Злой лжец

Он прищурился. — Да, но это не похоже на тебя.

— Это не так, но это благотворительность, и я подумала, что заодно немного развлекусь.

— Ты знаешь, почему мужчины будут делать на тебя ставки?

— Да, я просто не думаю, что ты позволишь кому-то другому делать ставки на меня и выигрывать.

Теперь улыбка возвращается к его глазам. — Ты собираешься заставить меня делать ставки на тебя?

Я равнодушно пожимаю плечами и делаю еще один глоток своего напитка. — Это делает все более интересным, не думаешь?

— Так и есть, но к концу ночи я могу оказаться на мели.

— Я в этом серьезно сомневаюсь.

Его взгляд опускается на мою грудь, когда я делаю последний глоток. Когда его глаза встречаются с моими и они наполняются ненасытным голодом, я знаю, что обвела его вокруг пальца.

— Спасибо за ужин. Мне действительно пора идти, — добавляю я.

— Я буду отсутствовать большую часть следующей недели. Присоединяйся ко мне завтра за ужином, — говорит он, игнорируя мой комментарий.

— Опять ужин? Мистер Белмонт, похоже, вы действительно пытаетесь затащить меня в свою постель, — воркую я.

— Мадемуазель Риччи, я не думаю, что мне когда-либо приходилось так усердно трудиться, чтобы затащить женщину в свою постель.

— Я верю…

Он ухмыляется. — Ладно, давай сделаем это. Обед. Встреча за обедом.

— Обед? Ого. Это идеально.

— Обед в четверг. Никакого секса. Таким образом, мы сможем отложить обсуждение секса до аукциона, когда я выиграю тридцать дней и ночей. Как тебе это, мадемуазель Риччи?

— Идеально, — отвечаю я. Звучит идеально, все, кроме обсуждения секса. Но я сделаю то, что должна. Я поднимаюсь на ноги и одариваю его дерзкой, сексуальной улыбкой, от которой его глаза темнеют от желания.

— Идеально, — он тянется к моей руке, и когда я протягиваю ему ее, он целует ее в своей обычной манере.

Когда он отпускает меня, я дарю ему последнюю улыбку и ухожу, отведя плечи назад и высоко подняв подбородок. Его ястребиные глаза следят за мной, наблюдая за каждым моим шагом, прожигая мое тело, когда я вхожу в дверь. Даже когда я знаю, что он больше не может меня видеть, я все еще чувствую сексуально заряженный эффект его затянувшегося взгляда.

Это значит, что я на один шаг ближе к тому, где мне нужно быть. Этот мужчина, несомненно, хочет, чтобы я была в его постели. Нет никакой ошибки в том, что теперь он подсел на меня. Я должна чувствовать себя лучше, но в нем есть что-то нервирующее, почти жуткое, от чего я не могу избавиться.

Это напоминает мне о кошмарах и секретах прошлого, которые я хочу сохранить в тайне, похоронить и забыть.

Я склонна думать, что я все знаю, потому что Доминик вернулся, но это не так. Это что-то особенное в Жаке, что предупреждает меня держать голову над водой. Может быть, это потому, что он напоминает мне дядю Лукаса, человека, который носил маску, которую он показывал миру.

Обманывать такого человека, как Жак, — это играть с огнем.

Я только надеюсь, что не обожгусь.

Глава 9

Доминик

В квартире Кэндис загорается свет.

Хорошо. Она, блядь, вернулась. Самое время, блядь.

Гравий хрустит под подошвами моих ботинок, когда я вскакиваю на ноги, держа в руке бинокль.

Я поднимаю бинокль и приближаю изображение, чтобы лучше ее разглядеть, когда она появляется в окне гостиной.

Как же я печален? И кем я, черт возьми, стал?

После того бесплодного разговора, который у нас был ранее, я пришел сюда. Как какой-то тупой ублюдок, я пришел сюда, чтобы сидеть и ждать, пока она вернется со своего свидания.

Это почти смешно и было бы таковым, если бы не было чертовски жалко.

Я понял, что здание слева позволит мне лучше рассмотреть другие комнаты в ее квартире. Мой предыдущий пост просто дал мне доступ к ее кухне.

Это место все еще скрыто и находится достаточно далеко, чтобы она никогда не поверила, что за ней кто-то наблюдает.

Я подумал, что подожду и посмотрю, вернется ли она, потому что мысль о том, что она проведет ночь с Жаком Бельмоном, взбесила меня, как черта.

Теперь, когда она дома, меня озаряет мысль, что она могла бы все еще спать с ним. Возвращаться домой рано — это ничего не значит. Моя девушка могла бы быть первой женщиной в его меню на вечер. Я не знаю, что за хрень, но они все одинаковы. Деньги — это власть, а власть — это сопутствующее, на каком бы языке вы ни говорили.

Ебать.

Эта чертова мысль заставляет меня проклинать себя за то, что я не заставил Кори или кого-то еще последовать за ней.

Этого было бы вполне достаточно, чтобы соответствовать статусу сумасшедшего преследователя, которым я быстро становлюсь.

В ту ночь, когда я думал о себе как о преследователе, я на самом деле не имел этого в виду. Я не начинал это как какой-то извращенный ритуал, но посмотрите на меня. Я чувствую, что достиг нового дна. Нового уровня отчаяния, которого, как я никогда не думал, может достичь такой человек, как я. Я также сомневаюсь, что Тристан имел в виду именно это, говоря о попытке.

Обычно, если я чего-то хочу, я это беру. Неважно, женщина это или вещь.

Я — завоеватель, чистый и простой.

Но в моей броне есть трещина. Трещина, которая делает Кэндис Риччи исключением из всех правил в книге, независимо от того, кому принадлежит книга или кто ее написал вместе с сопутствующими правилами.

А вот щель: мое сердце.

Я могу быть безжалостным ублюдком, когда захочу, и быть таким же безжалостным, как мои братья, но, черт возьми, в отличие от них, мое сердце — это сила сама по себе. Я пытаюсь контролировать его с помощью видимости безразличия, но люди не дураки.

Мой отец, например, не был таким.

Когда Па решил передать бизнес и уйти на пенсию, он дал своим четырем сыновьям шанс стать боссами семьи. Быть боссом семьи — это не вопрос власти или жадности. Это баланс всего.

Вот почему был выбран Массимо.

А я с другой стороны… нет, и я никогда не был этим расстроен. Я думаю, мой отец видел в каждом из нас качества, о которых он никогда не говорил.

Когда дело дошло до меня, он знал, что мое сердце станет моим благословением и моим проклятием.