историю мальчик, - сказал Леший и обернулся.

– Я был рожден семенем, что упало с ветвей Отца. Облаченный в облик лунного мотылька я прилетел сюда и упал посреди огромной язвы оставленной пожаром. И вырос. Вырос, как растут другие деревья. Только я смог сойти с места. Меня призвали, когда погиб мой собрат, что обитал в этих краях прежде. Белая нить не при чем. Он сгорел в пожаре, неизвестной природы, что разразился глубоко в чащобе. Сначала я думал, что к гибели моего брата привело чародейство Ивовой Ведьмы, хотя у нас с ведьмами заключен мир, что строго соблюдается вот уже почти сто кругов. После встречи с ней, я понял, что это правда лишь отчасти. К пожару привели их распри. Война внутри ведьминого собора. Ивовая Ведьма, сделала что-то, за что остальные ведьмы объявили на нее охоту. Пожар же был попыткой избавиться от нее, да только Ивовая Ведьма выжила. А мой брат нет. От мести к ней я отказался сразу, потому, как увидел, что за все то время, что лес стоял без нашей защиты, без опеки детей Отца, она охраняла его. Выжженная земля обрела жизнь, деревья и цветы пробились сквозь пепел и прах – это все ее заслуга. Да, она виновна, но вину искупила – так решили Старейшие, что до сих пор слышат первородный голос. С тех пор она находится под моей защитой.

Ведьмы обещали оставить бывшего члена собора в покое, но слова рознились с делами. Глухой Бор всегда был лесом благодатным, но в нем никогда не водились создания от Первого Чуда. Вскоре после моего пробуждения здесь появились волки-туманники. Их не видели много кругов. Братья считали, что они все погибли.. И вот они явились сюда, чтобы рыскать днем и ночью, забираться в потаенные пещеры и самые отдаленные лощины моего леса. Когда я пытался приблизиться, они растворялись в тумане. Я поведал об этом Ивовй Ведьме, и она пояснила, что твари эти, имеют лишь одну цель: найти ее и придать хищному суду. Это были ищейки самой древней ведьмы. Той, что бродит по миру мертвых, как по миру живых. Люди говорят, что дом у нее стоит на ногах, подобных птичьим и живет, как любой дикий зверь. Но, что слухи, а что правда, я решать не берусь, но от волков, ведьминские они или нет, я должен был избавиться. Это чужие твари, а ведут себя словно хозяева. Но хозяин в этом лесу один. Я.

И вот тут-то мальчик, моя история вплетается в твою. Одним утром, в первые дни увядания, я нашел их раньше, чем они пробудились. Стая волков лежала на поляне укрытая лопухом. Тогда я принял облик медведя и напал на них. Я перегрыз горло самому крупному, остальная стая скрылась в близлежащей роще, застилая следы туманом. Я бродил, вынюхивал следы, когда услышал крик. Тогда я еще не знал, чей он был. То, что называется у вас чувством, подсказало мне, что ищейки будут там, откуда шел звук. Крик тот был слабым, беспомощным. Это был крик боли.